— Всё хорошо, мы нашли тебя, — шепчу я, — мы нашли тебя.
— Отойди, — рыкает Джек.
Он поднимает девочку на руки, просит обнять себя за шею, и мы переносимся к лавочке «Платья и шубки от Сандры».
— Как хорошо, — улыбаюсь я и, не подумав, целую его в щёку.
Он на пару мгновений замирает, собирается что-то сказать, но вместо этого заносит девочку в дом и оставляет на кресле.
— Я… — шепчет она. — Видела вас.
— Это потому что у тебя есть магический дар, — он улыбается, садится на пол и их глаза оказываются на одном уровне.
— А у вас в волосах — огонь. Я как раз мечтала об огне. Я осмелилась открыть коробок спичек, но они так быстро затухали… — она хмурит светлые, едва заметные бровки.
А она ведь босая, что уже удивляться насчёт шапки и накидки, если даже этого нет…
— Видишь, как здорово всё получилось? — улыбаюсь ей. — Джек тебя спас.
Он начинает ухмыляться, довольный до нельзя, но это ненадолго, потому как девочка поправляет меня:
— И ты тоже.
Он поднимается и уходит, видимо, подкинуть дров, ведь оставляет после себя шлейф холода и мрака.
— Это Джек? Хозяин зимы, да? Я почему-то это знала. Когда гуляла по городу… Я не поняла, что осталось тело.
— Почему же не пошла домой?
— Я так и не смогла продать спички, папа сегодня был очень-очень злым. Я знала, что ночью люди не ходят, и я не смогу ничего продать. Но на улице лучше, чем вернуться к нему. Да и… дома тоже холодно.
Я знала, что не все дети живут так хорошо, как Стелла и Роуз, но чтобы настолько… Это не укладывается у меня в голове.
— Как тебя зовут? — подхожу к ней, и касаюсь волос, опасаясь, что вновь могу их не почувствовать, что у нас ничего не вышло.
— Ель, можно Ёлка. А ты? Я знала, что Джек — это Джек, хотя и представляла его совсем другим. Холодным. С длинной седой бородой… — она дрожит вместе со звонким голоском, и я накрываю её одной из меховых накидок. — Но не могла понять, кто ты.
— Как и ты — маленькая, ладно, большая ведьма.
Ёлка смеётся слабо.
— Правда? А я так не подумала…
У меня замирает сердце от мысли, что мы могли её не спасти. Судьба ли, что оказались здесь? Или просто совпадение? В любом случае, я так никогда не радовалась, как в это мгновение.
И господину зла не всё равно, я не сомневаюсь в этом.
Наконец, мне удаётся взять себя в руки, утереть слезу и отправиться на поиски свечей.
— А ты живёшь одна с папой?
— Почти, мама умерла, я уже плохо её помню. Но с ней было лучше. Папа часто злится. И его новая жена — тоже.
Как же её теперь отпустить домой?
Я нахожу длинные толстые свечи в одном из ящичков и заглядываю в каморку к Джеку, который едва-едва помещается рядом с маленькой печкой.
— Чего тебе? — рычит он. — Зачем нам девчонка? Ты хочешь опоздать на четвёртое испытание?
— А что там будет? — усмехаюсь я.
— Изольда!
— Ладно-ладно, — я касаюсь его руки. — Мне нужны твои золотые монеты, господин зла.
— Женщины! До чего же алчные создания…
— Ты ведь хочешь понравиться ей?
— Кому? — оборачивается он, чтобы окинуть меня недоумевающем взглядом.
— Девочке. Её зовут Ель.
Он ухмыляется.
Вижу ведь, что хочется сделать что-то хорошее, да отчего-то не решается. Но не превратиться же от света добра в громадный валун!
— Идём, — подаю руку и он, прищёлкнув языком, подхватывает меня на руки, когда мы выходим из каморки.
— Мне нужно зажечь здесь свет… — охаю я, — но где же взять огонь!
— Так ведь…
— Джек!
— Ах, да… Ёлка, ты не продашь мне спички?
Она оживляется и несмело кивает. Видимо, только-только полностью осознав, в какую компанию попала.
Как бы не выглядел Джек, добрых историй про него не больше, чем крысиных слёз.
И всё же он может очаровывать. Уж я то знаю…
Ель протягивает ему коробок и получает тяжёлую монету.
Когда меня, наконец, отпускают, я зажигаю свечи и расставляю их на столиках и подоконниках.
Теперь здесь тепло, светло и уютно.
Осталось только раздобыть еды для нашей находки.
— Итак, девочки, как насчёт того, чтобы переодеться? Здесь и полка с сапогами есть!
Эту самую полку Джек выдирает из стены и ставит в центр комнаты с широкой улыбкой, будто бы так и надо.
Нет, Сандра точно убьёт нас!
— Что здесь происходит? — будто подгадав момент, разливается холодной водой женский голос позади меня.
Глава 22. Три ведьмы и тролль
— О, моя дорогая! — ухмыляется Джек. — Что ты здесь делаешь?
Я оборачиваюсь так, чтобы прикрыть собой маленькую Ель. Мало ей испытаний, не хватало только ещё больше испугаться!
Тролль вполне себе расслаблен, ведёт плечами, подпинывает полку с сапогами, а ведьма… типичная ведьма?
Есть такие, рядом с которым любая начинающая колдунья, почувствует себя заправской стряпухой и неудачницей.
Нежные, хрупкие девочки с волшебным даром знают, что не годятся в настоящие ведьмы — характер не тот.
И это становится особенно заметным на фоне таких роскошных женщин, как та, что сейчас переводит взгляд с Джека… на меня.
— Он спрашивает Сандру Бишоп, что она делает в магазине «Платья и шубки от Сандры», — проговаривает и выпускает тонкую струйку дыма.
Папироса тонкая с металлическим держателем.
На ней зелёный полушубок с массивным капюшоном, огромная фиолетовая шляпа, отделанная мехом, клетчатая юбка и остроносые сапоги. Лицо не обделено длинным, выразительным тем же самым, чёрные глаза поблёскивают будто бы предвкушением пакости, тонкие губы щедро впитали в себя ярко-красный цвет и будто именно от этого изгибаются в элегантной усмешке.
Она явно не целительница-затворница, какие бывают в некоторых деревнях, но как умудряется спокойно жить в городе среди людей — загадка.
— Значит, собрались меня обокрасть?
— Твой господин пришёл почтить это место своим присутствием. К тому же, ночью не бывает покупателей, и мы ничем не помешаем.
Я выгибаю бровь. Тролль ведёт как всегда вальяжные речи, это можно понять. Но отчего Сандра говорит так, будто бы может что-то сделать против него? Ведь нет на свете существа, сильнее господина зла. И где же страх и почтительный трепет?
Видимо, так же, где и мой собственный.
— Мне думается, днём, дорогой Джек, уже нечего будет продавать.
Она делает шаг вперёд, и я понимаю, что ей больше лет, чем мне показалось вначале. Не старушка, конечно, но уже можно сказать, что в возрасте. По крайней мере, по квалификации Бруклии, которая больше всех прочих учила меня, как нужно воспринимать и оценивать окружающий мир.
— Какого ты обо мне мнения? — хмыкает Джек, — ведь я пришёл не с пустыми руками.
И он достаёт из кармана, как я полагаю, мешочек, полный монет.
У Сандры загораются глаза.
— Ну раз так, я сделаю вид, что не видела этого… — она указывает на выдранную полку пальцем, что унизан перстнями.
Сладко улыбается, облизывает губы, собирается что-то достать из мешочка, но…
Втягивает носом воздух и спрашивает:
— А что это за юная колдунья?
Знаю, что Ёлку не спрятать, но мне не хочется их знакомить. Всё-таки столько баек ходит о том, что ведьмы нет-нет, да предпочитают иной раз на ужин детей.
Я сама не такая, но по себе же нельзя судить, правда?
— Я!
— Да ты здесь причём, Изольда?
Вздрагиваю, потому что не помню, чтобы представлялась ей.
— Откуда…
— Зима сказала…
Джек закатывает глаза и хмыкает:
— Изольда, хватит перетягивать на себя внимание!
Сандра хохочет и подходит к девочке, которая рассматривает её со смесью страха и любопытства в глазах.
— Не боишься злого тролля?
— Он добрый, — хмурится Ёлка, — он спас меня.
— Да, добрый, — кивает Сандра, вроде бы удовлетворённая ответом. — Сейчас и правда ночь, — отходит она к одному из шкафчиков, чтобы достать пузатую бутылку. — Я избавилась от своего мужчины, он мне наскучил. Скоро Новый Год! Нельзя тащить в него всякое барахло. Так что и от старой коллекции платьев, пожалуй, будет к месту избавиться.
— Ты так говоришь каждый раз… — вставляет Джек.
И ведьма смеётся.
— В общем, я избавилась от него и решила зайти за бутылочкой припасённого на такой случай сливочного вэля. Кто-нибудь хочет вэль?
Джек, конечно же не отказывается.
Магазинчик платьев — на удивление уютный и просторный, это стало понятно после зажжения свечей. Ведь позади обнаружились примерочные и арка, за которой была ещё одна небольшая комната с нарядами. Там то, потряхивая в бутылке белый, словно молоко, вель и обосновались тролль с ведьмой.
Мне интересно, что обо всём этом думает Ёлка, ведь столько злых персонажей из сказок — перебор для одной маленькой девочки и одной зимней ночи.
Но она, пригревшаяся и измождённая долгой работой на холоде, уже задремала в кресле. Такая красивая, розовощёкая, светловолосая…
Я подхожу к зеркалу в полный рост и рассматриваю своё отражение.
В последний раз делала это дома, прежде чем уйти.
Прошла будто бы не одна неделя, но на самом деле сколько… день? два? Хотя теперь будет уместнее считать ночами.
Ёлка маленькая, с жиденькими локонами с золотинкой и голубыми глазами. Могли ли я в детстве быть похожей на неё? Не помню. Ничего не помню.
И почему меня это никогда раньше не заботило?
Бруклия первые месяцы ахала — в основном только Бруклия, потому как девочки мало что понимали, а Робер, как и многие наши мужчины, никогда не был словоохотлив. Но потом и она перестала, привыкла к тому, что у меня нет прошлого. Что я родилась у них на глазах.
Но — странно — могла говорить и всё понимала. Не путала птицу с собакой, а чайник со сковородкой.
Кто-то ещё звал меня снежным духом, говорили, что я пришла из леса, чтобы растаять, когда проклятье Джека спадёт — летом.
Но вскоре все убедились, что я живая, тёплая и вполне себе милая девушка.
Им было удобно со мной. Мне тоже.