Первый раз я увидел Жукова в жаркий ясный день степной осени на артиллерийской позиции под Сталинградом. В высокой фуражке, в плаще, он шел по ходу сообщения в сопровождении нескольких командиров. Как раз в эти минуты над степью появилась вереница «хейнкелей», шедшая журавлиным строем. Вдали раздалось тягучее «воздух!». Жуков только посмотрел на небо и продолжал идти как ни в чем не бывало. Командиры невольно поглядывали на небо. Он шел не оглядываясь. И действительно, вереница «хейнкелей» прошла севернее и сбросила бомбы где-то за горизонтом...
Теперь, в решающие дни штурма Великих Лук, он здесь, представитель Ставки, заместитель Верховного Главнокомандующего. Жмет руку Фадеева.
— А что делает здесь автор «Разгрома»? Вы садитесь, садитесь, товарищи. Мы с командиром тут все уже обсудили, обо всем договорились. Сейчас вот как раз ужинать собираемся. Воюет он неплохо. Посмотрим, какая у него кухня...
Кухня у полковника Кроника оказывается хорошей. Тут выясняется одно почти невероятное, прямо кинематографическое скрещение разных судеб: командир дивизии Александр Кроник служил когда-то старшиной в кавалерийском эскадроне, которым командовал комэск Георгий Жуков. Фадеев же знал маршала еще по боям на Дальнем Востоке. Все трое встретились как старые друзья. А на Руси там, где встретятся старые друзья, без песни никак дело не обойдется.
Выясняется и совершенно уже невероятное. Полководец, оказывается, играет на баяне.
Где-то в охране штаба отыскали старенький инструмент. Ремень привычным движением кладется на плечо, пальцы делают молниеносную пробежку по ладам, широко развернуты мехи, и возникает тихая, задумчивая и печальная мелодия. Два голоса — тонкий фадеевский и хрипловатый баритон Жукова — переплетаются, как бы обгоняя друг друга:
Позарастали стежки-дорожки,
Где проходили милого ножки...
И когда дело подходит к припеву, в приятный этот дуэт вплетается хриплый после вчерашних телефонных разговоров бас комдива:
Позарастали мохом-травою,
Где мы гуляли, милый, с тобою...
Грустит баян. Три голоса ведут задумчивую песню о разлуке, о несчастной любви, о девичьем горе. Согласно, дружно поют и славный полководец, и знаменитый писатель, и командир дивизии, которому на рассвете предстоит развернуть штурм немецкой группировки, отказавшейся сложить оружие.
Мне вдруг на ум приходит дикая мысль. А что, если бы кто-нибудь из гитлеровских полководцев, ну, скажем, генерал Браухич, или фельдмаршал Кейтель, или еще кто-нибудь из тех, кто с той, фашистской, стороны руководит войной, увидел бы эту сцену, услышал бы эту песню? Поверил бы он своим глазам и ушам? И что бы он при этом подумал?
Песня сменяет песню. А там, за обитой плащ-палаткой дверью, обдуваемая сырым, почти весенним ветром, обливаемая лунным светом, затаилась высота Воробецкая. Изрытая, источенная ходами сообщения, ощетинившаяся в сторону крепости стволами орудий. В теплеющей тьме фырчат моторы. Лязгают гусеницы. Войска готовятся для нового, решающего штурма!
Иван РАХИЛЛО
Дорогие ребята!
Приведенные выше рассказы взяты из книги Ивана Рахилло «Встречи с песней» (М., «Музыка», 1976). Если они понравились вам, обязательно прочитайте весь этот небольшой по объему сборник.
Музыкальное окружение Пушкина
Нам дорого все, что связано с именем нашего великого поэта Александра Сергеевича Пушкина. Его жизнь, его творчество неотделимы от русской культуры. Среди друзей поэта мы встречаем выдающихся людей своего времени: героев Отечественной войны 1812 года и декабристов; тех, кто снискал себе славу писателей, поэтов, ученых и философов, живописцев, композиторов, актеров и критиков. Он был близко знаком с Рылеевым, Гоголем, Карлом и Александром Брюлловыми, Кипренским, Глинкой, Верстовским и Чаадаевым, Зинаидой Волконской, Владимиром Одоевским и Олениными. И естественно, что мы стремимся как можно больше узнать о людях, которые его окружали.
Музыка пушкинского стиха сопутствует нам с самого рождения и до смерти. В младенчестве нас убаюкивают похожие на народные колыбельные песни, строки пушкинских сказок:
Ветер на море гуляет
И кораблик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На раздутых парусах...
А потом всю жизнь в нашем сердце звучат октавы пушкинского «Евгения Онегина»:
Я к Вам пишу — чего же боле?
Что я могу еще сказать?
Творения Пушкина буквально пронизаны музыкой, точнее, музыка — та основа, на которой вытканы строки пушкинских произведений, будь то поэзия или проза: «Но он ехал, ехал, а полю не было конца. Все сугробы да овраги; поминутно сани опрокидывались, поминутно он их подымал»,— читаем мы, как поем, описание ночного приключения Владимира в повести «Метель».
Неудивительно, что почти все произведения великого поэта положены на музыку. Дань его творчеству отдали Глинка, Даргомыжский, Мусоргский, Чайковский и другие русские композиторы.
Первое в истории театра обращение к творчеству Пушкина принадлежит балетмейстеру Большого театра в Москве Адаму Павловичу Глушковскому. В 1820 году была опубликована поэма «Руслан и Людмила», а в 1821 году Глушковский поставил у себя в театре балет «Руслан и Людмила, или Низвержение Черномора, злого волшебника». Музыку к нему сочинил Ф. Е. Штольц. Так как поэт в то время находился в ссылке в Кишиневе, имя его на афише не указали.
Спустя два года учитель Глушковского, петербургский балетмейстер Шарль Дидло, обратился к другой пушкинской поэме — «Кавказский пленник» и перевел ее на язык балета. Музыку к спектаклю «Кавказский пленник, или Тень невесты» написал Катерино Альбертович Кавос (1775 — 1840), композитор, дирижер, «директор музыки» императорских театров.
О человеческих качествах Кавоса свидетельствует следующий факт. Когда Михаил Иванович Глинка (1804 — 1857) завершил свою оперу «Иван Сусанин» (тогда она называлась «Жизнь за царя»), композитора уверяли, что Кавос не допустит ее на сцену, так как в репертуаре театра имеется его собственная, сравнительно неплохая опера «Иван Сусанин». Но Кавос, просмотрев новую оперу, явился к директору императорских театров А. М. Гедеонову и сказал, что она имеет несомненные достоинства и, если ее поставят, он свою оперу снимет с репертуара.
ПУШКИН А. С. 1799—1837.
Т. Райт. 1837.
Музыка Кавоса к балету «Кавказский пленник» была не самым лучшим его сочинением, однако этот спектакль стал венцом творения Дидло и имел по тем временам огромный успех.
В роли Черкешенки выступила любимица публики, лучшая танцовщица той поры — Авдотья Ильинична Истомина (1799—1848). Это ей посвятил поэт восторженные строки в первой главе романа «Евгений Онегин»:
Блистательна, полувоздушна,
Смычку волшебному послушна,
Толпою нимф окружена,
Стоит Истомина, она,
Одной ногой касаясь пола,
Другою медленно кружит,
И вдруг прыжок, и вдруг летит,
Летит, как пух от уст Эола,
То стан совьет, то разовьет,
И быстрой ножкой ножку бьет.
Одной из героинь задуманного, но не осуществленного произведения Пушкина «Две танцовщицы» должна была стать А. И. Истомина. План его поэт набрасывал в тяжелое для русской балетной сцены время. Под давлением николаевской реакции изменился, измельчал репертуар, ужесточилась цензура. Театральная дирекция избавлялась от тех, кто составлял цвет и гордость сцены в годы, предшествовавшие декабрьскому восстанию: кого травили, кого увольняли... Была унизительно отправлена на пенсию Истомина. 30 января 1836 года она в последний раз выступила перед зрителями.
Современницей Пушкина была также Анна Матвеевна Степанова (1816— 1838) — актриса и певица, появившаяся на сцене в год смерти А. С. Пушкина. А. М. Степанова в 1837 году пела партию китаянки Пеки в опере Обера «Бронзовый конь». «Северная пчела» за 1837 год писала: «Очаровательная китаянка свела с ума весь Петербург. Скорее, скорее бегите в Большой театр». Анна Степанова умерла от чахотки совсем молодой, пережив поэта всего на один год.
Во времена Александра Сергеевича Пушкина в богатых дворянских домах, помимо больших балов, принято было еженедельно устраивать вечера для более узкого круга друзей и знакомых. На этих вечерах вели беседы о литературе, музицировали. Завсегдатаями их бывали литераторы, композиторы. Поэты читали стихи, писатели — отрывки из новых произведений. Композиторы знакомили публику со своими музыкальными сочинениями. Иногда они приводили певцов, которые исполняли арии из их новых опер, романсы.
Михаил Иванович Глинка вспоминает, что в 1834 году, по возвращении из-за границы, он «постоянно посещал вечера В. А. Жуковского. Он жил в Зимнем дворце, и у него еженедельно собиралось избранное общество, состоявшее из поэтов, литераторов и вообще людей, доступных изящному... А. С. Пушкин, князь Вяземский, Гоголь, Плетнев были постоянными посетителями. Гоголь при мне читал свою «Женитьбу». Князь Одоевский, Виельгорский и другие бывали также нередко. Иногда вместо чтения пели, играли на фортепиано».
В знаменитом, прозванном «академией», петербургском салоне князя Владимира Федоровича Одоевского (1803—1869), писателя, философа, педагога и музыканта, сходились Пушкин и Жуковский, Вяземский и Гоголь... Композиторы Глинка, Даргомыжский и Серов. Писатели ценили в нем тонкий вкус и доброжелательность, музыканты — дар отличного пианиста и критика.
ИСТОМИНА А. И. 1799—1848. Неизвестный художник. 1815—1820.
КАВОС К. А. 1775—1840. Неизвестный художник. 1830-е гг.
РИЧЧИ Е. П. /Урожд. Лунина./ 1787—1886. А. Лагрене /?/. 1820-е гг.
РИЧЧИ Миньято. 1792—1877. Неизвестный художник. Конец 1810-х.