отдохнуть дополняет образ самого серьезного человека.
Я против крайностей. Человек, снобистски отрицающий легкую музыку, по-моему, неразумен и беден, как неразумна и бедна всякая односторонность. Но конечно, в тысячу раз неразумнее и беднее человек, не желающий знать никакой другой музыки, кроме легкой. Это уже не просто односторонность — это духовное убожество, духовная нищета!
Вот против такого убожества, такой нищеты, равно как против всякой пошлости, безвкусицы в искусстве, я готов вести борьбу до конца своих дней!
Перу Д. Б. Кабалевского принадлежит немало статей и книг о музыке, в частности:
Д. Б. Кабалевский. Про трех китов и про многое другое. М., «Детская литература», 1972;
Дм. Кабалевский. «Ровесники». Беседы о музыке для юношества, выпуск первый. М., «Музыка», 1981.
Если вы еще не читали эти книги, постарайтесь взять их в библиотеке.
ЯЗЫК ДУШИ
Роспись гробницы Нахта /фрагмент/. Фивы. XV в. до н. э.
Так назвал музыку композитор и критик XIX века А. Н. Серов. «Музыка» — слово греческое и дословно переводится как искусство муз. Согласно древнегреческой мифологии музы были дочерьми Зевса и Мнемосины и покровительствовали различным областям духовной деятельности человека. В период поздней античности за каждой из них закрепилась определенная область. Стали, например, считать, что Терпсихора покровительствует танцам, Талия — комедии, Мельпомена — трагедии, а Полигимния — гимнам, музыке.
На росписи, фрагмент которой представлен на соседней странице, изображена древнеегипетская арфистка. Тридцать пять веков отделяет нас от времени, когда делалась эта роспись! Значит, 3500 лет назад человек уже изготовлял музыкальные инструменты, сочинял музыку.
В первобытном обществе было немало ритуалов, связанных с началом и окончанием каких-то работ, охотой, исцелением болезней и т. д. Все они, как правило, сопровождались пением, пляской, ритмически организованными выкриками, игрой на простейших музыкальных инструментах. Из этого синтеза искусств музыка выделилась как самостоятельный вид лишь в период разложения первобытнообщинного строя. В рабовладельческих и раннефеодальных государствах древнего мира: Египте, Сирии, Индии, Греции, Риме, государствах Закавказья и др.— появляется уже музыка, предназначенная, только для слушания. В Древней Греции музыканты, состязаясь между собой, исполняли уже самостоятельные инструментальные пьески. Поначалу хаотические, неорганизованные звуки неопределенной высоты постепенно сменялись несложными напевами и наигрышами, а затем и более сложной организацией звуков. Появились первые системы письменной фиксации музыки /клинописные, иероглифические и буквенные/.
В средние века, когда в Европе господствовала церковь, основная деятельность музыкантов была сосредоточена в храмах и монастырях. Светское профессиональное искусство представляли поначалу певцы /барды, скальды/, создающие и исполняющие эпические сказания при дворе, в домах знати. Со временем появляются любители и полупрофессиональные певцы среди рыцарей: трубадуры и труверы во Франции, миннезингеры — в Германии.
В Западной Европе в VI—VII веках складывается система одноголосной католической музыки — григорианский хорал. Он включал в себя мелодическую декламацию псалмов /речитацию, или псалмодия/ и мужское хоровое пение в унисон /гимны/. На рубеже первого и второго тысячелетий зарождается многоголосие.
В средние века получило распространение невменное нотное письмо. Невмы, особые знаки над текстом, лишь приблизительно обозначали мелодию. В XI веке итальянский музыкальный теоретик Гвидо д'Ареццо ввел систему четырех нотных линий, явившуюся прототипом современного нотного стана. Эта система позволила точно фиксировать высоту тонов. На Руси для записи русских церковных напевов применялась система знаков, которая являлась разновидностью невменного письма. От славянского слова «знамя» /«знак»/ она получила определение знаменного письма. А по названию одного из главных ее знаков — «крюк» — она стала именоваться также крюковым письмом.
Русская музыка не развивалась в полной изоляции. В древнейший период большое значение для ее развития имели культурные связи с Византией. Начиная с XVI века усиливаются связи России с Западной Европой, а в XVIII столетии они становятся особенно интенсивными. Все это соответствующим образом отражается и на развитии музыкальных отношений.
ЧТО ЗНАЧИТ — ПОНИМАТЬ МУЗЫКУ?
Предлагаем отрывок из книги Г. ПОЖИДАЕВА «Рассказы о музыке». Автор ее не музыкант, а любитель музыки, делится своими знаниями, вернее, опытом, как самому, без посторонней помощи приобщиться к серьезной музыке.
Музыкальный опыт самого Геннадия Пожидаева, вся его «музыкальная биография» убедительнейшим образом опровергают распространенный, но абсолютно ложный взгляд, будто серьезную, особенно симфоническую, музыку способен понять лишь человек, имеющий специальное музыкальное образование.
ДМ. КАБАЛЕВСКИЙ
...Что же значит понимать музыку? Что самое главное в ней? «Найдите хорошую мелодию,— сказал Гайдн,— и ваша композиция, какова бы она ни была, будет прекрасна и непременно понравится. Это душа музыки, это жизнь, смысл, сущность композиции...»
Итак, главное — мелодия. А ведь она доступна каждому, как песня, поэтому «душа музыки» может быть понятна всем.
С мелодией, как с компасом в руках, можно смело отправляться в путь по стране Симфонии...
Иногда, чтобы оценить подлинную красоту музыкального произведения, нужно быть не только внимательным, но и настойчивым — послушать его не один раз. Есть интересное высказывание Гёте: «Часто со мной случается, что сразу я не получаю никакого удовольствия от произведения искусства, потому что оно для меня слишком велико. Но затем я стараюсь определить его достоинства, и всегда мне удается сделать несколько приятных открытий; я нахожу новые черты в художественном произведении и новые качества в самом себе».
Симфоническую музыку недаром называют серьезной — надо проявить большое терпение, чтобы познать основные законы ее развития, без понимания которых трудно себе представить содержание больших музыкальных произведений. Ведь удовольствие, например, от катания на коньках получаешь лишь тогда, когда научишься держаться на них так, чтобы не дрожали от напряжения ноги и коньки не разъезжались в разные стороны...
Но можно ли, не будучи музыкантом и не имея музыкального образования, глубоко и правильно понимать музыку, чувствовать ее истинное значение для человека? Для многих любителей музыки этот вопрос давно решен положительно. И конечно, заблуждаются те, кто считает, что такой способностью обладают лишь музыканты-профессионалы.
Если мы, чувствуя музыку, любя ее (первейшее и необходимое условие!), пойдем дальше — к познанию формы произведений, основных законов композиции,— то это во многом облегчит каждому слушателю восприятие и понимание музыки. Понимать музыку, по выражению А. Луначарского,— это значит «много переживать, внимая ей, хотя переживать, быть может, и не совсем то, что переживал композитор, так как язык музыки не отличается полной определенностью».
Я хочу коснуться еще одного из самых главных условий необыкновенного воздействия музыки — особой нашей настроенности к ее восприятию.
Бывает так, что музыкальное произведение сразу потрясает нас, а иногда, наоборот, при первом прослушивании не производит на нас никакого впечатления.
Мне навсегда запомнилась первая встреча с Пятой симфонией Чайковского. Это было лет двадцать назад. Я приехал в Ленинград на время зимних студенческих каникул и однажды взял билет в кинотеатр «Великан». До начала сеанса было еще более часа, и я пошел бродить по скверу, но вскоре замерз и вернулся к кинотеатру. Его фойе выглядело как концертный зал, и я почти не удивился, когда объявили, что выступит симфонический оркестр, который исполнит вторую часть Пятой симфонии Чайковского.
...Оркестр начал тихо и убаюкивающе, как будто вздыхая. Я стал рассматривать музыкантов. Вот один из них — в середине второго ряда — немолодой, с черными, коротко подстриженными волосами, чуть откинулся от пюпитра, приподнял блестящий медный инструмент («скрученный в бараний рог»,— почему-то подумалось мне), и раздался робкий, дрожащий звук, похожий на человеческий голос. Оркестр «отошел» на задний план, создав тихо звучащий фон.
Дирижер и зал, казалось, затаив дыхание, слушали валторну. Она пела печальную, задумчивую мелодию, очень простую и нежную. Прелесть ее сразу же покорила меня — она словно жаловалась на что-то и просила участия. Это была настоящая песня, но только без слов, и вот эту песню я понимал.
Чуть стихла она, навстречу из оркестра поднялась другая песня, в которой уже чувствовалась радость, какое-то утреннее, рассветное настроение. Это было похоже на робкое ответное признание, вызванное песней валторны. Оно еще не яркое, цвета ранней зари, но обещает солнце... И вот уже смело, без тени неуверенности, вновь появляется в оркестре тема валторны, подхваченная всеми инструментами.
Вызвав неожиданное робкое признание, она уже радостно требует полного откровения. И это откровение следует ласково, нежно и широко, как раскрытые объятия, звучит мелодия песни...
Кто хоть раз мечтал в юности об ответном чувстве, тот поймет смутно зародившуюся тогда в моем воображении аналогию, которая впоследствии развилась до ясно видимой сцены диалога влюбленных — Ромео и Джульетты.
К сожалению, далеко не всегда бывают так удачны первые встречи с большой музыкой: многие люди и по сей день при звуках сонаты или симфонии выключают радио. И никакие уговоры не помогают. Иногда можно было бы просто брать таких людей за руки и вести на концерт. Впрочем, гарантировать успех в таком случае нельзя... Но зато, если момент был выбран удачно, если душа уже была настроена на «волну большой музыки», то происходит неожиданное: открывается ранее не изведанная в музыке поэзия высоких мыслей и чувств. Душа человека, как лилия навстречу утреннему солнцу, раскрывается навстречу музыке.