Я уже не боясь брожу по лабиринту, ведь в прошлый раз Крыс в один миг перенёс меня к домику, теперь нужно его лишь уговорить.
Хотя так скоро уходить не хочется, я до сих пор тревожусь из-за странного поведения Ледяного дракона.
— Пришла ночью сюда, кто тебя звал, а? Хочешь вылететь из отбора, ведьма?
— Нет, и вообще, никто не запрещал вместо сна гулять и всё такое. Здесь очень красиво.
— Зубы-то мне не заговаривай, Изольда! Хочешь, чтобы я помог тебе?
— Да, — улыбаюсь, — пожалуйста.
Он ухмыляется и выдаёт условие:
— Тогда я тебя прямо домой отправлю. Проиграешь, но живой окажешься. Как тебе?
— Нет, тогда не нужно, спасибо большое за предложение, очень мило было с твоей стороны.
— Издеваешься? — кричит в ухо, словно Сова. — Тогда сама со всем справляйся! Ночуй среди монстров!
Я киваю и наклоняюсь, коснувшись подушечкой указательного пальца снега под ногами.
— Что ты делаешь? Какие-то твои выкрутасы да фокусы, Изольда?
— Чтобы ты смог спрыгнуть.
— Зачем?
— Я же, — усмехаюсь, — должна сама со всем справляться.
— Буду, — упрямо отвечает он, — на тебе ездить, как на лошади! Ты это заслужила!
Я разгибаюсь, разминаю затёкшие косточки и продолжаю иду туда, где светлее.
Вообще, светло должно быть везде сейчас, но Ледяной дракон завёл меня в какое-то странное место.
— Так где он?
— Он же сказал, что не любит гостей, вернулся к себе. Это будет тебе урок.
— Ты всё слышал? — на мгновение останавливаюсь я.
— А как же? Я всегда всё слышу. Я глаза и уши этого места. Поняла?
— Тогда ты должен знать, что ещё он сказал, что рад меня видеть. Что я… вызвала у него чувство.
— Какое ещё чувство?
— Нет знаю, — облизываю губы, — может быть, голода. А может, что-то другое.
— Голода, — хмыкает Крыс, довольный до нельзя, — это верно ты сказала!
То, что ему не по нраву, видимо, предпочёл не замечать.
Ну ладно, буду надеяться, что у Аркая всё в порядке.
Как здесь всё-таки загадочно и интересно…
— Мы ведь ещё увидимся?
— Да, но только если пройдёшь завтрашнее испытание. А как ты это сделаешь отсюда? Да и не выспалась! Всё, собирай манатки и вали домой!
Я пытаюсь найти путь с помощью магии, но место здесь необычное, а усталость берёт своё.
Можно было бы попросить вьюжку помочь, но… как-то неловко.
Слишком часто обращаюсь по пустякам.
Значит, решено — останусь здесь на ночь. А утром решу, как выбираться.
Сооружаю костёр, устраиваюсь у него и слышу… перестукивание будто сотни копыт.
И зловещий смех.
Глава 40. Откровения у костра
Смеётся вообще-то Крыс. Даже не так — хохочет.
А потом произносит как ни в чём ни бывало:
— Извини, Изольда!
И ужасающие звуки надвигающихся монстров сходят на нет.
— За то, что я их не увижу? Или потому что их и вовсе никогда не было?
Он фыркает, слезает с моего плеча и устраивает у костра. Не знаю, можно ли так называть горящий в воздухе магический огонь, но всё же.
Так и хочется сказать: отойди от пламени, глупое животное, обожжёшься!
Но я, разумеется, сдерживаюсь.
Отчасти из вежливости, отчасти потому, что не просто так осталась здесь, а в надежде поговорить с ним с глазу на глаз.
Ну и, может быть, ещё раз увидеть Аркая.
— Зачем хотел напугать меня?
— Потому что у тебя в голове один снег, Изольда!
— Ну так я, — улыбаюсь, — Изольда. Снег и лёд и всё что захочешь.
— Да ну тебя…
Мне кажется, он ругается просто для виду, а потому не бросит меня здесь, даже если я осмелюсь спросить:
— Скажи, кто ты всё-таки такой? Не говори, что крыса, я знаю — они не разговаривают.
— С тобой не разговаривают? — фыркает он. — Тебе бы стоило что-нибудь в себе изменить, ведьма. С тобой даже крысы не разговаривают! Один я что ли такой дурачок?
— Мне кажется, что ты тоже тролль. Ведь, если допустить, что твои слова — не шутка, ещё я точно знаю, что у крыс нет магии. У тебя она есть.
— Я маг среди крыс, точно так же, как ты ведьма среди людей.
— Так, значит? А что насчёт того, что тебя слушаются тролли, а? Думаешь, я не заметила?
— Это ничего обо мне не говорит. Но кое-что, — он усмехается, — говорит о троллях.
— А мне кажется, это многое говорит о происходящем вокруг…
— Изольда! — ревёт Крыс. — Уже поздно, ты собралась всю ночь жевать со мной слова? Я могу так долго! О, поверь, очень долго. Но сможешь ли ты? Разве ты не устала сегодня?
— Это большой секрет, да? Если такой большой, скажи мне, и я не буду приставать. Я очень ценю доверие. Ты можешь мне доверять. И если решишься рассказать и если нет.
Он цокает.
— Ай, лиса! Ну хватит, никакого такого секрета нет! Я заколдован, как и многое здесь. Ясно тебе?
— Заколдованный тролль?
Он вздыхает:
— Человек.
И я в ответ, будто опасаясь спугнуть, лишь взглядом тихонько спрашиваю, что же всё-таки случилось.
Он запрокидывает голову к нижнему небу, будто задумавшись, а затем, кивнув самому себе, начинает рассказ:
— Я был обычным мальчишкой, хотя… — тут же фыркает. — Если выкладывать все карты на стол, пожалуй, я был хулиганом… Знаешь, ничего особенного, задирал девчонок, которые мне нравились, затевал погромы в курятнике соседей с знакомыми мальчишками. Знаешь как оно? Яйца-то ворованные, да поджаренные на огне в лесу — самые вкусные. Ну, может слова ещё говорил всякие… не помню. И вообще, если так подумать, я был не так уж и плох.
— Ты был ребёнком, — шёпотом отзываюсь я. — И уверена, что и хорошие поступки были.
— Конечно, — тут же подхватывает Крыс. — Много всего! — но в подробности не вдаётся. — Но и вот как-то зимним вечером катался я на санях с горки. Все дети уже ушли, а я со своими поссорился. Уже не помню, из-за чего. Если честно, и их-то совсем не помню. Это было давно.
Он так говорит об этом, что мне становится не по себе.
Одно дело — не помнить прошлого вообще.
Другое — помнить в общих чертах, но забыть главное.
Крыс, должно быть, сильно тоскует…
— Не гляди на меня с жалостью, Изольда, — ворчит он. — А то не буду ничего тебе рассказывать! Нет, знаешь, я вообще не буду уже ничего рассказывать! Вылупила глазёнки свои голубые… красивые.
— Пожалуйста, — улыбаюсь я, — продолжай.
Он рыкает, но всё же…
— И вот, уже совсем темно стало а я всё катался. Пальцы заледенели. Было больно, помню, плакал, и это тоже было больно. Можно было бы пойти домой, но я был упрямый. Мне хотелось, чтобы за мной пришли, хотелось крикнуть, что никуда не пойду. Знаешь, как оно бывает?
— Знаю.
— Ну вот… В конце концов я уже просто сидел, не двигался. И ко мне подошла женщина такая красивая… Высокая, волосы светлые, глаза большие и жёлтые, как две луны. Она протянула мне руку и забрала с собой.
— Ты… умер?
— Что? — фыркает он. — Нет, но мог бы, наверное, как та девочка…
— Какая девочка? — выгибаю бровь.
— Мне Джек рассказывал…
— Ёлка?
— Она, — отмахивается Крыс. — То была могущественная ведьма, о которой у нас слагали легенды. Она меня отогрела, вылечила от уже было начавшейся лихорадки и оставила себе. Я скучал по дому долго. А потом перестал. Она стала мне матерью, а её дочь — сестрой.
— Дочь? — удивляюсь я, грея руки над пламенем своей же силы.
— Ага. А я не говорил? Взяла-то она меня из-за своей мелкой, которая была на редкость капризной. Ей нужен был друг, и рыжий насмешливый мальчик пришёлся в пору. Её звали Лелька. Мы чаще ладили, чем нет, хотя иногда и дрались до крови. Но… знаешь, она стала моей семьёй. Я в какой-то момент полностью забыл, что было что-то ещё. Хоть и не понимал, почему мать такая странная и что означают все творящиеся вокруг чудеса. То время было как жутковатая детская сказка. Но я вспомнил всё же про зиму и горку, про то, что была другая семья. Когда ведьма умерла. Умерла и оставила мне свой дар. А он накладывает некоторые ограничения.
Крыс обводит рукой своё пухлое тельце.
И склабится.
Мол вот такая вот история, Изольда, а теперь бегом спать!
Но меня распирает любопытство, какой теперь сон!
— Подожди, но разве так делается? Почему тебе?
— А что я по-твоему рожей не вышел, а?
— Не вышел, ведь ты — мужчина.
— Да, поэтому и стал похож на чуд… животное! Вот что бывает, когда мужчине достаётся такая сербёзная вещь, как ведьминская магия. Не каждый бы справился! Но вот он я перед тобой.
— Но почему не дочери?
Крыс кричит:
— Ты чем слушала, Изольда? Уши у тебя из чего? Говорю же… болела она. Да к тому же у неё был свой дар, с холодом связанный.
— И что с ней случилось?
Он чещет лапкой за ухом.
— А ты как думаешь? Ничего хорошего. Зарвалась и как ты прямо своей силы не выдержала!
— Я?
— Ну да. А кто ещё у нас лезет на рожон, если не ты?
— Я ведь делаю только то, что Джек требует и от остальных ведьм.
— Тебя никто не приглашал сюда.
— Я пришла и меня пригласили.
— И это было его ошибкой, — огрызает Крыс. — А теперь спи!
И я и вправду устраиваюсь прямо на снегу, поближе к огню, от которого ничего не тает, но тепло идёт, прячу лицо в локте и шепчу, даже не зная, слышат меня или нет:
— Если у тебя сила могущественной ведьмы, то почему ты не самый могущественный в городе троллей?
— А кто сказал, что нет? — тут же раздаётся голос Крыса над ухом.
И я усмехаюсь:
— А кто это у нас тут спрятался? Зачем прячешься от меня, Джек?
Глава 41. Большой рот
Мне так хотелось бы сейчас снега! И словно прочитав мысли, морозный, но ласковый как пёс, ветер, ворошит сугроб и слипшиеся друг с другом снежинки валятся на нас… с господином зла.
Крыс не стал отпираться и принял более приближённый к своей сути облик.
Я наблюдаю за ним — без пламенных невероятных волос и глаз, но всё такой же высокий и массивный, рыжий, кареглазый, уютный. Чуть сгорбившийся, будто обиделся. Так легко представить эту гору мышц и пошлого юмора маленьким, потерянным мальчиком на опустевшей горке.