. Однако указанные теоретические воззрения уже были опрокинуты реальной экономической жизнью в первые годы Советского государства — в период политики военного коммунизма (в период продразверстки), когда основной формой хозяйственных связей выступали натуральные отношения, характеризующие собой прямой продуктообмен. Эпоха военного коммунизма охватывала период с января 1919 года по март 1921 года. В этот период по существу была поставлена задача досрочной ликвидации товарно-денежных отношений в новом обществе, о переходе, по словам В.И. Ленина, к непосредственному коммунистическому производству и распределению [13]. Развивая теоретически данную идею, такие известные советские экономисты, как С.Г. Струмилин, Е.С. Варга считали, что учет общественно-необходимых затрат труда уже можно осуществлять не в денежной (стоимостной) форме, а в единицах рабочего времени как естественной меры измерения трудовых функций рабочей силы. Данные идеи как раз и находили свое отражение в натурализации хозяйственной жизни того времени, что подтверждается и некоторыми статистическими данными. Так, если в 1917 году на выплату в натуральной форме приходилось 5% заработной платы, то в 1918 году — 48%, в 1919 году — 80%, а в 1920 году — 93% [14].
После окончания гражданской войны экономика Советской России оказалась в крайне тяжелом состоянии. Чтобы активизировать хозяйственную жизнь страны, необходимо было перейти от директивных методов управления народным хозяйством к использованию косвенных методов, а с точки зрения последних перейти от натуральных отношений к стоимостным — товарно-денежным отношениям. Все это и нашло свое воплощение в так называемой Новой экономической политике (знаменитый НЭП). Точкой отсчета НЭПа считается 1921 год. Конкретно новая экономическая политика проявилась в замене продовольственной разверстки (характерной для эпохи военного коммунизма) продовольственным налогом — хлебным налогом (продналогом).
В политическом плане идея Новой экономической политики была закреплена в документах X съезда РКП(б), который состоялся 15 марта 1921 года. Вот как писал об этом В.И. Ленин: «Кризис начался, мне кажется, в феврале 1921 года. Уже весной того же года мы единогласно решили — больших разногласий по этому поводу я у нас не видел — перейти к новой экономической политике» [15].
Переход к НЭПу, оживление товарно-денежных отношений наряду с преодолением кризисных экономических явлений означал и своего рода активизацию капиталистических производственных отношений, на что прямо указывал и сам В.И. Ленин. Так, в работе «О продовольственном налоге» он писал: «Оборот есть свобода торговли, есть капитализм. Он нам полезен в той мере, в которой поможет бороться с распыленностью мелкого производителя, а до известной степени и с бюрократизмом. Меру установит практика, опыт» [16].
Активизация и расширение границ товарно-денежных отношений в Советской России, а затем и в СССР шли не только по известному классическому пути — активизации сферы торговли, но и по пути внедрения новых форм хозяйствования, в частности — по пути внедрения на производственных предприятиях (в трестах) хозяйственного расчета, чему уделял большое внимание В.И. Ленин. Он же раскрыл сущность и дал социально-экономическую оценку социалистической формы кооперации, признав тем самым наличие в экономической структуре социализма двух секторов экономики: государственного и кооперативного, а следовательно, и двух форм собственности: государственной и кооперативной. Объективно экономическая связь между указанными формами собственности могла осуществляться в рамках товарно-денежных отношений.
Учитывая социалистическую направленность развития экономики и в условиях НЭПа, Советское государство уделяло в этот период большое внимание регулированию рыночных отношений, а также сохранению в руках государства крупной промышленности и транспорта, что в конечном счете полностью себя оправдало. Несмотря на разгул в условиях НЭПа товарно-денежных (рыночных) отношений, Советское государство тем не менее оставалось социалистическим и по экономическому, и по политическому своему содержанию.
Развитие рыночных отношений в период НЭПа напрямую было связано и с проблемой оценки роли денег, с проблемой восстановления финансово-кредитной системы, которая в период так называемого военного коммунизма была по существу парализована. Решение возникшей задачи осложнялось еще и тем, что в первые годы НЭПа имело место как частичное, так и полное отрицание роли золота как всеобщего эквивалента и меры стоимости. И по этому вопросу свое весомое слово высказал В.И. Ленин, прежде всего в работе (1921 год) под названием «О значении золота теперь и после полной победы социализма», где он утверждал, что и в условиях диктатуры пролетариата (поскольку и здесь функционируют товарные отношения) золото выполняет роль денег. Однако по данной проблеме существовали и другие точки зрения. Так, уже известный в то время ученый-экономист С.Г. Струмилин предложил создать свободную от золота «товарную валюту», считая, что функцию меры стоимости успешно могут выполнить бумажные деньги. Е. Преображенский, пропагандируя так называемую «Теорию воспоминаний», считал, что роль денег выполняет не реальное, а идеальное (абстрактное) золото. Представители же старой буржуазной школы (С. Киселев, Н. Деревенко, Л. Волин, С. Первушин) наоборот указывали на непосредственную связь в период НЭПа между бумажными деньгами и золотом, отождествляя по сути переходную экономику социализма с капиталистической экономикой, что противоречило экономическим реалиям.
Такие советские экономисты как А. Леонтьев, В. Мотылев, И. Трахтенберг и другие вполне справедливо считали, что основу советских денег должно составлять золото. Все это и было учтено в денежной реформе 1922-1924 гг. Именно в это время Советским государством была введена в обращение устойчивая денежная единица — червонец, который обеспечивался на % драгоценными металлами, устойчивой иностранной валютой по золотому курсу, а также легко реализуемыми товарами. Введение в оборот червонца явилось большой удачей не только в сфере денежного обращения, но и с точки зрения развития всей переходной экономики социализма.
Начиная с 20-х годов и вплоть до разрушения СССР в экономической литературе не прекращалась дискуссия о роли закона стоимости как регулятора товарно-денежных отношений. А начиналось все с проблемы соотношения «объективного» и «субъективного» в социалистической экономике. Для многих советских экономистов закон стоимости оставался стихийным регулятором рыночных отношений. Данная проблема, с одной стороны, была связана с так называемой объективностью экономических законов социализма, с другой — с проблемой осознанного их использования посредством прежде всего планирования социалистической экономики. Определенная ясность в вопросе об объективном характере экономических законов становящегося социализма, включая и закон стоимости, появилась после дискуссий, по докладу И.И. Скворцова-Степанова «Что такое политическая экономия» в 1925 г., докладу представителя троцкисткой оппозиции Е. Преображенского «Закон ценности в Советском хозяйстве» в 1926 г., а также организованной ЦК КПСС в ноябре 1951 года дискуссии по новому макету «Учебника политической экономии». В результате вышеназванных дискуссий многие советские экономисты пришли к выводу, что и при социализме действие экономических законов носит объективный характер, что не противоречит субъективному фактору — их целенаправленному использованию посредством централизованного управления и планирования социалистической экономики.
Дискуссии по планированию социалистического производства, так же, как и об использовании товарно-денежных (рыночных) отношений, начались сразу же после свершения Октябрьской революции. Этому способствовали национализация Советской властью частной собственности на средства производства, а также введение Рабочего контроля. Отрицая сам факт национализации и введения рабочего контроля, буржуазные экономисты (А. Долгов, С. Прокопович, В. Гриневецкий, Л. Кафенгауз) категорически отрицали планирование как социально-экономическое явление, считая, что советская экономика должна развиваться в рамках стихийного частно-капиталистичекого хозяйства.
В отличие от буржуазных экономистов представители партии большевиков во главе с В.И. Лениным сразу же признали необходимость планирования национализированной экономики, о чем говорит экономическая программа состоявшегося в мае 1918 года I съезда СНХ (Советов народного хозяйства).
Вопреки буржуазным экономистам идею планирования Советской экономики твердо поддержали такие экономисты как С. Гусев, И. Скворцов-Степанов, В. Милютин. Большое значение в этом плане имела работа С. Гусева «Очередные вопросы хозяйственного строительства». Именно эта работа и была положена в основу постановления «Об едином хозяйственном плане», принятого на IX съезде РКП(б). Причем, как В.И. Ленин, так и вышеназванные экономисты считали, что планы народного хозяйства должны опираться на новую техническую базу, что и нашло отражение в плане ГОЭЛРО — первом едином плане народного хозяйства Советского государства.
Выдающуюся роль в разработке концепции планирования народного хозяйства на основе общественной собственности сыграл Г.М. Кржижановский. Этой идее Г.М. Кржижановский остался верен и в эпоху НЭПа — в эпоху оживления стихийных рыночных отношений. Именно ему В.И. Ленин поручил внести дополнения в подготовленный отчет Госплана к IX Всероссийскому съезду Советов о том, что «новая экономическая политика не меняет единого государственного хозяйственного плана и не выходит из его рамок, а меняет подход к его осуществлению» [17].
Сторонниками социалистического планирования в 20-х гг. были известные партийные и государственные деятели: Ф.Э. Дзержинский, Л.Б. Красин, В.В. Куйбышев, Г.К. Орджоникидзе, А.Д. Цюрупа, В.Я. Чубарь и другие.