Гигант вновь скрежещет каменными чреслами, его рука вздымается к небесам. Спустя мгновение, поднимается сильный ветер, и чёрная грозовая туча сбирается над его головой. В глазах его полыхнули веточки маленьких молний, и ветвистый белый росчерк ударил с небес в землю, позади каменного великана. Грянул свирепый гром, исчезла туча грозовая.
Вновь сверкнули глаза гиганта, и медленно развернувшись, он двинулся обратно к своему постаменту. Вскоре гигант взобрался на него и застыл без движения – сложив руки на груди, хмуро глядя прямо перед собой.
Минуту стояла тишина. Такая, что и ветер даже не шелестит. Словно звуки вовсе пропали из этого мира, а может, это просто после грома люди слегка оглохли.
-Ааааа! – Взвыли сразу несколько человек, оружие бросили, спинами повернулись и бежать.
Не прошло и пары минут, как на холме остались только арийские воины, даже монах в сером балахоне, прихватив полы рясы двумя руками, да быстро перебирая ногами, убегает прочь.
-Логан… - Заговорил Домен, обретший способность двигаться и осёкся – арийский король стоял без движения, с застывшим лицом, на коем не двинулся ни один мускул. Его пустые, ничего не выражавшие глаза, смотрели вдаль, словно бы не видя ничего.
-Логан! – Громко произнёс Домен и с силой тряхнул его за плечо – бесполезно. Логан остался неподвижен. Да и встряхнуть, как следует, не получилось, мышцы воина напряжены, сейчас они подобны камню.
Домен попытался встряхнуть своего короля и друга, уже двумя руками, но тот оставался в прежнем состоянии. Даже не моргнул, смотрит в никуда, словно сам в статую превратился…
Логан действительно не видел, что происходит вокруг.
Сейчас он видел нечто иное.
Когда статуя ожила, и он обратил свой взор к мечу, тот ответил – сильной эмоцией, полностью захлестнувшей взбешённый разум арийского короля.
Логан утратил способность управлять не только своим телом, но и разумом. Гнев стих, он не мог ни шевелиться, ни думать, но способность видеть ему оставили. Он понимал, что этого нет на самом деле, что он видит не то, что окружает его. Но выбора у него не было, он мог лишь смотреть.
Собственно, сейчас, когда гнев покинул его и остался лишь холодный бездушный разум, он был не против того, что бы смотреть. В каком-то смысле, ему даже было интересно, ибо то, что он видел сейчас, было его собственными воспоминаниями, но воспринятыми как-то иначе, словно бы его глазами тогда, смотрел кто-то ещё. Наверное, так оно и было, и та память разделена с кем-то ещё – с кем? Пустой вопрос, практически сразу понял он. С тем разделена память его, кто и сотворил эту иллюзию, с тем, кто заставил каменного мужика сойти со своего постамента.
Он видел войну за Сабас – давно минувшие дни, о которых почти забыл. Не так много там было интересных и славных битв, что б долго их помнить. Пред его мысленным взором воспоминания пронеслись чередой спутанных картинок, редко связанных между собой – это было то, что интересным посчитал Чёрный меч павшего Бога…, меч ответил на эту мысль. Он не был мечом Бога, он не был ничьим мечом. Он сам решал, в чьих руках он будет нести смерть и разрушение. Только Меч решал, останется он в руках живого существа или же отправится дальше…
Логан вдруг понял, что Чёрный меч мог подчинить его себе в любую минуту. Мог в два счёта разрушить его разум, личность, всё, чем был арийский король и превратить его тело в куклу, которой мог бы легко управлять. Удивительно, но меч мог так поступить ещё в Чёрном Ганге. Более того, он мог так поступить и с павшим Богом Агаменноном, с коим вместе был заключён в склепе.
Конечно, Логан прекрасно понимал, что никакого Бога в том склепе не было – то была иллюзия, в лучшем случае, там был заперт какой-то особо мерзкий и извращённый магией колдун, отчего и стал он таким страшным уродом с бело-серой кожей. Тут уж и вороне понятно всё будет.
Эти размышления немного исказили то, что сейчас видел Логан, словно меч растерялся. Видимо так и было, потому что на миг он увидел грозный лик уродливого колдуна, как-то сумевшего наколдовать себе высокий рост и сильные мышцы…
Образ померк и рассеялся, осталась на миг эмоция, кажется, удивление, с чуточкой восхищённого любопытства, а затем меч вернулся к тому, с чего начал.
Он снова поведал ему, через образы и эмоции о том, что легко может разрушить его волю и подчинить себе. Что, конечно же, грязная ложь, чего ещё ждать от колдовского клинка?
Снова растерялось незримое нечто, живущее в заколдованном металле, но длилось это недолго.
Меч объяснил, что не стал прилагать больше усилий, чем Логан мог выдержать безопасно для себя, что-то заставило его поступить так, остановиться и стать оружием арийского короля. Но что именно? Меч не собирался прояснять ситуацию – сейчас он был сосредоточен только на одном.
Меч пытался ему сказать нечто более важное. Образа и эмоции вернулись вновь.
Закончилась война за Сабас - Святая Война, как называли её крестьяне. Логан увидел белокаменную статую – её поставили в его честь они же, крестьяне Сабаса.
Ариец, в своём неизменном жилете с мечом за спиной, сидел на постаменте и задумчиво смотрел вдаль – именно эту статую он не любил больше всего. Но разрушать не стал - её построили Свободные, а не рабы Славного города. Он мог бы повелеть снести эти статуи и его приказ выполнили бы без колебаний, но воины не поняли бы его действий и не согласились бы с ними. Они были бы возмущены подобным приказом. Дела Свободных, пока они платят двадцатину, это дела только Свободных и воин Славного города не должен о них даже задумываться, дабы не позорить своего имени, не то, что в эти дела вмешиваться. Его дело меч и битва, его дело это процветание Славного города. В кусках камня любой формы, ни славы, ни чести нет, только камень.
Вот если бы камня не хватало на строительство новой комнаты в Малом городе или в Наре, например, для возведения нового туалета или спального места для юношей и воинов, тогда совсем другое дело – статуя она ведь стоит, пыль собирает толку ноль, а комнаты и туалеты дело нужное и необходимое. Статуя близко, каменоломня далеко, комнаты нужны сейчас – тут всё очевидно, нужно ломать бесполезную никому не нужную статую и использовать для дела, естественно, уплатив Свободным, за изъятый камень или включив его в будущую двадцатину. Но сносить статую, просто потому что это статуя?
Слаб и глуп тот воин, коего беспокоят столь пустые глупости как каменные мужики и бабы.
Он снова увидел статую – ту, что сошла с постамента, увидел, как она изменилась, приняв его облик, как взошла обратно на постамент.
А дальше все картинки обрели странный, искажённый, неестественный вид. Он не сразу понял, что они собраны из частей различных, но его собственных воспоминаний.
Логан увидел двор крепости Орхус, где он и его сородичи воспитали воинов, ставших учителями для юношей Малого города Нара. Только теперь во дворе стояли монахи Валлии. Всё вокруг пропитывали всполохи чёрного и золотого цветов. Они сильно мешали смотреть, но ничего не поделаешь – меч видел так. И, кажется, это сильно упрощенное видение. Что-то подсказывало Логану, что мечу легко смотреть его глазами, а вот наоборот уже не получится. Посмотрев зрением Чёрного меча, он просто не сможет понять, что видит, даже если будет смотреть всего лишь на пустой стол. Из чего возникает закономерный вопрос – этот меч, что он такое на самом деле?
Ответа Логан не получил. Этот вопрос был проигнорирован, а может быть, просто не понятен для того, чем был Чёрный меч, прежде висевший на поясе древнего и могучего колдуна Агаменнона. А кем ещё он мог быть? Богов не бывает. Есть только каменные мужики и бабы, да хитрые колдуны.
За его спиной, во дворе Орхуса, стояла та же ожившая статуя с его лицом, прежде бывшая монументом в честь Бога небес Каила. Монахи стояли перед ней на коленях и слушали.
Каменный мужик в образе Логана, что-то им говорил, а они внимали покорно…
На миг картинка сменилась – он вновь увидел Марса, тот день, когда слушал его рассказ о Валлии, о битвах на её аренах, о том, что люди посчитали Марса воплощением своего божества.
Вновь двор крепости Орхус, вновь монахи, но теперь он слышит и свой голос, словно бы издалека, но слова разобрать можно. Речь смазанная, обрывистая, словно все слова там, составлены из разных высказываний, сделанных в разные времена.
Логан из видения, говорил, естественно, не о погоде. Он давал указания монахам.
-Всё будет сделано Воплощённый Каил. Всё будет сделано. – С бесконечным благоговением и чуточкой ужаса в голосе и лице, молвит монах.
Он видит площадь, это город – кажется, центр Сабы или Тобу, сложно сказать. Группа монахов вещает людям о том, что повелел им сделать Господь, воплотившийся в смертном человеке.
Вновь двор крепости и множество молодых крепких мужчин тренируются там с оружием в руках, среди них снуют монахи, читают молитвы, кропят освящённой водой оружие, мужчин, их одежду и песок под их ногами. Монахи говорят что-то о Небесных Садах, вечной жизни на небесах – обычное враньё для слабых тел, пристанищ опозоренных и жалких душ, прекрасно понимавших, что чести погребального костра им не заслужить даже чудом.
Двор исчезает, перед ним раскинулось поле, укрытое густой зелёной травой.
С одной стороны замерли те мужчины, что тренировались в крепости – их доспехи нарядны и украшены ленточками, они стоят на коленях и молятся, готовясь к схватке, которую многие из них не переживут. Монахи Валлии среди них, но лишь некоторые из них идут в бой, остальные читают молитвы, вознося их небесам с которых впервые за многие столетия спустился сам Каил. Иногда они падают на колени и тянут руки в сторону второго войска – туда, где виден Он. Воплощённый Каил, Господь, обретший плоть и желающий испытать их силу и храбрость, их веру и стойкость.
В Святом сражении, где Небесная Вечность обещана чистым душой и сердцем, уверовавшим беззаветно – нельзя отступать, нельзя проявить трусости и сла