В 1944 году Москву посетил президент Торговой палаты США Эрик Джонстон. Он встретился со Сталиным, проговорил с ним два с половиной часа и заверил, что Америке понадобятся рынки сбыта продукции бурно росшей в годы войны промышленности. А потому кредит позволит СССР закупать товары из США, что в интересах обеих стран.
Американский проект кредитного соглашения, составленный с участием Гарримана, был представлен заместителю наркома внешней торговли Степанову еще 8 сентября 1944 года. В Наркомате внешней торговли его сочли – с небольшими оговорками – «в целом приемлемым». Эксперты Наркомата иностранных дел пришли к выводу, что предложенные условия «безусловно более выгодны по сравнению с условиями других кредитных соглашений, заключенных с СССР до сих пор». Микоян направил соответствующий положительный отзыв и проект постановления ГКО Сталину и Молотову. Однако 21 сентября на совещании у Молотова Председатель Госплана Вознесенский раскритиковал проект соглашения.
В результате последовавших согласований НКИД был подготовлен проект ответа американцам, где подчеркивались беспрецедентные масштабы предстоявшего послевоенного восстановления СССР. Молотов от себя дописал, что СССР будет «трудно», «невозможно» обойтись без американской помощи.
Третьего января 1945 года НКИД представил Гарриману первую официальную заявку Советского Союза на послевоенный кредит в размере 6 млрд долларов с выплатой в течение 30 лет, из расчета 2,25 % годовых. Министр финансов Генри Моргентау высказался тогда за увеличение этой суммы до 10 млрд долларов. В Москве не возражали. Не возражал и государственный департамент. Сталин пребывал в уверенности, что кредит уже у него в кармане.
Однако тогда же, в январе 1945 года Рузвельт попросил остановить проработку этого вопроса до встречи в Ялте. Сталин намекнул на кредит США в первый же вечер на Крымской конференции, пошутив, что если Рузвельт захочет пятьсот бутылок шампанского, он «предоставит их президенту в долгосрочный кредит на тридцать лет». Рузвельт сделал вид, что намек не понял и так и не поднял этой темы в ходе конференции. Сталин и Молотов тоже о ней не говорили, вероятно, считая вопрос решенным или ожидая инициативы от американского президента. А Рузвельт, вполне вероятно, решил подождать окончания войны в Европе и/или подтолкнуть СССР к войне с Японией.
В начале апреля Сталин узнал, что Экспортно-импортный банк рассматривал вопрос о предоставлении Советскому Союзу кредита в размере 1 млрд долларов, больше денег у него якобы не было. Советская сторона предложила установить 2,375 %. Однако банк отказал, сочтя ее слишком низкой. Хотя вскоре США предоставили Лондону кредит в размере 3,75 млрд долларов по ставке в 2 %.
Затем последовала известная нам история с ленд-лизом, когда американцы сначала 11 мая совсем остановили поставки, а потом возобновили их для товаров, необходимых для целей войны с Японией.
По сведениям Фейса, с 11 марта 1941 года, когда закон о ленд-лизе вступил в силу, до 30 июня 1945 года всего США израсходовали на эту программу 31,4 млрд долл. Из этих денег Великобритания получила 13,5 млрд долларов (42 % от общей суммы), СССР – 9,1 млрд (29 %), государства Африки, Ближнего Востока и Средиземноморского бассейна – 3,3 млрд, Китай и Индия – 2,2 млрд, Австралия и Новая Зеландия – 1,3 млрд, страны Латинской Америки – 0,2 млрд, остальные реципиенты – 1,5 млрд долларов. «Но дух сочувствия и щедрости, естественный для партнеров в войне и мире, исчез, – замечал Фейс. – Перспектива обширного займа и взаимной экономической помощи больше не успокаивала изношенные нервы коалиции».
Кеннан летом доказывал в записке, предназначенной для госдепартамента: «Нынешняя советская экономическая программа представляет собой милитаристскую индустриализацию, цели которой совершенно расходятся с нашими интересами, и у нашего правительства нет оснований ее поддерживать.
Единственное реальное возмещение кредитов может быть достигнуто за счет русского экспорта в США. Но даже если он возрастет по сравнению с довоенным уровнем в несколько раз, то и тогда не сможет возместить долговременных кредитов и затрат на выплату процентов».
Сентябрьский визит к Сталину сенатора Пеппера и членов специального комитета палаты представителей по послевоенной экономической политике поддержал оптимизм кремлевских обитателей в отношении кредита. «У американских гостей сложилось впечатление, что Сталин был уверен: переговоры о предоставлении кредита в шесть миллиардов долларов продвигаются в правильном направлении», – пишет Батлер.
Оптимизм был неоправданным. Делегация палаты представителей во главе с Комером по возвращении в Вашингтон, как известно (полагаю, не без участия Кеннана), представила доклад с условиями предоставления займа, которые Сталин на встрече с Гарриманом назовет «оскорбительными». Советский лидер сохранял надежду на получение американского займа, но не ценой каких-либо политических уступок.
Но оснований для такой надежды оставалось все меньше. В Вашингтоне уже думали не о том, как помочь СССР, а как ему техничнее навредить. Там крайне внимательно изучали состояние советской экономики. С 1944 года американское посольство в Москве готовило квартальные (в 1945 году – полугодовые) сводки экономического развития Советского Союза. Десятки аналитических материалов с экономической аналитикой готовил советский отдел УСС, состояние оборонной промышленности изучала военная разведка. Министерство сельского хозяйства США отслеживало советскую аграрную статистику, министерство внутренних дел предоставляло информацию о добыче полезных ископаемых, в первую очередь золота.
Когда Вторая мировая закончилась, американская разведка и дипломаты занялись обобщающими оценками экономических итогов войны для СССР и ее последствий для развития его экономического и военного потенциала СССР. И вот к каким выводам приходили.
То, что последствия были катастрофическими, сомнений не вызывало. По американским оценкам, Советский Союз потерял четверть национального богатства, больше половины мощностей выплавки стали и алюминия, добычи угля, более трети железнодорожного полотна. Прямой экономический ущерб от немецкой оккупации экономисты УСС оценивали в 20 с лишним миллиардов долларов (по данным комиссии Майского, как минимум 50 млрд).
Посольские аналитики одновременно отмечали, скорее уже с досадой, «великие достижения советского военного производства» в годы войны: «Они показывают, чего может добиться даже та страна, половина экономических ресурсов которой была захвачена врагом, если все до последнего ресурсы мобилизуются для военного производства. Хотя американская и британская помощь была важным, а по отдельным статьям и решающим фактором на Восточном фронте, факт остается фактом – подавляющая часть военной техники и оборудования, полученных Красной армией, была произведена самими русскими из своего сырья и материалов».
Заглядывая вперед, американские экономисты предсказывали большие проблемы при восстановления народного хозяйства, снижение вдвое по сравнению с довоенным уровнем промышленного производства (за исключением оборонного машиностроения), кризис транспортной системы, острую нехватку капиталовложений, резкое падение уровня жизни, ухудшение ситуации с жильем и продовольствием. То есть СССР экономически слабее, чем был в 1940 году, и еще больше отстал от Соединенных Штатов.
Но вовсе не от других ведущих государств. «Германия и Япония были полностью разгромлены, а Советский Союз вышел из войны в лучшем экономическом состоянии, чем любая из крупных стран Европы и Азии, за возможным исключением Англии». Еще больше беспокоили «огромные долгосрочные возможности СССР», к которым относили, прежде всего, созданный в годы индустриализации промышленный потенциал, достаточность природных ресурсов, образованную рабочую силу. Экономисты посольства опасались, что СССР при умелом руководстве «в ближайшие двадцать лет способен развиваться быстрее всех остальных стран и превратиться в сравнимую с Соединенными Штатами экономическую державу».
Будущую советскую экономическую стратегию в посольстве США видели в первоочередном наращивании военного производства при поддержании на минимуме жизненного уровня. В январском обзоре 1946 года говорилось, что эта «огромная задача сама по себе, требующая дальнейшей мобилизации всех ресурсов, была бы не столь масштабной, если бы СССР не сталкивался с еще одной экстренной проблемой. Советский Союз рвется к атомному оружию… Производство атомной бомбы наряду с другими амбициозными планами приведет к предельному напряжению советской экономики».
Поэтому идеи помогать Советскому Союзу экономически в Вашингтоне уже даже не возникало. И прямо говорить об этом еще не считали приличным. Придумывали разного оговорки и условия.
Так, военное командование США составляло свой список пожеланий к СССР в обмен на финансовую помощь: свобода передвижения по территории Советского Союза для военных представителей США, право транзита и базирования на советских военных объектах, отказ от требований репараций с Италии и опеки над ее бывшими колониями, право складирования военного снаряжения на советской территории и так далее. Самым наглым было требование американского флотского командования: «СССР соглашается остаться сухопутной державой и не оспаривать позиций США в Тихом океане и совместных позиций США и Великобритании в Атлантике». В Москве об этих требованиях не узнали, но нетрудно представить, какой была бы реакция, если б узнали.
Кеннан в декабре 1945 года направил Гарриману меморандум для отправки в Вашингтон в качестве позиции посольства в Москве: «Мы полагаем, что предоставлять кредит в размере 3,5 млрд долларов… было бы неразумно. Значительная часть этой суммы, вероятно, не может быть возвращена в срок, который придется продлевать.
Из анализа намерений советского правительства неясно, не будет ли в ходе дальнейшей милитаристской индустриализации СССР в послевоенный период создана военная мощь, которая, подобно тому, как это уже было в случае с Германией или Японией, будет использована против нас…