Арийцы в уныние не впали, бежать естественно никуда не собирались.
Прежде всего, намётанным глазом, они оценили стоимость доспехов. Потом до них дошло, насколько опасная предстоит битва и что станет она в разы опасней, если под доспехом действительно сильные воины. А такое осознание, естественно, не могло не порадовать любого арийского воителя, особенно, если воитель тот настолько стар - хотя и молоды телом они, всё же, за их плечами остались десятки лет. В нормальной для Тара ситуации и Логан и Домен, давно были уже приняли свою смерть от рук достойных врагом, коими, если таковых нет, всегда может стать множество врагов, бросившихся в битву толпой, против одного арийца. Ведь достойная битва, определяется не только числом врагов, не их воинским мастерством, а той угрозой, что они представляют для своего противника. Один могучий воин, вполне может быть заменён десятком другим воинов попроще – разница не велика, не совсем очевидна, хотя и присутствует. Один достойный противник - это имя, которое следует запомнить, если в живых после боя останешься ты. Это слава, которая гремит по миру, вместе с именем погибшего врага. В такой битве, кроется больше боевой славы, больше чести, но, в основном, для врага. Если он сражался один и оказался достоин.
С двумя десятком слабых, этого уже не будет. Столько имён просто запомнить-то совсем не просто, да и опозоришься только, запоминая имена слабых, чего уж говорить обо всём остальном.
Арийцы двинулись навстречу своим новым врагам, расходясь в стороны, друг от друга. Рыцари поступили так же, сейчас определив, кто с кем будет сражаться.
Логан ускорил свой шаг, побежал к противнику, занося меч для первого удара. В его руках громадный двуручник, что против тяжёлых доспехов рыцарских, хуже топора или кистеня, но всё же лучше чем обычный меч. Клинок двуручника тяжёл, он, даже если не разрубит броню, ударит с такой силой, что противнику сломает кости – естественно, лишь в том случае, если удар наносится в нужное место, туда, где лезвие не соскользнёт с выпуклой, гладкой поверхности. Впрочем, немногие арийцы без особой к тому нужды, стали бы орудовать двуручным мечом против рыцаря именно так – доспехи это тоже ценный трофей. Если противник недостаточно ловок, предпочтительнее бить в сочленения, а ещё лучше сбить шлем и разрубить голову. И славная победа будет и ценный трофей.
Домен двигался так же шагом – его мечи не смогут навредить подобной броне. В его случае выбора нет, ибо бессмысленно рубить стальной панцирь, только лезвия мечей затупит и всё.
Рыцари, отличавшиеся весьма высоким для Катхена ростом, сошлись в битве с арийскими воителями, чей рост для Катхена считался и вовсе великанским.
Логан, разбежавшись, высоко подпрыгнул и, взяв меч двумя руками, широко размахнувшись в прыжке, опустил огромный клинок на голову своего врага. Ответить ударом меча на такой прыжок, рыцарь не мог – только с целью самоубийства, ибо его меч мог и не достигнуть цели, а вот меч арийца угодит точно по голове или плечу. Он мог бы отскочить в сторону – это было бы лучшим выбором.
Но рыцарь предпочёл поступить иначе – не разумно, даже глупо, ведь он видел, с кем сражается, видел, насколько силён его противник. Однако он поступил именно так – упёр ноги в почву и выставил щит под удар двуручного клинка. При этом руку с мечом, рыцарь отвёл в сторону и назад, словно готовясь мгновенно нанести сильный колющий удар, едва щит примет на себя меч противника.
По пустынной, мёртвой равнине разнёсся звон металла и яростный рык арийца. Его меч опустился точно на щит, и теперь рыцарь осознал свою ошибку. Сила удара была такова, что его отшатнуло немного назад, а рука, державшая щит, утратила чувствительность, её пронзила боль…, так должно было быть. На мгновение, каким бы сильным и умелым не был этот рыцарь, но хотя бы на краткую долю секунды, он должен был ощутить боль в руке, что не позволила бы ему мгновенно ответить выпадом собственного меча. Однако рыцарь не издал ни звука. Да, его отшатнуло, да, он не сумел исполнить задуманное в полной мере, но и только – щит убран в сторону и стремительный выпад отправляет острие меча в грудь арийского короля. Логан отскочил в сторону – будь удар по щиту хоть немного слабее, рыцаря не сдвинуло бы с места и этот выпад смог бы завершиться, пронзив грудь арийца. Органов бы не задел, убить не убил, но серьёзная рана осталась бы как пить дать.
Последовал обмен мощными, короткими ударами и воины разошлись немного в стороны, неотрывно глядя друг другу в глаза – Логан смотрел в прорезь шлема, в которых, как ему показалось, он всё-таки заметил блеск холодных глаз своего противника.
Передышка длилась всего несколько мгновений, воины вновь сошлись, нанося удары и отражая их. Логан перехватил меч за рукоять и нижнюю часть лезвия – это позволяло использовать друручник на ближней дистанции почти так же эффективно, как и на любой другой. Лезвие не повредило его пальцев – чёрный меч слегка изменился, лезвие, на полметра от гарды утратило очертания, оплыло, и когда Логан ухватился за него пальцами, лезвия там уже не было. Из полноценного двуручника, меч превратился в половинный, как его называли по ту сторону Великих гор.
На подобное деяние своего колдовского оружия, Логан не оскорбился – это была, чуть ли ни единственная магия меча, которую он не посчитал оскорбительной или позорной для себя. Усилие воли и меч изменял себя в угоду своему владельцу.
Когда меч впервые так поступил много лет назад в битве на краю Великих гор, Логан возмутился, но, предавшись размышлениям, всё же счёл, что эта магия допустима. Дело в том, что он мог бы без особых проблем носить два двуручных меча – половинный и обычный. Сменять их в бою было бы неудобно, но он мог бы это сделать самостоятельно. Он мог бы носить латную или кольчужную перчатку и использовать обычный двуручник равно как собственно обычный и как половинный – перчатка защитила бы ладонь от порезов или потери пальцев. Но зачем эти мелкие неудобства, если меч сам может превращаться из обычного в половинный и обратно? Эти неудобства не доказывают силу, с ними справится даже физически сильная женщина.
В том, что бы их преодолевать, нет ни чести, ни славы, одни лишь проблемы и препятствия на пути к боевой славе и боевым трофеям.
А посему Логан принял эту магию меча, без слишком долгих раздумий и с тех пор пользовался ею регулярно, а ныне это получалось и вовсе автоматически. Меч буквально предугадывал, когда нужно стать обычным двуручным орудием смерти, а когда половинным. Вот и сейчас, едва сошлись рыцарь и ариец в достаточно близком бою, как меч обратил своё лезвие в половинное.
Рыцарь сражался искусно и ловко. Его меч разил, словно живая змея, его щит не был просто куском металла, коим надо прикрывать свои чресла – Логан понял это собственными зубами.
Ариец ударил лезвием, словно бы копьём, целясь в сложную цель – прорезь шлема. Острие прошло мимо, врезалось в нижнюю часть забрала. Буквально в тот же миг, левая рука рыцаря поднялась, развернулась, и Логан не успел среагировать. Верхняя кромка щита с хрустом врезалась в челюсть. Ариец взвыл от боли и гнева, отскочил в сторону и, используя энергию собственного прыжка, ухватил меч двумя руками, развернулся вокруг своей оси и, почти не видя, куда бьёт, обрушил клинок секущим ударом туда, где только что стоял. Лезвие, с протяжным звоном и гулом, врезалось в бок рыцаря, отбросив его в сторону. Ариец не ошибся – увидев спину противника, рыцарь тут же ринулся за ним и оказался ровно там, куда пришёлся удар меча.
Противники разошлись, злобно взирая друг на друга, крепко сжимая рукояти своих мечей.
Этот бой будет долгим – рыцарь не столь силён в бою не мечах, но он с лихвой компенсирует недостатки доспехами и щитом. А его физическая сила, почти ничем не уступает силе арийца.
Чёрный меч, эмоциями и образами, переданными в разум арийца, осторожно намекнул, что для него эти доспехи и щиты там всякие, всё равно, что бумага. Чёрный меч мог разрубить их одним касанием, даже не надо бить сильно – просто прикоснуться лезвием к металлу и всё, он треснет подобно яичной скорлупе. Нужно только пожелать и чёрный меч, в мгновение ока превратится в оружие, какое не остановит ничто в этом мире. Логан ответил яростным рёвом и вспышкой бешенства, он полностью отрицал саму возможность такого действия. Его противник сильный, могучий воин, а он сын Славного города Тара…, не раз уже вынужденный приносить доказательства силы, после того, как покинул стены Малого города. Да, за его спиной остались позорные поступки, право на которые, он доказал своей стойкостью, своей силой, а сильный, как известно, может совершить то, что позорит его имя. Но каждый раз, каждый такой позорный поступок, говорит только о двух вещах – в душе воина зреет слабость, что однажды, может сожрать его без остатка. И второе – однажды, он просто не сможет найти способа доказать свою силу, ведь каждый позорный поступок, требует всё больших свершений, всё большей силы. У всего есть предел и у позора тоже. А отправиться на погребальный костёр, опозорив себя и не сумев принести доказательства силы, стирающее позор с его имени, не лучшая судьба, ведь в следующей жизни, какое тело займёт душа, униженная и искалеченная слабостью своего владельца? Повезёт ещё, если тело хотя бы человеческое будет…
С другой стороны – смерть в попытке принести доказательство силы, сама по себе является доказательством силы. Конечно, если смерть была достойной, подходящей тому, кто её принял…
В общем, инициатива колдовского меча с треском провалилась, а рыцарь и арийский воитель, сошлись для нового обмена свирепыми ударами.
Рыцарь старался не подпускать арийца близко, он изменил свою тактику, словно бы теперь пытаясь измотать своего врага или выжидая, когда тот ошибётся. Этот противник не был тупым мертвецом, но был ли он человеком или порождением колдовства?
Ответ на этот вопрос был получен спустя несколько минут схватки.
Дела Домена, в это время, шли не лучше. Он осыпал противника градом ударов, по максимуму используя своё преимущество в подвижности и оружии. Мастер меча, каковым являлся ариец, превосходил рыцаря вооружённого топором в скорости, он был гораздо подвижнее. Ариец постоянно смещался в стороны, нанося удар за ударом. Какие-то из ударов, служили лишь отвлекающим манёвром, призванным заставить рыцаря развернуться или ответить выпадом в нужное Домену время и место. Другие стали колющими выпадами, нацеленными в уязвимые места рыцарской брони. Но ни один из выпадов, не увенчался успехом. Рыцарь искусно владел своим оружием, отражая большую часть атак. И, несмотря на тяжесть доспехов, на то, что они сковывали его движения, рыцарь перемещался быстрее, чем любой воин в подобном доспехе, с коим Домену доводилось сражаться прежде. Острие меча, секущие удары, что рыцарь не смог остановить, обрушивались на металл доспеха, не причиняя ему никакого вреда. Домен, с начала боя пытавшийся держать свою ярость в узде – не тот это бой, где бешенство стоит отпускать без всякого контроля, чувствовал, что безумие ярости захватывает его разум. Постепенно, шаг за шагом, но он утрачивал контроль над собой, его атаки становились всё более свирепыми, быстрыми и не всегда точными. Теперь рыцарь не мог атаковать сам, он едва успевал отражать атаки своего противника и медленно пятился назад. Однако не то, что убить, даже ранить его, Домен не мог.