[115]. Эти рамки задают и регулируют степень эксплуатации труда в обществе, выступают в качестве некого компромисса в борьбе интересов собственников средств производства и непосредственных производителей. «Установление нормального рабочего дня явилось результатом многовековой борьбы между капиталистом и рабочим». [116] Поэтому, с одной стороны, они узаконивают существующую эксплуатацию труда, с другой, задают ее границы (верхний предел), выступая в первом случае гарантом ее существования, а во втором — гарантом ее ограничения.
Способность государства регулировать степень эксплуатации труда непосредственных производителей имеет важное значение для формирования социальных условий ее преодоления. В то же время государственное ограничение эксплуатации труда (как перехода к ее преодолению) на каждом конкретно-историческом этапе развития общества имеет свои пределы. Эти пределы задаются текущим уровнем развития производительных сил общества и соответствующих им производственных отношений. Так, все докапиталистические способы производства, где основным средством производства выступала земля, характеризовались достаточно низкой долей прибавочного продукта в структуре результатов труда. Поэтому общественное развитие могло быть обеспечено лишь за счет концентрации этого прибавочного продукта в руках немногочисленной социальной группы (класса) для осуществления ею определенных общественных функций. Безусловно, практически вся история человечества демонстрирует разного рода и в разной степени злоупотребления правящей верхушкой своим общественным положением. Однако нельзя отрицать, что только через концентрацию прибавочного продукта могло при низкой производительности труда осуществляться общественное развитие, а сами политические режимы оказывались настолько долговечными, насколько полно они реализовывали общественные интересы.
Ситуация меняется с введением машин в качестве основного средства производства, поскольку появляется не только устойчивое, почти независимое от природной случайности производство прибавочного продукта, но и его доля в общественном продукте значительно возрастает, что, в свою очередь, становится условием формирования предпосылок преодоления эксплуатации труда.
2. Формирование социальных предпосылок преодоления эксплуатации труда
Разрешение противоречия между развивающимся общественным характером производства и частным нетрудовым характером присвоения становится предпосылкой преодоления эксплуатации труда. А поскольку частный нетрудовой способ присвоения базируется на отчуждении непосредственного производителя от основных средств производства, то преодоление эксплуатации труда предполагает в первую очередь его соединение со средствами производства, то есть превращение в собственника условий труда. [117]
Превращение непосредственных производителей в собственника средств производства выступает основным условием преодоления экономических форм эксплуатации труда.
Соединение непосредственных производителей с основными средствами производства, то есть превращение человека труда в собственника условий труда, предполагает отрицание нетрудового способа присвоения, а именно переход к собственности исключительно трудовой. В свою очередь надо иметь в виду, что трудовые формы собственности могут быть и частными, что снятие экономических форм эксплуатации труда не обязательно предполагает становление общественной формы собственности на основные средства производства. «Политическая экономия принципиально смешивает два очень различных рода частной собственности, из которых один основывается на собственном труде производителя, другой — на эксплуатации чужого труда. Она забывает, что последний не только составляет прямую противоположность первому, но и вырастает на его могиле»1. Этот момент приобретает особую актуальность в условиях формирования общественного способа присвоения основных средств производства.
Однако в условиях высокоразвитого общественного разделения труда труд приобретает общественный характер, поэтому частные трудовые формы собственности теряют господствующее положение, и именно становление общественной формы собственности на основные средства производства выступает предпосылкой преодоления эксплуатации труда, характеризующейся тем, что одна часть общества живет за счет безвозмездного присвоения труда другой его части. Кроме того, частная собственность на средства производства и землю, даже когда она основывается на собственном труде, в условиях современного высокообобществленного производства не дает возможности использовать громадные силы развивающегося обобществления труда и производства, которые не могут принадлежать обособленному, отдельному работнику как носителю обособленного труда и частной собственности. [118]
В настоящее время проблема возможности существования общественной собственности на основные средства производства вновь стала дискуссионной. Главным тезисом противников общественной собственности как таковой выдвигается ее якобы ничейный характер, поскольку- де средства производства выступают ограниченным ресурсом и, следовательно, обладают свойством исключаемости. «Обществу через все средства массовой информации начала навязываться идея о том, что предприятиям, основанным на государственной (общенародной) собственности, якобы имманентно присуща неэффективность в силу того, что работник такого предприятия отчужден от применяемых им средств производства, не становится хозяином произведенного продукта, собственность является «ничейной» и т.д. и т.п.» [119]. Отсюда если средства производства принадлежат всем членам общества, что и предполагает общественная собственность, то это значит, якобы, что они никому не принадлежат. Если же кто-либо завладеет данным средством производства, то он исключает (отчуждает) от него всех других, общественная собственность теряет свою сущность и становится частной.
Кроме того, получившие в настоящее время широкое распространение концепции постиндустриального (информационного, технотронного и т.п.) общества постулируют, что основной производительной силой современных обществ становится уже не материальное производство, а знания, представленные в виде информации, высоких технологий и т.п. А поскольку одним из свойств информации выступает неотчуждаемость, то считается, что общество, в котором основой производства становится информация, вступает в новую, «постиндустриальную» стадию своего развития, где доминирующей формой собственности выступает общественная форма. При этом основное противоречие между трудом и капиталом будто бы снимается. Поэтому такие общества можно считать чуть ли не социалистическими.
Помимо этого, поскольку знания и информация превращаются в важнейший ресурс производства, то контроль над этим ресурсом и возможность им распоряжаться выставляется как основа относения людей к господствующему классу [120] (хотя общественная форма собственности как равное отношение к средствам производства определяет отсутствие классового господства). Основными признаками этого «класса» становятся, во-первых, высокие стандарты образования; во-вторых, независимость от традиционого класса буржуа, поскольку могут приобретать необходимые им средства производства в личную собственность; в-третьих, это востребованность представителей данного класса в разных структурных элементах социальной иерархии и их исключительная мобильность. Утверждается, что «сегодня в развитых обществах образовался слой интеллектуальных работников, которые обладают неотчуждаемой собственностью на информацию и знание, являются равными партнерами собственников средств производства, не эксплуатируемы как класс; их деятельность мотивирована качественно новым образом». [121]
Современное производство, в самом деле, уже не может обойтись без высоких технологий, а знания стали важным элементом средств производства. Однако их роль в концепциях постиндустриального общества неоправданно абсолютизируется, поскольку базовые, биологические и социальные потребности индивиды все равно удовлетворяют не через присвоение информационных потоков, а через потребление (распредмечивание) результатов труда, созданных в материальном производстве. Сами высокие технологии направлены прежде всего на совершенствование материального производства, увеличение его экономической эффективности (то есть увеличение доли прибавочного продукта при минимальных затратах). Это значит, что, материализуясь, то есть воплощаясь в итоге в конкретном, материальном продукте труда, они как составная часть этого продукта тут же выпадают из общественной формы собственности в сфере информации и становятся объектом частного присвоения собственников средств производства. Поэтому переход к так называемому постиндустриальному обществу по сути не разрешает противоречия между частной формой присвоения результатов производства и общественным характером труда, и, соответственно, сам по себе, то есть взятый в отдельности, не является предпосылкой преодоления эксплуатации труда.
Что касается выделения особого «класса интеллектуалов» как господствующего класса постиндустриального общества, то, во-первых, несмотря на высокие стандарты своего образования представители данной группы востребуются в разных структурных элементах, а значит и уровнях социальной иерархии (что следует из третьего признака), то есть занимают разное положение в общественной системе и играют разную роль в общественной организации труда. Во-вторых, востребованность в самых разных элементах общественной системы и исключительная мобильность предполагает наемный характер их труда, 1 что ставит под сомнение независимость «класса интеллектуалов» от традиционного класса буржуа, то есть от собственников средств производства. В третьих, результаты их труда замыкаются на материальное производство и основные средства производства, а значит полезный эффект от этих результатов через увеличение производства прибавочного продукта отчуждается в пользу собственников средств производства, что отрицает тезис об отсутствии эксплуатации их труда. «Теория «постиндустриального общества» пытается подменить действительный конфликт борьбой части интеллигентов за карьеру, конкуренцией «талантливых» «компетентных» карьеристов за проникновение в высшие «страты», в элиту и конкуренцию элит — интеллигентской сварой».