— И ты прошла во второй тур, — поддержала Эмма.
— До дна.
Вейрон зорко проследил, чтобы она выпила весь бокал, и тут же налил еще.
— Все эти невесты такие красивые, — вздохнула Эмма и откусила бутерброд с красной рыбой. — Ты видела, какая грудь у Раумы?
— Нет, слава всем святым, — пробормотал Вейрон.
— Рядом с ними я чувствую себя замарашкой, — пожаловалась она.
— Ты? — Вейрон не смог сдержать удивления. — Ты очень красивая, Эмма, — не покривил он душой.
— Не знаю, — она пожала плечами и положила в рот малину. — Ты так говоришь, потому что мы подруги.
Вейрон усмехнулся под цветохроном и поднял бокал:
— За подающую большие надежды менталистку, которая прекрасна и душой, и телом.
Он выпил залпом, но Эмма сделала лишь глоток.
— Я провалилась, — пожаловалась она. — И как менталистка, и вообще…
— С такой невестой, что тебе досталась, ты творишь чудеса.
— Дело вовсе не в тебе, нет, — поспешила заверить Эмма. — Просто я думаю, что, возможно, это все не мое. Отборы, интриги, борьба за власть… Я представляла свою работу более спокойной, что ли… Когда некуда спешить, когда помогаешь человеку раскрыть самого себя, а не те качества, которые нужны кому-то другому…
Сообразив, что ляпнула лишнее, Эмма спрятала смущение за бокалом, сделав еще один глоток.
— Неподалеку от столицы есть деревенька, — сказал Вейрон, наблюдая за девушкой. — Там течет река, и рыбалка просто отличная, а на закате над водой плывет туман, и вокруг так спокойно.
— Звучит очень заманчиво, — вздохнула Эмма. Она подперла голову кулачком и посмотрела на Вейрона, явно ожидая продолжения.
— В той деревне есть школа, детишек много, но менталиста нет. А ведь именно в раннем возрасте можно исправить некоторые пагубные наклонности и подтолкнуть то светлое, что есть в человеке.
— Школа? — задумалась Эмма. Отпив вино, покатала его во рту. — Знаешь, а мне нравится! Помнишь, я ведь старшая в семье. Вечно возилась с сестрами, братьями, соседскими ребятишками... Но Свейн ни за что не согласится переехать в деревню.
— Забудь про Свейна, — рыкнул Вейрон и сам удивился своей злости. — Ты только представь: Эмма Тибрих. Такая нелепая фамилия!
Эмма снова рассмеялась, а Вейрон подлил ей вина.
— Эмма Дорн — звучит гораздо лучше, — мягко произнес он и осознал, что ему и самому это очень нравится. Эмма Дорн — вырвалось само собой, и теперь он перекатывал это в уме снова и снова. В конце концов, ему пора остепениться. А эта девушка, после всего, что с ним сделала, просто обязана выйти за него замуж!
А если серьезно, то это он обязан жениться на Эмме. Она наверняка будет в ярости, когда узнает, что леди Дракхайн — не совсем леди. И предложение руки и сердца от самого командира Ястребов — то, что примирит ее с действительностью. К тому же, если станет известно, что она жила вместе с мужчиной, то от ее репутации останутся лишь лохмотья. Так что жениться на ней — это его долг.
Приняв это решение, Вейрон сразу почувствовал себя лучше и посмотрел на Эмму по-новому. Она любит детей, легка в общении, ее не пугает жизнь в деревне, и она носит чулки. Кажется, он сделал отличный выбор!
— Снова ты за старое, — вздохнула Эмма. — Да твой Ястреб и знать меня не захочет!
— Захочет.
— Ты смешная, Бригитта. Но даже если у нас все сложится, он никогда не согласится, чтобы его жена работала.
— Почему нет? — пожал он плечами. — Если ей это будет в радость…
— Он не сможет выплатить долг за мое обучение.
— А сколько ты должна? — услышав сумму, Вейрон нахмурился, подсчитал в уме, беззвучно шевеля губами. — Сможет. Легко. У него есть сбережения и домик в той самой деревне, где есть школа без менталиста.
— Откуда ты знаешь? — рассмеялась Эмма. Выпив еще вина, она покачала головой: — Ну и выдумки у тебя, Бригитта. Если ты хочешь так меня подбодрить…
— Я знаю Дорна, — выпалил Вейрон, взяв ее за руку. — Очень хорошо.
— Давай так, — Эмма мягко отняла свои пальцы, взяла бокал и хитро прищурила глаза, — если ты победишь на отборе, я познакомлюсь с твоим Ястребом. В конце концов, воля будущей королевы — почти закон. Может, он и вправду хорош…
Вейрон чокнулся с ней бокалом, и Эмма выпила до дна. Королевой ему не бывать, но менталистку он все равно получит. Пусть Эмма пока привыкает к этой мысли. И пьет. Вино на самом деле действовало на нее быстро: щеки разрумянились, глаза заблестели.
— Знаешь, я все же искупнусь, — сказала она, поднимаясь. — Освежусь немного — и сразу к тебе.
Встав со стула и слегка покачнувшись, Эмма принялась расстегивать пуговки на платье.
Если она уйдет, ему будет куда проще выполнить задание. А если разденется… Что ж, тогда он и вправду будет благодарен генералу.
Тем временем Эмма расправилась с пуговками и стянула платье вниз, оставшись лишь в белье и белых чулочках.
— Что скажешь? — спросила она. — Я видела, как ты смотрела на грудь Амалии…
— Твоя еще красивее, — тихо ответил Вейрон, а Эмма споткнулась, запутавшись в собственных ногах, и упала бы, не подхвати он ее. — Давай лучше приляг, вот здесь, — предложил он, укладывая ее на маленький диванчик у стены. — Отдохни немного.
— Отбор — это так сложно! — пожаловалась Эмма, схватив его за руку. — Я так нервничаю.
— Я понимаю, понимаю, — согласился он, аккуратно воздействуя на нее ментально. Немного расслабить, чуть надавить… Ее веки плавно сомкнулись, а губки приоткрылись. Быстро прикрыв ее простыней, Вейрон бросился к вещам невест.
Вытянув руку, он провел ладонью, и сразу несколько артефактов отозвались, кольнув энергией его пальцы.
— Интересно, — сказал он, — пожалуй, начнем.
Эмма тихо спала, прикрытая простынкой, за дверью комнаты то и дело раздавались крики, смех и всплески воды, а Вейрон работал, не покладая рук. Он исследовал все вещи невест со всей тщательностью и методичностью, слева направо и сверху вниз, уничтожая попадавшиеся артефакты, на всякий случай. Узнавать, как они действуют, изучать каждый из них не было времени. Заколки, брошки, кулоны — Вейрон выжигал крошки магии, прятавшиеся в них, без жалости и стыда. Однако это были именно крохи. Лишь один артефакт — шелковые черные трусики — обладал довольно большим запасом магии, но и он не мог идти в сравнение с Плеткой Селены.
Присев на диван у ног Эммы, Вейрон задумчиво положил руку на ее бедро. Теплая нежная кожа опалила его даже через простынку, и он отдернул ладонь.
— Ладно. План Бэ, — пробормотал Вейрон и снова шагнул к платьям и белью, чувствуя себя последним извращенцем.
Теперь он искал не магию, которой в вещах невест не осталось вовсе, а косвенные знаки, которые могли бы указать на измену. Можно ли считать таковым серые чулки — цвет красхитанцев? Или красные трусы — непристойно порочные для невинной невесты.
— Надо же, — пробормотал он, рассмотрев трусики внимательнее. — У меня такие же.
Серебряную цепочку, свисающую из кармана, он едва заметил — до того тонкой та была. Потянув, поднял к лицу, и кулон со знаком святой Селены закачался у него перед глазами. Вейрон поднес к нему ладонь — пустой. А синее платье принадлежит одной из менталисток.
Заслышав приближающиеся шаги, он быстро спрятал цепочку назад в карман и сел за стол.
— Вы здесь? — спросила менталистка Амалии. — Не видели леди Стетхейм, мою невесту?
Женщина выглядела сердитой и встревоженной, и Вейрон поспешил ее успокоить:
— В королевских купальнях с ней ничего не случится. Ей недавно делали массаж.
— А потом она исчезла, — буркнула та. — Мира Свон.
— Бригитта Дракхайн.
— А это? — она бросила взгляд на спящую к стенке лицом Эмму.
— Моя менталистка. Разомлела от жары.
Мира бросила острый взгляд на пустые бокалы, недоеденный бутерброд и понятливо усмехнулась.
— Дурацкая идея эти купальни, — пожаловалась она, подтягивая сползающую простыню выше, — испытание моей природной скромности. Уверена, вы понимаете меня как никто другой.
— Да, — вздохнул Вейрон.
— Отвернетесь? Я оденусь.
— Разумеется.
Он повернулся в сторону, а позади зашуршала ткань. Задумчиво съев еще один бутерброд, Вейрон стряхнул крошки с цветохрона, и вдруг заметил в одном из графинов отражение голой спины. Он машинально отвел взгляд — не годится почти женатому мужчине глазеть на других женщин, — но потом посмотрел снова. Не удивительно, что Мира Свон неловко себя чувствует обнаженной. То ли это дефект отражения, то ли у нее родимое пятно на полспины. Он протер пальцем графин, присмотрелся, но менталистка уже надела платье. Глянув на оставшийся на подушечке пальца след от вина, Вейрон слизнул его и пожал плечами.
— Все, — произнесла Мира и села рядом. — Так гораздо лучше.
Вынув из кармана тот самый кулон, повесила его на шею.
— Святая Селена помогает в любовных делах, — пояснила она, заметив его взгляд. — Хотя на королевском отборе любовь не играет большой роли... Почему вы здесь, Бригитта?
— Там слишком жарко…
— Не в купальнях, а на отборе, — добавила Мира.
Ее карие глаза пытливо изучали его, и Вейрон почувствовал ментальное давление. Мгновенно отреагировав, он выставил щиты, покрывшись испариной под цветохроном. Менталистка Амалии действовала куда грубее Эммы, вламываясь к нему в душу словно грабитель в дом.
— Вам лучше уехать, — сказала она. — Дома вас ждут родные, а здесь — разочарование и позор. Вам не победить. Другие девушки куда красивее, искушеннее, а вы…
— Вот она! — донеслось от дверей, и Вейрон невольно покачнулся, когда менталистка отвлеклась и оставила его в покое.
Паола Нэш стояла в дверном проеме, с полотенцем вокруг бедер, и ее грудки смотрели прямо на Вейрона. А он — на них.
— Значит, у тебя под цветохроном есть нечто особенное, — произнесла Раума Бердамон, становясь рядом. Полотенчико едва прикрывало ее крутые бедра, и больше на ней не было ничего. — Девичья честь — так ты сказала. А у нас, по-твоему, ее нет?