– Так, может, лучше мы сами отправимся к нему? – предложила я.
– И как ты предлагаешь это устроить? – рассмеялся Максон.
– Я что-нибудь придумаю, – кокетливо пожала я плечами.
Некоторое время он молча смотрел на меня:
– До чего же приятно говорить не таясь. Я всегда тщательно слежу за своими словами. Но здесь меня никто не сможет услышать. Только ты одна.
– Тогда не теряй времени даром и расскажи что-нибудь.
– Только если ты тоже что-нибудь расскажешь, – ухмыльнулся он.
– Договорились, – с готовностью подхватила я его игру.
– Ну и что бы ты хотела узнать?
Я убрала со лба мокрые волосы и решила начать с вопроса хотя и важного, но не касающегося ничего личного:
– Ты и в самом деле ничего не знал про дневники?
– В самом деле. Но я уже в курсе. Отец заставил меня прочитать все от корки до корки. Появись Август на две недели раньше, я решил бы, что он все выдумал. Теперь же я знаю, что это правда. Ты себе просто не представляешь, Америка. То, что читала ты, это еще цветочки. Хотел бы я тебе все рассказать, но пока не могу.
– Я понимаю.
Он пристально посмотрел на меня:
– Каким образом остальные девушки узнали о том, что ты видела меня без рубашки?
Я потупилась, не зная, как об этом сказать.
– Мы смотрели, как гвардейцы тренируются. Я сказала, что ты без рубашки выглядишь ничуть не хуже любого из них. Сама не знаю, как у меня это вырвалось.
Запрокинув голову, Максон расхохотался:
– У меня даже не получается на тебя рассердиться.
Я улыбнулась:
– Ты еще кого-нибудь приводил сюда, кроме меня?
– Оливию, – погрустнел он. – Всего один раз.
Теперь, когда он произнес это вслух, я вспомнила. Он целовался с ней здесь, она сама рассказывала нам об этом.
– Я целовался с Крисс, – выпалил Максон, не глядя на меня. – Недавно. В первый раз. Я подумал, будет справедливо, если ты об этом узнаешь.
Он опустил глаза, и я молча кивнула в ответ. Если бы я сама не стала свидетельницей того, как они целовались, то, наверное, не выдержала бы. Даже сейчас, несмотря на то что уже все знала, его слова причинили боль.
– Мне не нравится делить тебя с другими. – Я переступила с ноги на ногу; мое платье окончательно пропиталось водой и отяжелело.
– Знаю. Но таковы правила игры.
– Все равно это несправедливо.
– И много мы с тобой в жизни видели справедливости? – рассмеялся Максон.
Тут он был прав.
– Вообще-то, я не должна тебе говорить об этом… И если ты проболтаешься, мне наверняка будет хуже, но… Ладно, твой отец все время говорит мне гадости. А еще он велел прекратить выплаты моим родным. Впрочем, всем остальным перестали платить еще раньше, так что, наверное, это выглядело нечестно.
– Извини, – сказал он, глядя на город. На мгновение я забыла, о чем говорила, заглядевшись на мокрую рубашку, облепившую его грудь. – Боюсь, Америка, тут я уже ничего не смогу сделать.
– Я и не прошу тебя что-то сделать. Просто решила, что ты должен знать. Я как-нибудь переживу.
– Ты оказалась ему не по зубам. Он не понимает тебя. – Максон взял мою руку, и я не стала отнимать ее.
Я попыталась придумать еще какой-нибудь вопрос, который можно было бы ему задать, но в основном все они касались остальных девушек, а вникать в подробности я не хотела. Пожалуй, приблизительное положение дел я представляла себе и так, а если в чем-то и ошибалась, портить себе настроение сейчас не хотелось.
Максон взглянул на мое запястье.
– Ты… – Он вскинул глаза и, похоже, решил задать какой-то другой вопрос. – Ты не хочешь потанцевать?
Я кивнула:
– Только я кошмарно танцую.
– А мы будем танцевать медленно.
Максон притянул меня к себе и положил ладонь на мою талию. Я приняла его протянутую руку, а второй приподняла намокший подол. Мы стали покачиваться на одном месте. Я прижалась щекой к груди Максона, а он уткнулся подбородком мне в макушку, и мы принялись танцевать под музыку дождя.
Он еще крепче обнял меня, и у меня возникло такое чувство, что все плохое улетучилось и обнажилась суть наших с Максоном отношений. Мы были друзьями, которые не хотят лишиться друг друга. Во многом мы были полными противоположностями, но это не мешало нам быть родными душами. Я не стала бы называть наши отношения судьбой, но это определенно было что-то большее, нежели все то, с чем я сталкивалась прежде.
Я подняла голову и, коснувшись ладонью щеки Максона, притянула его к себе для поцелуя. Его влажные губы обожгли мои. Его руки обвились вокруг моей талии, и он прижался ко мне, словно боялся, что рассыплется, если не сделает этого. Дождь барабанил по крыше, заглушая все остальные звуки. Казалось, в мире воцарилось безмолвие. Мы танцевали, и мне было мало – мало его, мало этих прикосновений, мало пространства и времени.
После многомесячных попыток разобраться в себе, в своих желаниях и надеждах, я вдруг поняла – здесь и сейчас в обстановке, которую Максон создал только для нас двоих, – что все мои метания лишены какого бы то ни было смысла. Оставалось лишь двигаться вперед и надеяться, что, как бы далеко нас ни отнесло друг от друга, нам удастся найти путь обратно.
Другого выбора не было. Потому что… потому что…
Я долго к этому шла, но когда осознание пришло, оно было мгновенным.
Я люблю Максона. Впервые за все время я вдруг поняла это с непреложной уверенностью. Я не пыталась откреститься от этого чувства, цепляясь за Аспена и за все сомнения, которые были с ним связаны. Не пыталась оставить себе путь к отступлению на тот случай, если мое чувство останется безответным. Я просто отдалась ему.
Я люблю его.
Понятия не имею, откуда взялась эта несокрушимая уверенность, я просто знала, знала с такой же определенностью, как собственное имя, как цвет неба, как любой факт, о котором пишут в книгах.
Интересно, он тоже это почувствовал?
Максон оторвался от моих губ и посмотрел на меня:
– Ты такая хорошенькая, когда растрепанная.
У меня вырвался нервный смешок.
– Спасибо. За комплимент, и за дождь, и за то, что не сдаешься, тоже.
Он провел пальцами по моей щеке вдоль носа, скользнул к подбородку:
– Ты всего этого заслуживаешь. По-моему, ты не отдаешь себе в том отчета. Ты заслуживаешься всего этого.
От переполнявших меня чувств сердце готово было выскочить из груди. Я очень хотела, чтобы все закончилось уже сегодня. Теперь мой мир вращался вокруг новой оси, и голова у меня шла кругом. Казалось, единственный способ справиться с ситуацией – это чтобы мы наконец стали реальностью. Теперь я была совершенно уверена в том, что это произойдет. Не может не произойти. Очень скоро.
Максон поцеловал меня в кончик носа:
– Пойдем переоденемся в сухое и посмотрим какой-нибудь фильм.
– Звучит заманчиво.
Я бережно угнездила мою любовь к Максону в уголке сердца. Чувство было немного пугающим. В конечном итоге мне придется поделиться ею, но пока что это был мой секрет.
Я попыталась отжать платье под небольшим навесом над дверью, но безуспешно. Я представила, как шлепаю к себе в комнату, а за мной тянется ручеек.
– Я за комедию, – сказала я, когда мы уже спускались по лестнице.
– Я за боевик.
– Так. Ты сам сказал, что я этого заслуживаю, так что, думаю, сегодня будет по-моему.
– Браво! – расхохотался Максон.
Он снова фыркнул и нажал на секретную панель. Дверь раскрылась, впуская нас обратно в гостиную, он переступил через порог – и остановился как вкопанный.
Поверх плеча Максона я увидела короля Кларксона. Выражение его лица ничего хорошего не предвещало.
– Надо полагать, это была твоя идея, – прорычал он, обращаясь к Максону.
– Моя.
– Ты вообще соображаешь, какой опасности себя подвергаешь? – осведомился он.
– Отец, ну откуда на крыше взяться повстанцам, – возразил Максон, пытаясь говорить рассудительно. Однако в одежде, с которой капала вода, выглядел он слегка нелепо.
– Одного меткого выстрела более чем достаточно, Максон. – Король многозначительно помолчал. – Ты же знаешь, после того как мы отправили часть гвардейцев охранять семьи девушек, дворцовая охрана обескровлена. Мы уязвимы. – Он бросил недобрый взгляд на меня. – А еще: почему, если что-то случается, в этом непременно оказывается замешана она?
Мы с Максоном стояли молча, понимая, что сказать нам нечего.
– Пойди приведи себя в порядок, – приказал король сыну. – У тебя масса работы.
– Но я…
Одного отцовского взгляда было достаточно, чтобы понять: обо всех наших планах на сегодня можно позабыть.
– Хорошо, – сказал Максон, покоряясь.
Король стиснул локоть сына и повел его за собой, оставив меня стоять столбом. Максон оглянулся через плечо и одними губами прошептал: «Прости». Я слабо улыбнулась в ответ.
Я не боялась короля. И повстанцев тоже. Я знала, что значит для меня Максон, и была твердо уверена, что в конце концов все так или иначе будет хорошо.
Глава 11
После того как Мэри, невыносимо ухмыляясь, помогла мне переодеться, я отправилась в Женский зал, радуясь дождю, который все еще шел. Теперь с дождем у меня навсегда будут связаны особые воспоминания.
Однако пока мы с Максоном, забыв обо всем, пребывали в своем мире, ультиматум, который предъявили повстанцы девушкам из Элиты, никуда не делся. Все сидели хмурые и встревоженные.
Селеста молча красила ногти за столиком по соседству, и я видела, что рука у нее время от времени начинала дрожать. Она раз за разом стирала лак и перекрашивала испорченный ноготь заново. Элиза держала в руках книгу, но ее рассеянный взгляд был устремлен за окно, на пелену дождя. Разговоры не клеились.
– Как там дела, как ты думаешь? – спросила меня Крисс, и ее рука застыла над подушкой, которую она вышивала.
– Не знаю, – отозвалась я негромко. – Вряд ли они стали бы разбрасываться пустыми угрозами.
Я пыталась записать мелодию, которая крутилась у меня в голове. Уже месяцев шесть я ничего не сочиняла. Что толку, если на вечеринках люди все равно предпочитают классику.