Доспехи замедляли движения, но недаром рыцарь отдал за них столько золота – замедляли, но лишь едва-едва. Не будь на нём брони, наверное…, ещё один удар он пропустил и, от резкой боли пронзившей плечо, кинжал выпал из его пальцев. Рыцарь отскочил в сторону, его противник замер на месте, скаля крепкие белые зубы. С него катился пот, лицо раскраснелось, в покрасневших глазах бешенство, но не только – на этом лице, охваченного настоящим безумием человека, рыцарь видел несравненное удовольствие, словно чужеземец искренне наслаждался боем. Словно он не мог умереть в бою, словно всё это для него лишь игра, лишь способ получать удовольствие…
За спиной арийца проскочила лошадь, но он слишком увлёкся своим противником, оказавшимся настолько умелым воином, что практически все атаки либо отразил, либо увернулся от них – и это в тяжёлой рыцарской броне, без щита, вооруженный, так же как и сам ариец. Этот рыцарь, был достоин смерти от арийского клинка - любой ариец счёл бы за честь убить этого рыцаря или пасть от его руки.
Убить, конечно, предпочтительнее.
Но желательно так, чтобы не сильно повредить доспех, ведь доспех всегда можно выгодно продать. А трофей, пусть и не так важен, как воинская слава и лицо воина, но всё-таки, трофеи можно в золото превратить, а вот славу и честь, к сожалению, нет.
Арагон слишком увлёкся схваткой с достойным и забыл о тех, кого убить мог за две секунды – один из таких проскочил за спиной. Конный воин не упустил своего шанса и нанёс удар в открытую спину, затянутую лишь тонкой курткой из чёрной, плотной кожи. Такой удар, да полуторным мечом, сделанным как раз для подобных ударов, должен был сразить наповал любого человека, даже арийца. Тяжёлое острое лезвие врезалось в спину, и должно было легко рассечь и куртку, и кожу и плоть, дойдя до самого позвоночника. Но, отчего-то, странная эта куртка, вроде просто из кожи, сдержала большую часть удара, лезвие оставило лишь глубокий порез. Особо удивиться воин не успел – его жертва взревела раненным быком и нанесла удар мечом – впустую, конный воин уже проскочил мимо.
Не беда, на такой случай под рукой имелся хороший острый кинжал.
Ариец швырнул кинжал изо всех сил. Лезвие пробило кольчугу, войдя в тело точно между лопаток. Конный воин свалился вперёд, на шею своего скакуна, да выпустив поводья. Лошадь, ощутив свободу, ринулась прочь – вполне ожидаемое поведение местных боевых скакунов. Лошади Катхена, не умели сражаться, они только чтоб на них ездить. Арийцам до сих пор это казалось странным. Ладно, конный удар рыцарей с копьями, это ещё можно понять. Но зачем сражаться на лошади, если битва перешла врукопашную? Лошади Катхена, сражаться не умеют – потому-то, наверное, на них столько железа рыцари и вешают. Бесполезная скотина стоит столбом, но всадник получает преимущество в виде высоты, а коня врагам убить сложно. Может в этом всё дело…
Рыцарь не упустил своего – честь честью, а когда все правила и формальности соблюдены, как бы уже не до того. Речь-то о жизни идёт. Причём собственной, а не кого-то там не пойми, откуда и где.
Рыцарь бросился вперёд, впервые получив возможность перейти в наступление. К сожалению, это ему не слишком помогло. От первого удара, призванного отсечь арийцу голову тот увернулся буквально инстинктивно – сам не понял, просто ощутил опасность и пригнулся. Лезвие пролетело над головой, но от кинжала он уйти уже не успел. Лезвие пробило кожаную куртку арийской работы, правда, не там, куда целился рыцарь. Вместо сердца врага, острие пробило плечо.
Взревев от боли и ярости, Арагон выронил меч – всё равно, в такой близости, им воспользоваться было трудно. Обхватил голову противника правой рукой и со всей силы врезал кулаком левой руки.
Один раз врезал, второй, третий, разбивая кожу на казанках и от боли своих же ударов, зверея ещё сильнее. Ариец бил и бил, пока противник не выскользнул из его хватки, уже успев уронить наземь и кинжал и меч.
Рыцарь отступал, тряся головой и пытаясь снять шлем – поразительно, но лицевая пластина слегка деформировалась от ударов кулаком, и забрало шлема заклинило наглухо. Прорези для глаз съехали в сторону, теперь он видел мир слишком плохо. Да, плохо видел он мир, это жаль. Но недолго, это, наверное, плюс.
Он услышал свирепый рёв, что-то мелькнуло впереди, а затем он упал на спину. Голова откинулась назад, на краткий миг открыв узкий зазор между шлемом и воротником нагрудника. Этого оказалось достаточно. Лезвие врезалось в шею и пробило голову насквозь, ударившись острием о внутреннюю часть шлема, после чего прочно застряло в ране.
Выпрямившись над телом поверженного и достойного врага, ариец издал громогласный рёв – он победил. Правда, остался без оружия. Кинжал уехал куда-то в степь в спине чьей-то, а меч крепко застрял зажатый костями, мозгом и металлом доспеха имперского рыцаря. Впрочем, это не имело значения – мечей теперь валялось вокруг столько, что глаза разбегаются. Как собственно и мёртвых тел – не особо удачливые владельцы тех мечей. В основном, ариец видел на земле тела имперских воинов. Шеди не подвели, смуглокожие потомки степных разбойников хорошо умеют воевать.
Меч Арагон подобрал не первый попавшийся, а тот, что едва не снёс ему голову. Меч поверженного рыцаря, это оружие достойного воина, погребальный костёр для которого, Арагон решил собрать лично, сразу после битвы.
Если он останется жив, конечно, в чём, однако, имелись некоторые сомнения.
Взобравшись на лошадь, Арагон оглядел окрестности, стараясь отрешиться от боли – рана в плече и порез на спине, не слишком беспокоили, эта боль почти не мешала. Но вот ладонь, которой он бил в шлем рыцаря – каждое движение причиняло сильную боль, ладонь пульсировала. Кажется, он сломал пальцы или повредил саму кисть. Но разве это повод что бы отказаться от боя? Естественно нет!
Есть лишь два достойных повода, что бы прекратить сражение – победа или смерть.
Впрочем, есть и третий вариант – потеря сознания. Но это от него не зависит и не зачем об этом думать, а вот победа или гибель в бою – совсем другое дело. Это по-настоящему важно и целиком в его руках, полностью зависит от его выбора и его действий.
Он осмотрелся, и картина боя не особо порадовала. На этом участке, куда они оттянули половину воинов и одного рыцаря, ситуация решилась. Оставшиеся в живых Шеди, две трети тех, кто вступил в бой, выстраивались за его спиной в нестройную конную ватагу – последнего имперского воина, только что зарезали в десятке метров от арийца. Воин отбивался сразу от двоих Шеди, но стрела, метко пущенная ему в голову, решила исход этой короткой схватки – Арагон поморщился брезгливо, даже в битве лицом к лицу, в свалке рукопашной, нет-нет, да пользуются Шеди своими луками.
На этом участке, все враги мертвы – стонов раненных здесь он не слышал. На втором участке, в сотне метров впереди, сражение всё ещё шло, и отсюда он хорошо видел воина в сверкающем рыцарском доспехе – сверкал он теперь не сильно, так как стал красным от крови. Там битва продолжалась, и непонятно было, кто одержит верх, Шеди числом больше, однако рыцарь пускал их на фарш с какой-то безысходной неотвратимостью. Имперские воины падали с коней один за другим, но этот рыцарь шёл вперёд, раскидывая Шеди словно котят. Казалось, ничто не может его остановить.
Среди повозок, ситуация совсем аховая – рабы рвут верёвки и бегут в разные стороны!
Арагон зарычал грозно, глаза полыхнули красным, кулаки сжались до хруста – в порыве эмоций забыл про повреждённую кисть, так что рычал и бесился он теперь пуще прежнего. Другой от такой боли свалился бы без сознания, но Арагон лишь свирепел всё больше и больше. Настолько, что Шеди предусмотрительно не выезжали вперёд или по бокам – держались за спиной и очень тихо молчали.
Арагон поднял меч, показал им на второй отряд, сражавшийся в поле, и зарычал в ту же сторону, после чего ударил пятками в бока своего коня. Спустя мгновение все выжившие в этой схватке Шеди ринулись за своим кехешем и вскоре врезались в гущу сражения, буквально за несколько минут сумев вырезать всех своих врагов. Арагон первым оказался в битве и наскоку снёс голову одного имперского воина, обменялся серией ударов с другим, а спустя некоторое время, его меч рассёк лицо второго, пробил горло третьего, а четвёртого уже и не было – к этому моменту остался в живых только рыцарь. Но до него Арагон добраться не успел. Сразу несколько Шеди спрыгнули со своих коней, повиснув на рыцаре, словно стая собак на волке. Он сумел зарезать одного, но под весом остальных свалился наземь. Поднялись на ноги лишь Шеди, правда не все. Один остался на земле.
В этой короткой свалке, с рыцаря сняли шлем и теперь он лежал на спине, неподвижно, пустым взглядом взирая на безразличные небеса этой земли. Нож одного из Шеди, пронзил его шею и остался в ране. Рыцарь погиб, но погиб достойно – он оставил за собой гору трупов, и не селян каких, а воинов Шеди. Этот мужчина получит свой погребальный костер, и Арагон лично расскажет всему миру, пока будет гореть его плоть, расскажет каким достойным воином, был он и как славно он сражался. И, однажды, этот рыцарь, родится в новом теле, получит шанс снова стать сильным воином, вновь сражаться, как и подобает воину, как подобает мужчине.
Арагон развернул лошадь к повозкам и взревел так, что птичка в лесу от испуга с ветки свалилась, да крылышко себе поломала. Однако его все услышали и те, кто сражался среди повозок, и те, кто был рядом с ним. Вскоре, все оставшиеся в живых Шеди, ринулись к повозкам с победными воплями – напрасно конечно. Их подвело чувство собственного превосходства и явная победа, одержанная в поле над рядовыми имперскими конными воинами.
Но это понятно - ведь их остались десятки, огромная толпа, а рыцари, их ведь всего восемь человек. Восемь, которые за эти краткие минуты боя вырезали уже практически всех, кто остался с награбленным добром. Рёв арийца, услышали и они. Двое остались добивать тех немногих Шеди арьергарда, кто ещё мог сражаться. Шестеро развернули коней к несущейся на них волне смуглых воинов, возглавляемых арийским воителем. Копья вновь поднялись и лошадей они пустили в галоп.