Когда подошло командование 1-го Белорусского фронта во главе с Жуковым, Сталин демонстративно «отобрал у Чуйкова рюмку, заменил ее другой – побольше. Василий Иванович чокнулся с ним и выпил залпом».
Штеменко продолжил свой рассказ: «Свою долю восторженных оваций получили и те, кому в годы войны довелось возглавлять отдельные виды наших Вооруженных сил, рода войск и важнейшие службы военного ведомства…
Вслед за тем приветствовали Председателя Президиума Верховного Совета СССР Калинина…
Аплодисментами и заздравной чарой наградили маршалов Ворошилова, Буденного и Тимошенко, главного маршала авиации Новикова, маршала бронетанковых войск Федоренко, наркома Военно-морского флота Кузнецова. Вспомнив о Генштабе, назвали Антонова и меня. Мы тоже подошли к правительству, поздоровались со всеми и выпили за нашу победу. От души аплодировал зал работникам тыла Красной армии и их неутомимому руководителю генералу армии Хрулеву.
Особо отметили заслуги деятелей науки. Они были представлены здесь Президентом Академии наук СССР В. Л. Комаровым, академиками Лысенко, Байковым, Капицей, Зелинским, Богомольцем, Обручевым, Орбели, Бардиным, Виноградовым, Мещаниновым, Прянишниковым, Мусхелишвили, Абрикосовым.
Подняли бокалы и за представителей передовой конструкторской мысли – Яковлева, Шпитального, Грабина, Токарева, Дегтярева, Симонова, Ильюшина, Микулина, Микояна, Лавочкина, Болховитинова, Швецова, Туполева, Климова.
Последний тост – „За здоровье нашего народа!“ – провозгласил И. В. Сталин».
– Не думайте, что я скажу что-нибудь необычайное. У меня самый простой, обыкновенный тост. Я бы хотел выпить за здоровье людей, у которых чинов мало и звание незавидное. За людей, которых считают «винтиками» великого государственного механизма, но без которых все мы – маршалы и командующие фронтами и армиями, говоря грубо, ни черта не стоим. Какой-либо «винтик» разладится – и кончено. Я подымаю тост за людей простых, обычных, скромных, за «винтики», которые держат в состоянии активности наш великий государственный механизм во всех отраслях науки, хозяйства и военного дела. Их очень много, имя им легион, потому что это десятки миллионов людей. Это скромные люди. Никто о них не пишет, звания у них нет, чинов мало, но это люди, которые держат нас, как основание держит вершину. Я пью за здоровье этих людей, наших уважаемых товарищей.
«Расходились мы из Кремля, когда последние лучи долгого июньского дня еще освещали главы кремлевских соборов».
27 июня 1945 года был издан Указ Президиума Верховного Совета СССР: «Верховному главнокомандующему всеми вооруженными силами СССР Сталину Иосифу Виссарионовичу присвоить высшее воинское звание – генералиссимус Советского Союза».
Подробности Константину Симонову рассказал маршал Конев: «На заседании Политбюро, где обсуждался этот вопрос, присутствовали Жуков, Василевский, я и Рокоссовский (если не ошибаюсь). Сталин сначала отказывался, но мы настойчиво выдвигали это предложение. Я дважды говорил об этом. И должен сказать, что в тот момент искренне считал это необходимым и заслуженным. Мотивировали мы тем, что по статуту русской армии полководцу, одержавшему большие победы, победоносно окончившему кампанию, присваивается такое звание.
Сталин несколько раз прерывал нас, говорил: „Садитесь“, а потом сказал о себе в третьем лице:
– Хотите присвоить товарищу Сталину генералиссимуса. Зачем это нужно товарищу Сталину? Товарищу Сталину это не нужно. Товарищ Сталин и без того имеет авторитет. Это вам нужны звания для авторитета. Товарищу Сталину не нужны никакие звания для авторитета. Подумаешь, нашли звание для товарища Сталина – генералиссимус. Чан Кайши – генералиссимус, Франко – генералиссимус. Нечего сказать, хорошая компания для товарища Сталина. Вы маршалы и я маршал, вы что, хотите меня выставить из маршалов? В какие-то генералиссимусы? Что это за звание? Переведите мне.
Пришлось тащить разные исторические книги и статуты и объяснять, что это в четвертый раз в истории русской армии после Меншикова и еще кого-то, и Суворова.
В конце концов он согласился. Но во всей этой сцене была очень характерная для поведения Сталина противоречивость: пренебрежение ко всякому блеску, ко всякому формальному чинопочитанию и в то же время чрезвычайное высокомерие, прятавшееся за той скромностью, которая паче гордыни».
Молотов позднее скажет: «Сталин жалел, что согласился на генералиссимуса… И правильно. Это перестарались Каганович, Берия… Ну и командующие настаивали… Два раза пытались ему присвоить. Первую попытку он отбил, а потом согласился и жалел об этом».
Одновременно Сталина уговаривали согласиться с присвоением ему звания Героя Советского Союза. Но здесь, свидетельствовал Молотов, Сталин проявил упорство.
«Я такого мужества не проявил, – сказал Сталин. И не взял звезду. Его только рисовали на портретах с этой звездой… Сталин носил только одну звездочку – Героя Социалистического Труда… Упорно предлагали одно время Москву переименовать в город Сталин. Очень упорно! Я возражал. Каганович предлагал… Сталин возмущался».
Так что Москва осталась Москвой.
А 7 июля вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об амнистии в связи с победой над гитлеровской Германией». Этому предшествовало рассмотрение записки Молотова и Берии в Политбюро. Там предусматривалось: «2. Поручить в декадный срок Госплану (т. Вознесенскому) и НКВД (т. Берия), в связи с освобождением из заключения по Указу об амнистии свыше 680 тысяч человек, используемых в настоящее время на работах, разработать мероприятия по сокращению плана хозяйственных работ НКВД, выполняющимися заключенными, и представить свои предложения на утверждение Совнаркома СССР».
Сам Указ об амнистии предусматривал: «в ознаменование победоносного завершения войны с гитлеровской Германией»:
«1. Освободить от наказания:
а) осужденных к лишению свободы на срок не свыше трех лет и к более мягким мерам наказания;
б) осужденных за самовольный уход с предприятий военной промышленности и других предприятий, на который распространено действие Указа Президиума Верховного Совета СССР от 26 декабря 1941 года;
в) военнослужащих, осужденных с отсрочкой исполнения приговора в порядке примечания 2 к статье 28 Уголовного кодекса РСФСР и соответствующих статей Уголовных кодексов других союзных республик…
2. Сократить наполовину остающийся срок наказания лицам, осужденным к лишению свободы на срок свыше трех лет, кроме осужденных за контрреволюционные преступления, хищения социалистической собственности (Закон от 7.VIII.1932 г.), бандитизм, фальшивомонетничество, умышленное убийство и разбой.
3. Снять судимость:
а) с осужденных к лишению свободы на срок не свыше одного года и к более мягким мерам наказания».
Победителям свойственно великодушие…
Победить Японию
Победа над Германией не прекратила Вторую мировую войну. Япония, последняя страна нацистской «оси», продолжала сопротивление.
Трумэн проводил усиленные консультации по вопросу о разгроме Японии. В середине июня военные министры и Объединенный комитет начальников штабов представили президенту на утверждение детальные планы.
«Армейский план предусматривал высадку десанта осенью 1945 года на острове Кюсю, самом южном из Японских островов, – рассказывал Трумэн. – Это должна была сделать наша 6-я армия под командованием генерала Вальтера Крюгера. Затем, примерно через четыре месяца, за первой высадкой последует второе крупное вторжение, которое будет осуществлено нашими 8-й и 10-й армиями, а затем 1-й армией, переброшенной из Европы, и в районе долины Канто близ Токио. В целом ожидалось, что поставить Японию на колени удастся поздней осенью 1946 года».
Военные действия западных союзников против Японии на суше шли довольно туго, хотя американцы методично продвигались вперед.
В начале июня сопротивление японцев на филиппинском Лусоне было сломлено. 3 июня американские морпехи заняли остров Ихеядзима к северу от Окинавы, а на следующий день высадились на самой Окинаве, где атаковали аэродром Наха. В течение десяти дней японцы фанатично оборонялись, неся большие потери. Когда американцы ворвались в пещеру, где располагались японская ставка и госпиталь, штабные работники и двести раненых солдат предпочли покончить с собой. В их числе был и командующий военно-морской базой адмирал Минору Ота.
На Окинаву 5 июня налетел тайфун, повредивший четыре американских линкора и восемь авианосцев. А линкор «Миссури» и тяжелый крейсер «Луисвилл», кроме того, получили пробоины в результате атаки камикадзе.
Американцы 8 июня продвинулись к южной оконечности Окинавы, дойдя до японских укреплений на хребте Куниси, где натолкнулись на ожесточенное сопротивление. Японцы зарылись в горах и избежали больших потерь от обстрелов артиллерии и бомбардировок напалмом, нанося при этом серьезный урон морским пехотинцам.
Наступление на оборонительные порядки японцев на юге Окинавы американцы возобновили 10 июня. Тогда же австралийские войска высадились на острове Лабуан – это стало началом наступления союзников на Северном Борнео. В ходе операции «Обоэ III» австралийцы 13 июня освободили город Бруней. На филиппинском острове Минданао 18 июня американские войска окончательно сломили организованное японское сопротивление.
В тот же день Трумэн обсудил с Грю и Объединенным комитетом начальников штабов возможность предъявления Японии ультиматума. «Грю предпочитал издать декларацию сразу же по окончании кампании на Окинаве, в то время как руководители служб считали, что нам следует подождать отказа японцев и фактического наступления наших сил вторжения, – писал Трумэн. – Тогда я решил, что декларация для Японии должна выйти на предстоящей конференции в Потсдаме. Это, как я полагал, ясно продемонстрирует Японии и всему миру, что союзники едины в своей цели. Тогда же мы могли бы узнать больше о двух важных для наших будущих усилий вопросах: об участии Советского Союза и об атомной бомбе».