Нет.
Безусловно, такие предложения не по мне.
— Ну вот, ты мне поможешь… Ты мне очень хорошо сделаешь! — ухмыляется тролль.
И я, дурная, показываю ему язык.
— Где это ты вообще сказки слышал такие? Джек перед каждым утром обходит вас и укладывает с прибаутками да колыбельными?
— Да нет… — отмахивается он, присаживаясь рядом с камнем, на котором жарилась рыбка. Бросая на него долгие, томные взгляды… и, наконец, решившись облизать. Бедняга.
— А пошёл бы, — предлагаю я, — наловил бы ещё, я бы тебе пожарила.
Он облизывается и поднимает на меня будто бы даже виноватый взгляд.
— Я не могу уйти. Буду всё время с тобой.
— Что же… Тогда я попробую заснуть.
Это его «я не могу» как-то напрягает, но всё же… Если он будет сидеть себе и охранять меня, как ворота (которые — увы — никогда для него не откроются), я вполне не против, ведь по слухам владения Джека — самое опасное, тёмное, мрачное и ужасающее место на свете.
— Так давай я тебя буду обнимать, ляжем у огня, как… Ну так. Просто, Изольда, ляжем.
— Это ведь дом, вполне себе людской дом, здесь должно быть что-нибудь тёплое… А ты, мой друг, не греешь по-настоящему.
— Друг? — выгибает он бровь.
— Ага, — я озорно усмехаюсь, прекрасно зная, что выходит у меня это обворожительно и подкупающе.
Вот ещё одна вещь, о которой я не задумывалась раньше: я легко схожусь с людьми. И, надеюсь, с троллями это сработает точно так же.
А что?
Даже с Совой мы ладим, не смотря ни на что, а уж она какая вредина!
Я счищаю снег со всех комнат дома и только на чердаке, на мгновение почти отчаявшись, нахожу то, что мне нужно — стопку шкур. В основном овечьих, но есть и одна медвежья. Под слоем снега с ними ничего не произошло, что не может не радовать.
Теперь дело за малым: расстелить всё у огня, сварить новую порцию компота, с удовольствием выпить, лечь поудобнее и с блаженством закрыть глаза.
Нет ничего лучше удачного дня, вороха переделанной работы за плечами и брежжущих впереди часов заслуженного отдыха в виде сладкого сна.
Зимой ещё приятнее после улицы зайти в тёплый дом, накрыться одеялом (или шкурой медведя) и наслаждаться тем, как отогревается изнурённое тело.
С этими мыслями я спускаюсь вниз, но замираю на лестнице, услышав хриплые, знакомые голоса, узлом сплетённый в один очень уж интересный разговор.
— Да ты же, наверное, напугал её стонами своими… Кто же так делает! — ухмыляется Крыс.
— Д-да?
— Конечно, учить тебя всему, что ли? Женщина чтобы согласилась, она первой стонать должна, а не ты, дубина!
— Да как её заставить, если она не хочет, если не согласная-то!
— Да как, рассказать как? Надо же было быть интересным собеседником. За коленку взять, они это любят — страсть. В ушко нашептать, какая красивая она, понавещать ей снега, понавешать!
— Да я говорил, волосы хвалил…
— Да что волосы? — хрипит Крыс. — Что волосы? Она и сама знает, что они чудесные! Что это тебе даст, дуб? Надо что-то, в чём у неё сомнения есть, червячок! Ты его съешь, и она сразу в рот заглядывать начнёт… Не веришь?
— Да только, что у неё некрасивого-то? Она вся ягодка!
— Так найди! Что уже в ведьме изъян найти не можешь!
— Может быть, под одеждой…
— Что под одеждой? — выгибаю я бровь, заходя в комнату.
И что же, мне, интересно, ответят?
Глава 14. Второе испытание
— Это ты нам скажи, Изольда, тролли, знаешь, любят, когда у девушки есть, что показать.
— А для чего мне это знать?
Решив, что не позволю двум шалопаям испортить себе блаженный отдых, я прохожу мимо и принимаюсь действовать по плану: размеренно, с удовольствием, как это обычно бывает из-за рутины домашних дел.
Знаю, не все женщины это любят, но я просто обожаю.
Расстилаю шкуры, разогреваю камушек (нём тепло остаётся надолго, поэтому провалы в концентрации не так сильно мешают делу, как если бы затухало пламя), ставлю на него турку со снегом и ягодками, блаженно потягиваюсь и расплетаю длинные косы.
— Что делать собралась? Соблазнять решила нас обоих? А? Набрехал что ли, что она отказала тебе? — хрипит Крыс.
А баран даже не отвечает ему, только не сводит с меня полного надежды, взгляда.
— Отчего вообще рассказал о том, что тебе в голову взбрело? — спрашиваю, проводя пальцами по золоту волос.
В деревне ни у кого таких волос не было, всем они нравились, и все женщины, а особенно — бабушки, норовили советы раздавать, как такую красоту беречь, чем мыть, чем полоскать, как расчёсывать. Здесь с этим не разгуляешься, но гребень у меня есть деревянный, ладный. Им прохожусь по прядям, чтобы не путались.
И приговариваю про себя: «Помню про вас, помню, будьте гладкими, будьте справными, да не путайтесь, не вредите мне, не душите меня ночами тёмными…»
Ведьминому делу никто не учит, обычно каждая находит на всё свои слова, всё берёт из себя же. И у такой ведьмы, если она будет серьёзно к делу подходить, магия будет сильная. А вот если девочка со способностями найдёт книженцию какую-то с заговорами чужими, то даже в половину не стоит ей того же ждать, как если бы она соткала заклинание.
Из-за этого ведьм ещё и кличуть пряхами…
Ну да я отвлеклась и прослушала, что на мой вопрос ответил тролль.
— Что, прости, дорогой друг?
— Не знаю, не обижайся, Изольда… — нахмурившись, выдавливает он из себя.
Должно быть, ещё и второй раз. Бедняга.
— Джек сказал, что тебя отдал на съедение, рада видеть, что это не так, — решаю я улыбнуться крысу, который тоже наблюдает за мной, сверкая чёрными глазками-бусинами.
— Никто меня не съест, Изольда. Ты прошла первая испытания, доказала, что и без связи можешь найти фамильяра, а, значит, вас связывает нечто большее. Это хорошо. Господину нашему это подходит. Вот только пройдёшь ли второе испытание? И помог ли тебе косы, или станут твоей же погибелью? Хочу посмотреть. Здесь, в сердце зимы, не так много развлечений, как можно было бы подумать.
— Честно говоря, я вообще не думала, что здесь есть развлечения.
— Если тебе не нравится, можешь…
— Уходить? — фыркаю я. — Нет, не могу. Я уже согласилась, и теперь назад пути нет. Так Джек сказал.
— Он много чего может сказать, Изольда.
Я заканчиваю рассчёсывать золотые локоны и принимаюсь плести косы.
— Приятно, что так часто зовёте меня по имени…
— Изольда… — хрипит Крыс. — Изо льда… Имя ласкает уши нам, детям льда и снега.
— Значит, не так уж я и не к месту. И раз всё так быть может, дорогие тролли, вы всё-таки объясните мне, что здесь происходит? Отчего внезапно вспыхнувшие чувства?
— Красивая такая и живая, — отзывает баран, пряча взгляд.
Я касаюсь ладонью груди, где бьётся сердце.
— Спасибо. Постараюсь такой оставаться.
Закончив с волосами, сладко потянувшись и выпив горячей воды с лёгкой ноткой ягодного вкуса и запаха, я устраиваюсь на шкурах, готовая нырнуть в сон, словно в огромную лохань с тёплой водой.
— Доброй ночиутра, господа, — желаю им, — пусть у всех нас завтра будет хороший день.
В ответ слышу лишь глухую тишину, но высовываться из своего мехового укрытия не хочется. Мало ли, как спят тролли. Быть может, им достаточно секунды, чтобы мыслями погрузиться в другие, сказочные миры.
Хотя… интересно, что снится с троллям?
Вот только не проходит и минуты (а иначе я бы точно уже давно спала), как слышу тихие, но различимые перешёптывания:
— Она такая милая, такая чудесная…
— Ну и что? Ты ли это говоришь мне, жеребец? Ведь знаешь же, какие правила.
— Обычно ведьмы совсем другие. А она так добра ко мне… И так хочет выиграть.
— А ещё хочет, чтобы всё было честно, так и не подыгрывай ей, дуб! Ты подумай, о том, что там у неё вообще… Сразу забудешь обо всём.
— Да, слюни текут… — тянет тролль, и мой сон как рукой снимает.
Но они ведь не могут без моей воли что-то сделать?
Должны же быть правила?
И что, тролль их возьми, за всем этим стоит.
Затаив дыхание, я вслушиваюсь в тихие шаги барана. Он стоит надо мной пару минут, но потом всё же решается лечь рядом.
Проводит великанской ладонью по моим косам и спине, ведёт рукой чуть ниже, фыркает… Боязливо касается груди… И тут его хватка становится куда увереннее. Нет, это уже ни в какие ворота не лезет! Подрываюсь, чувствуя усталость куда более сильную, чем была до того, как я напомнила телу, что такое отдых. Чувствую, завтра буду разбитая, и всё из-за…
— Козёл! — отвешиваю ему пощёчину и только потом спохватываюсь: — Баран!
Он пригибается, глядя на меня ошеломлённым, виноватым и одновременно наглым взглядом.
— А что такое, детка? Ты можешь и меня потрогать!
— Перестань! Как так можно! Я же к тебе по-человечески, а ты…
Крыс на краю зрения подаёт троллю какие-то знаки своими маленькими лапками, я сдерживаю усмешку.
— Ааа… — мнётся тролль. — У тебя там это… красивое… всё!
— Это потому, что там всё так плохо? Думаешь, у меня такая большая неуверенность? Такой большой червячок? Во всём?!
— Нет, наоборот! Я не нашёл! Всё хорошое!
— Балда! — орёт Крыс. — Пень, дуб, ясень! Всё, отойди от неё, сил моих больше нет, слышишь? Изольда, ты прошла испытание.
Я, наблюдая за выходящим на улицу, ссутулившимся бараном, отзываюсь, пока не успев вдуматься в его слова:
— Испытания?
— Испытание. Второе.
— Уже! — едва ли не подпрыгиваю и даже шальная мысль проскальзывает, что это надо бы отметить кофе, но да будет слишком расточительно, придётся держаться. — Как? Когда?
— Да сейчас же, Изольда.
— То есть испытание было в том, чтобы не… ну… с ним? Да кто бы его смог провалить?
— Многие ведьмы, — будто даже обидевшись, ворчит Крыс, — находят троллей соблазнительными, так что не надо мне тут! И многие сейчас поддаются страсти, ведь тролль он… намного лучше любого человеческого мужчины. И если ты этого не знала, считай, тебя спасло твоё невежество…