Каким-то образом, он запомнил каждое слово, каждую интонацию песенки, которую слышал краем уха и тогда не мог разобрать большей части слов. А теперь он помнил песенку от и до, с первого слова, до последней буквы. Это было очень странно, но всё же не настолько, как всё остальное.
На второй день пути, Арагон, повинуясь какой-то невнятной, не до конца осознанной мысли, а может просто чувству, поднялся на ноги и решительно двинулся вперёд. К самому носу корабля, где из корпуса, вперёд выдавался длинный тонкий шпиль, расположенный чуть ниже пояса резной фигуры, установленной на носовой части корпуса корабля. Не важно, что именно изображал шпиль, важно, что он был тонким, чуть шире его ступни и выдавался вперёд примерно на два метра.
Арагон прошёл по шпилю до конца и замер там, в шаге от морской пучины, разрезаемой килем быстро двигавшегося корабля. Он посмотрел вниз. Сложил руки на груди и замер там, на тонкой жёрдочке, что отделала его от падения вниз и сильнейшего удара о киль. Даже если ударом ему не расколет череп, вода утащит вниз, под корабль, и он просто не сумеет выплыть оттуда…, он не ощутил почти ничего. Лёгкий страх, исчезнувший мгновенно и, самое главное – исчезнувший неправильно.
Страх – это оружие. Его легко превратить в гнев, в боевую ярость. Но сейчас страх не стал ничем, он просто исчез, от одного мимолётного усилия воли.
Арагон простоял там несколько часов. Корабль двигался по волнам, и его движение не было ровным или плавным. Удержаться на этом шпиле не потеряв равновесие, без помощи колдовства, не смог бы никто. Разве что странные воины воспитанные ледяным королём, про которых ещё и не до конца понятно, толи они просто очень ловкие, толи тут колдовством попахивает. Но и они вряд ли смогли бы это сделать так, как делал сейчас Арагон. Он не сосредоточился, не балансировал на этом шпиле, он просто стоял на нём и не ощущал никаких неудобств. Его тело словно бы само удерживало равновесие. Он даже начал вполголоса напевать одну из боевых песен – это казалось таким простым, даже естественным, что…, в итоге ему стало жутко, по спине побежали мурашки и Арагон вернулся на нос корабля. Там он снова сел на край борта и до самого вечера просто смотрел вперёд.
Оставшуюся часть пути он часто размышлял, прислушиваясь к своему телу. Оно сильно изменилось. Вроде бы всё так же, как и раньше. А вроде бы и нет.
Как-то вечером, он оттянул ремень штанов и глянул вниз – почти как раньше, но, кажется, чуть-чуть больше, чем раньше.
-Хоть что-то хорошее… - Проворчал он, оставив свои штаны в покое.
Хоть что-то – увы, это не слишком успокаивало. Он стал лучше видеть, его память работала как часы, ему стало намного проще думать – шутка ли! От мыслей практически не болела голова!
Это было удивительно и немного пугало. Оказывается, можно долго думать и не испытывать никакого дискомфорта! Просто невероятно, но что в том хорошего? От долгих мыслей прока мало. От доброго меча, пользы куда как больше.
Да. Добрый меч – он стал сильнее физически, он стал быстрее, теперь он лучше владел своим мечом. Не потому что он сильный, не потому что он с трудом и упорством, доказав свою силу, стал лучше и сильнее, а лишь потому, что его коснулась отравляющая всё вокруг, поганая магия неизвестно какого колдуна, ещё и посмевшего забрать у него славную, достойную смерть.
От таких мыслей Арагон неизменно впадал в ярость – легко впадал и легко же эта ярость исчезала.
А это беспокоило уже по-настоящему. Если его эмоции стали столь слабы и пусты, чего стоит тогда его боевое безумие? Он вообще может в него теперь впадать или колдун отобрал у него и это?
От скуки и ради проверки своего предположения, Арагон решил проявить благородство.
Настоящее, почти бескорыстное благородство.
Он выбрал самых сильных мужчин из рабов и раздал им лучшее оружие, какое нашёл на корабле. Потом поздравил с событием этим и напомнил всем, что они просто жалкие рабы, коих от погребения в земле почти ничто спасти не сможет. Ни каменные мужики, ни их бесконечная трусость. Добавил, что они все, на самом деле, трусливые женщины. Что б эффект закрепить презрительно сплюнул и заявил, что будет всю ночь спать у бочек с яблоками, что стоят посреди палубы, за одной из мачт.
Ночью он там спать и лёг.
До самого полудня следующего дня он торчал у той самой мачты и ждал - ну когда же его придут убивать взбунтовавшиеся, до зубов вооружённые рабы?
Никто не пришёл.
В бешенстве и расстройстве глубоко, Арагон ушёл в каюту капитана, коего на днях пригвоздил саблей к стене и наконец уснул, всё же не оставляя надежды, что они придут за его головой. Потому дверь и оставил настежь распахнутой.
Но так никто и не пришёл его убивать.
В общем, морское путешествие оказалось на редкость скучным и изматывающим.
Единственное что немного скрасило путь – несколько привлекательных и горделивых рабынь, поначалу отлынивающих от работы. По какой-то причине, на которую Арагону было глубоко плевать, другие рабы старались делать всё за этих девушек. Возможно, причина в их более-менее целой, хотя и грязной одежде. Этих девушек пираты явно не трогали так, как некоторых других, носивших на себе, по сути, рваные остатки былого великолепия своих нарядов. Возможно, эти девушки, были какими-то важными дамами благородного происхождения – не важно. Женщина есть женщина.
К концу путешествия все благородные дамы познакомились с арийской пощёчиной и познали участь дам не столь благородных как они, что настигала и их в этой не простой ситуации.
Когда на горизонте показался берег, уже не осталось на корабле ни одной симпатичной женщины, что не была бы вынуждена разделить ложе с арийцем – особо делать на корабле нечего, так что, для девушек, увы, а для арийца – радости час и, как ни странно, большое удивление.
Дело в том, что в этом плане тоже наступили странные изменения и удивительные и приятные, и в то же время пугающие. Ариец, в какой-то момент понял, что он может этим делом заниматься практически постоянно. Передышка десять минут и он снова готов к баталиям, где меч не из металла, а врагов, по сути, и нет. Конкретно это было и удивительно и приятно.
А вот то, что он мог усилием воли заставить себя не желать никакой женщины и физически и морально, это, не совсем ясно почему, но немного пугало его. Но ещё больше пугало, когда свой невнятный инстинктивный страх, он мог подавить таким же кратким усилием воли.
Эмоции – незримое оружие любого воителя, каковое использовать учатся годами. И он умел это делать, не лучше многих своих собратьев, но и не хуже. За это умение отданы годы усилий, пролито не мало собственной и чужой крови, пережито множество травм. И что теперь? А всё пустое, его умение, больше не нужно, в нём нет смысла, его больше нельзя применить. Его эмоции, из своенравного, могущественного оружия превратились…, в…, почему-то, ему на ум приходило только сравнение со Свободной, очень гулящей женщиной, которая это дело использовала для получения золотых монет. Хочется не хочется, а когда надо в дело оно и…
Лучше не заходить в своих мыслях так далеко. И ведь голова больше не болит – нет ничего, что естественным образом могло бы прекратить эти пустые и позорные мысли. Поганый колдун…
В конце концов, Арагон понял, что колдуна, посмевшего так жестоко его изуродовать, он убить должен обязательно – то, что сотворили над ним, не может не быть отмщено. Он обязан, даже если на поиски мерзкого колдуна уйдёт вся его жизнь.
Вопрос лишь в том, как колдуна найти? Ответа у него не было.
Из всех женщин на корабле, лишь одна так и не узнала каковы арийские объятья и каково ложе сына Славного города Тара.
Алая Тиала, на все его предложения по делу этому самому, неизменно краснела, гордо подбородок вскидывала, отказом отвечала и, иногда, хваталась за рукоять меча. Что впрочем, совершенно напрасно – Алая есть Алая. Её нельзя просто взять. Алая должна разрешить, дабы её душа и так потрёпанная судьбой, не была унижена ещё больше, чем жизнью в неправильном теле.
Она этого не понимала, а Арагон не стал объяснять – когда-нибудь, она всё поймёт и сама, нет смысла тратить на это время. Но всё же он, не сдавался и не меньше трёх раз в день предлагал девушке совершить важный и приятный акт, не совсем приличного характера.
В итоге девушка стала отлынивать от работы на корабле и избегать арийского воина.
Но он всё равно не сдавался – искал её, находил, предложение делал и опять уходил, получив отказ. В основном отказ в вежливой форме. Потому что Тиала старалась сохранять самообладание, свой отказ высказывая. Потому что раз на пятый, она не сдержалась и позволила себе резкий, гневный ответ, приведший к долгой беседе с командиром Арагоном, в которой он подробно объяснял, почему им нужно разделить ложе. Рассказывал о силе потомков Алых и арийских воинов, о том, какой сильный получится у них малыш, какой он будет замечательный воин. О силе и доблести воинов Тара подробно рассказал, но не о той, что на поле боя повергает врагов в ужас, а о той, что заставляет женщину трепетать в безумном экстазе под воином арийским на ложе его…
В общем, подробностей и пространных объяснений с кучей аргументов, не всегда приличных, но анатомически верных, ей хватило и в первый раз.
Кхнеку от командира тоже досталось, но по другой причине.
-Мы отомстим Кхнек! Мы обязательно отомстим! – Говорил ариец, чуть ли не каждый раз, как видел юношу. Положит руку на плечо и смотрит сочувственно ему в глаза. Словно болен Кхнек смертельно и жизнь ему уже не в радость, и кто-то конкретный в этом виноват. И обещает ариец значит, жестоко этого негодяя покарать. Но за что? Он спросил. Ариец покачал головой и с тоской в голосе своём, ответил. – Он забрал твой разум Кхнек. Ты стал глуп. И за это он тоже ответит.
В общем, Кхнек тоже старался лишний раз на глаза командиру не попадаться. Ему хватало того, что он не помнит ничего о себе, кроме имени, а тут ещё такие загадки – о чём говорит командир и почему Кхнек заслужил сочувствие и почему нужно мстить? Кто ж его знает…, но что-то ариец знал, а в купе с ощущением, что он должен следовать за ним и подчиняться, хватило с лихвой. Редкие мысли о том, что бы покинуть корабль и следовать своим путём, едва они пристанут к берегу, исчезали из его головы, не успев путём возникнуть.