Послы явились чуть позже, что было явным нарушением этикета, и Эмма прикусила губу, когда увидела Мордиша: левый глаз его заплыл, и багровый синяк горел как фонарь, заметный издалека.
— Что произошло? — встревожился король. — Я предоставлю вам лекаря!
— Не надо, — отказался Мордиш, усаживаясь в одно из кресел. — Я буду носить этот знак как орден, с гордостью и радостью.
— Кто посмел? — нахмурился король, отчего-то посмотрев в сторону шатра, установленного позади сцены для невест, и сердце Эммы сжалось от холодной уверенности: это сделала леди Дракхайн, на вчерашнем свидании. Что теперь будет?!
— Это сделала женщина, — довольно осклабился Мордиш. — Сильная, как медведица, смелая, как лев…
— Вот как? — немного успокоился король. — Вы назовете ее имя?
— Думаю, это будет неправильно, — ответил рыжий, и Эмма с облегчением выдохнула. — Я заслужил этот синяк. Не хочу ставить под удар репутацию прекрасной леди.
— Кажется, я догадываюсь, у кого такая тяжелая рука, — задумчиво произнес король, не сводя взгляда с шатра, где невесты ожидали своей очереди, но тут, к счастью, на сцену вышел концертмейстер, наряженный в парадный камзол, и объявил:
— Первой на сцену приглашается леди Амалия Стетхейм. Она исполнит песню «Белая птица».
Невеста появилась на сцене словно волшебное видение: в белом кружевном платье, с распущенными золотыми волосами, тонкая и нежная, точно фея. Скрипки заплакали, выводя печальную мелодию, и Амалия запела…
Эмма очнулась, лишь когда остальные зрители начали аплодировать, и захлопала сама что есть силы, лишь потом сообразив, что поздравляет конкурентку. Быстро вытерев влажные щеки, Эмма почувствовала на своей талии тяжелую руку.
— Какое счастье, что я не буду петь, — тихо сказала Бригитта. — По контрасту с Амалией это было бы чудовищно.
У сцены возникла какая-то суматоха, концертмейстер хмурился и вносил изменения в свиток.
— Что там произошло, интересно бы знать, — сказала Эмма.
— Несколько невест отказались участвовать, — пояснила Милаша, оказавшаяся рядом. — Вчера в купальнях королевские маги уничтожили все артефакты, которые были пронесены на отбор без дозволения.
— Как? — громко удивилась леди Дракхайн.
— Да-да, — подтвердила Милаша, — уж не знаю, что там было. У меня так все свое: и ум, и красота…
Ирэна Воблер, найдя взглядом свою подопечную, подошла и стала рядом.
— Не съедим мы вашу Милашу, — насмешливо сказала Эмма. — Вы что-нибудь знаете о вчерашнем происшествии?
— Шерилл Свит — заика, — нехотя сказала Ирэна. — Отбыла из дворца этой ночью. Леди Сесиль Виннеган тоже уехала, уж не знаю, какой дефект она скрывала.
— Хорошо, что вам бояться нечего, да? — спросила Эмма. — Что ты покажешь, Милаша?
— О, это будет потрясающе, — загорелась девушка, поправляя розовое, как туманная дымка, платье. — Я буду…
— Пойдем, Милаша, — перебила ее Ирэна. — Я хочу, чтобы ты кое-что повторила.
— Да я и так репетировала всю ночь…
Эмма задумчиво посмотрела на свою невесту. Как и следовало ожидать, леди Дракхайн отошла к столикам с едой. Она методично поглощала бутерброды и казалась невозмутимой, как скала. Но ее уверенность обманчива: вчера их вечерние объятия затянулись, Бригитта словно не хотела отпускать Эмму, нуждаясь в поддержке и ее тепле. Все же у них явный прогресс в отношениях!
— Вы будете выступать последними, — прошептала Тереза, ставя на стол еще закуски.
— О, что это за рулетики? — оживилась Бригитта.
— Копченый лосось со сливочным сыром и зеленью.
— Как ты можешь есть? — возмутилась Эмма.
— Ты слышала? Мы последними выступаем, — попыталась оправдаться леди Дракхайн, забирая себе всю тарелку. — Что ж теперь, до вечера голодать?
— Ты вообще не волнуешься?
— Тереза, налей ей немного, для успокоения, — попросила Бригитта.
— Я не буду, — хмуро отказалась Эмма. — Может, лучше тебе? Для раскрепощения?
— Ну, разве что коньячку, — не стала отказываться леди Дракхайн.
Тереза кивнула и вскоре вернулась с небольшим графином, в котором плескалась янтарная жидкость.
— Только рюмку, — сурово сказала служанка, потом окинула взглядом габариты Бригитты и смягчилась: — Ладно, две.
Эмма вздохнула и снова повернулась к сцене, кусая губы.
— Леди Раума Бердамон! — объявил концертмейстер. — Она нарисует портрет его высочества, Вильгельма Юрингема третьего!
В ответ раздались уверенные аплодисменты принца и менталистки Раумы, которая стояла позади сцены, а вскоре их поддержали и остальные зрители.
Раума вышла на сцену в длинном красном платье с невероятно откровенным вырезом на груди. Ее черные волосы были распущены по плечам и спине, а в руках она держала кисточку и пузырек с черной краской. Поклонившись, нашла глазами Вилли, очаровательно улыбнулась ему и принялась рисовать прямо в воздухе.
Тихо заиграли музыканты, и легкая романтичная мелодия поплыла над садом. Аромат роз, казалось, усилился в несколько раз. Менталистка позади сцены, миниатюрная женщина, терявшаяся на фоне своей невесты, водила в воздухе руками, прикрыв глаза. А сама девушка продолжала виртуозные росчерки кистью, иногда кружась вокруг себя, слегка покачивая бедрами и загадочно улыбаясь.
Уже через несколько минут перед зрителями появился невнятный портрет мужчины, зависший в воздухе. Раума мелодично рассмеялась, поманила к себе одного из прислужников, и тот вышел с большим чистым холстом в золоченой раме. Леди Бердамон воздела руки вверх, и одновременно с ней это сделала ее менталистка, стоящая позади сцены. Краски, сойдясь в одну большую кляксу, метнулись к холсту, чтобы… стать точной копией принца! Его глаза лучились озорством и любопытством, на губах была запечатлена саркастичная улыбка, а волосы на голове едва заметно растрепались, словно от легкого ветра…
Все зааплодировали, а принц одним из первых!
— Замечательно! — сказал он, посмотрев на своих стражников и те закивали, как болванчики.
— Благодарю, — леди Бердамон приблизилась к краю сцены и присела перед принцем в таком глубоком реверансе, что Эмме стало удивительно, как грудь удержалась в пределах платья?!
— Это явное шулерство! — возмутилась она. — В конце концов, это невесты должны демонстрировать таланты, а не менталистки!
— Удивительно, но я согласна с вами, — ответила Ирэна Воблер и, поджав губы, направилась прямиком к королеве.
Поприветствовав ее, как давняя подруга, она склонилась и что-то прошептала ей на ухо. После, присев в реверансе, вернулась за сцену.
Эмма увидела, как королева говорит что-то своему супругу, а тот, нахмурившись, передает это сыну. Но Вилли лишь отмахнулся. По-видимому, его не особенно волновал тот факт, что портрет был нарисован не Раумой, а ее менталисткой.
Далее пригласили Паолу Нэш, и та удивила всех, показав карточные фокусы.
— Странный выбор для будущей королевы, — прокомментировала Ирэна Воблер излишне громко, снова становясь рядом с Эммой.
— Принцу, кажется, понравилось, — заметила Эмма.
— Клоуны ему тоже нравятся, но вряд ли он выбрал бы одного из них в спутники жизни, — патетично промолвила Ирэна. — Поглядите-ка, на ней и слой пудры как на клоуне. Интересно, отчего это? Раньше я не замечала у нее проблем с кожей...
Невесты выступали одна за одной. Кто-то пел, но далеко не так трогательно, как Амалия, кто-то танцевал, и Эмма отметила, что на танцах Вилли будто оживлялся.
Потом сделали небольшой перерыв, и зрители смогли размяться и погулять по саду, а Бригитта, взяв Эмму за руку, усадила ее и чуть не силой заставила поесть.
— Не переживай ты так. Ты ведь должна меня успокаивать, помнишь?
Жуя бутерброд и едва удерживая рвущиеся из глаз слезы, Эмма посмотрела на свою невесту. Та держала ее за руку, слегка поглаживая пальцы, и от этого простого жеста и вправду стало спокойнее.
— Давай-ка и тебе коньячку…
— Леди Милана Фонжевьен, с театральным представлением «Приход весны»! — объявил глашатай, и Эмма подавилась бутербродом.
Вскочив с места, она подбежала к сцене, позади которой уже стояла Ирэна Воблер, прицельно наблюдающая за каждым движением подопечной.
Милана танцевала, порхая по сцене, словно птичка. Музыка была нежной и радостной, деревья, появившиеся на сцене словно по волшебству, набухли почками и вскоре распустились розовыми цветами. Принц не сводил с Милаши глаз, а та была само очарование: она кружилась по сцене так самозабвенно, словно вовсе забыла об отборе. Юная, красивая, непосредственная. Радостная, как сама весна.
— У нас же тоже… театр... — прошептала Эмма, чувствуя, как слезы все же побежали по щекам.
— Я знаю, — ответила Ирэна самодовольно, не сводя глаз с Милаши. — Вы поражаете меня, милочка. Такое упорство, такая воля к победе… После отбора, когда вас вышвырнут отсюда вместе с леди Дракхайн, найдите меня. Возможно, я найду вам работу в моем агентстве.
Аплодисменты после выступления Милаши звучали особенно долго и громко, а принц даже встал с кресла.
— Ты просто умница, — похвалила свою невесту Ирэна, помогая ей спуститься со сцены.
— Я представляла, что я снова в вишневом саду у нашего замка, — доверчиво призналась Милаша. — Только у нас надо танцевать осторожно, чтобы не вступить в собачьи какашки. Садовники, конечно, сразу убирают, но у папы целая свора борзых, и иногда…
— Сейчас будет небольшой перерыв, надо подготовить сцену, — объявил концертмейстер. — А после перед вами выступит леди Бригитта Дракхайн с театральным представлением «Захват Плеса».
— Прелестно, — сказала Ирэна с легким изумлением посмотрев на совершенно поникшую Эмму. — Знаете, мое предложение насчет работы потеряло силу.
Эмма подбежала к Бригитте, которая поднялась со стула, и схватила ее за руку.
— Бригитта, милая, — проговорила она, — у меня есть к тебе два дела.
— Что случилось?
— Во-первых, я хочу дать тебе кое-что перед выступлением. Вещь, что придаст тебе сил. Сначала я думала, это лишнее, но, поразмыслив, поняла, что не имела права давить… Одним словом, вот. — Эмма быстро сунула в руку заинтригованной Бригитте носок.