Губы Сильвии дрогнули.
– Вы – диалектический материалист.
– Ну-ка, повторите, и я за себя не ручаюсь, – грозно сказал Даллен. Сильвия рассмеялась, и вдруг его руки сами собой потянулись обнять ее. Он замер, ему показалось, Сильвия тоже чуть вздрогнула, и в ее глазах промелькнула тревога.
– Я говорила с Риком, – сказала она. – Он рассказал о вашей жене и сыне. Я раньше слышала, но не представляла… Я не связывала вас…
– Все нормально. Не надо об этом.
– Мне говорили про людей, которых полностью вылечили.
– Это зависит от того, как близко от оружия они находились. Если затронуты только клетки памяти, тогда человека можно переучить, почти восстановить его личность за год или около того. У такого человека не повреждены связи в коре полушарий. Если же они повреждены…
Даллен замолчал. Неужели он способен вот так, словно посторонний, обсуждать эту тему? Неужели сработало то, в чем он не готов признаться даже самому себе?
– Кона и Микель поражены с очень близкого расстояния. Я думаю, как личности они исчезли.
– Простите меня. – Сильвия помолчала, глядя ему в глаза, потом слегка вздохнула, как будто пришла к какому-то решению:
– Гарри, я не пытаюсь навязать вам идеи Карала, но существует нечто такое, что мне хотелось бы показать вам. Вы согласны?
– Я не против. Пойдемте.
Сильвия вывела Даллена в короткий коридор, который упирался в тяжелую дверь. Она открылась, едва хозяйка приложила большой палец к замку. Почти всю большую комнату занимала прозрачная витрина, похожая на музейную. Внутри стеклянного параллелепипеда на невидимых проводах были подвешены шесть полированных металлических сфер приблизительно метрового диаметра со множеством чувствительных зондов-игл, закрепленных перпендикулярно поверхности. Провода от оснований зондов уходили в днище витрины и исчезали среди приборов на полу.
– Поразительно, – проговорил Даллен. – Раньше я был допущен к колыбели принца, теперь удостоился права лицезреть королевский будуар.
– Мой муж и пятеро других добровольцев отказываются от жизни ради этого эксперимента, – заметила Сильвия, ясно давая понять, что непочтительность не одобряется. – Зонды не соприкасаются со сферами, как может показаться на первый взгляд, а находятся в десяти микронах от поверхности. Микрорегуляторы удерживают их в таком положении даже при колебании сферы из-за локальной вибрации, микроземлетрясений и прочих изменениях. Система компенсирует все действующие природные силы.
– А для чего все это?
Лицо Сильвии стало торжественным.
– Система не компенсирует паранормальные силы. Карал планирует сдвинуть первую сферу в момент дискарнации. Если это получится, в чем он не сомневается, сфера войдет в контакт с одним или несколькими зондами и по цепи пройдет сигнал.
– Понятно, – Даллен старался скрыть невольный скептицизм. – Доказательство жизни после смерти.
– Доказательство того, что явление, называемое смертью, в действительности – только переход.
– А другие не пытались посылать сигнал "с той стороны"?
– Они не были физиками и не понимали принципа квантован неопределенности и действующих сил.
– Но… До сегодняшнего вечера я никогда не слышал о сапионах, но можно предположить, что, если они вообще существуют, то их взаимодействие с веществом очень, очень слабое. Почему он надеется, что энергия дискарнации, которую должны приносить эти самые сапионы, сдвинет предмет вроде этого? – Даллен постучал пальцем по витрине, указывая на ближайшую сферу.
– Карал учил, что сапионы некоторым образом родственны гравитонам.
– Однако мы не знаем, существуют ли гравитоны.
Сильвия досадливо поморщилась, но казалось, пропустила его ответ мимо ушей и стала рассуждать о ядерной физике, будто не все фундаментальные взаимодействия являются общими для всех частиц, нейтрино – как раз пример такси частицы. Поэтому нечего бояться сапионов, вступающих лишь в ментальное взаимодействие. Это просто еще одна экспериментально не обнаруженная частица, такая же, как гравитон.
В картине, которую нарисовал себе Даллен, умерший Карал Лондон, оседлал рой гравитонов и мчался среди звезд навстречу полированной сфере. Потом вспомнил, что у Лондона есть еще пятеро пожилых последователей: один – на Орбитсвиле, другой – на Терранове и трое – в разных точках Земли. У них столь же фантастические планы, и каждый нацелен на свою собственную сферу. Все это представлялось Даллену сущей нелепицей.
– Извините, – сказал он. – Ваша теория для меня чересчур неожиданна. Сразу трудно в нее поверить.
– На данной стадии от вас этого не требуется. Главное, чтобы вы согласились: она не противоречит современной физике.
Сильвия произносила фразы как раз навсегда затверженный урок.
– Личность есть совокупность ментальных сущностей, образующих структуру в ментальном пространстве. Она переживает разрушение мозга, хотя для ее развития требуется его сложная физическая организация.
– Моя физическая организация слегка перегрелась, – улыбнулся Даллен, смахивая со лба воображаемый пот.
– Ладно, первая лекция закончена, но предупреждаю: когда придете в следующий раз, получите продолжение. – Она остановилась у двери и ждала, пока он к ней присоединится. – Если придете.
– Меня не запугать. "Лжешь", – мысленно сказал он себе, чувствуя, что "деловая" часть закончилась, они одни, и Сильвия ждет возле двери. Он шагнул в ее сторону, желая и страшась того мгновения, когда уже невозможно будет избежать прикосновения. Он приблизился к ней, непроизвольно подняв руки в жесте, имеющем значение лишь для них двоих и только в это мгновение. Руки Сильвии поднялись ему навстречу, ее теплые пальцы легли на его ладони. Даллен подался вперед, но почувствовал постепенно нарастающее сопротивление.
– Не целуйте меня, Гарри, – сказала она. – Мне трудно так…
– Вы считаете, я слишком тороплюсь?
Она задумчиво взглянула на него.
– Я пытаюсь разобраться.
– В таком случае, не вернуться ли нам к вашим гостям?
Она благодарно кивнула, и они отправились назад в гостиную, где Сильвия, занялась делами и куда-то исчезла. Даллен еще некоторое время оставался под впечатлением последних минутка потом его охватило чувство вины – неизменный спутник последних недель, но теперь к нему добавилось нечто новое, неясное. Было ли оно предчувствием того, кем может стать для него Сильвия Лондон, или запоздалым пониманием разницы между влечением, которое он раньше называл любовью, и шквалом неуправляемых эмоций? Может, именно они и означают любовь?
"Надо уходить отсюда, – подумал он, – уходить немедленно и никогда не возвращаться". В дверях он едва не столкнулся с Питером Эззати и его неразлучной женой.
– А, идеологическая обработка прошла успешно! – весело заметил Эззати. – Это написано у вас на лице.
– Питер! – Либби прямо-таки исходила тактом. – Гарри сейчас не до нас.
Даллен посмотрел на нее как ястреб на цыпленка и, призвав на помощь всю свою выдержку, выдавил улыбку.
– Боюсь, я допустил резкость, но теперь все прошло. Неплохо бы выпить какао или чего-нибудь другого.
– О, вам нужна настоящая выпивка, скота с водой, кажется? – спросил Эззати, уже удаляясь.
Даллен хотел было окликнуть его и, отказавшись от спиртного, немедленно уйти, но вспомнил, что еще нет и десяти, а шансы уснуть в пустом доме равны нулю. Может, не так уж плохо – пообщаться с простыми благожелательными людьми и чуть-чуть расслабиться. Доказать себе, что он зрелая личность и способен контролировать свои эмоции.
– Я тут почитал на досуге одну книжку о математической вероятности, –начал он, – в ней сказано, что два человека, потеряв друг друга в большом универсальном магазине, практически не смогут встретиться, если только один из них не будет стоять на месте.
На круглом лице Либби появилось выражение вежливого недоумения.
– Надо же!.
– Да, но если задуматься, то ничего бесполезнее этой информации не придумаешь. Я подразумеваю…
– А я никогда не бывала в большом универсальном магазине, – перебила Либби. – Как, наверное, потрясающе было в каком-нибудь "Мэйси", пока в Нью-Йорке жили люди. Вот и еще одна потеря…
Даллен не придумал в ответ ничего оригинального.
– Что-то теряем, что-то находим…
– С отдельными потерями можно было бы смириться, но мы теряем, теряем и теряем. Оптима Туле только забирает и ничего не дает взамен.
Несмотря на свою взвинченность, Даллен все-таки заинтересовался такой точкой зрения.
– Мы ничего не получаем от Оптима Туле? Разве они не расплачиваются? – Вы говорите о клочках земли с травой? Что человеческая раса делала последние два столетия? Ничего!. В искусстве – никакого прогресса. Наука застыла на месте. Технология и вовсе уходит в прошлое, каждый год скатывается на уровень-другой. Орбитсвиль деградирует!
– Похоже, сегодня у меня лекционная ночь, – заметил Даллен.
– Извините, – Либби печально улыбнулась, а он подумал, что, быть может, поторопился навесить на нее ярлык. – Видите ли, я по натуре романтик, и для меня Орбитсвиль – не начало, а конец. Хотела бы я знать, что нашли бы Гарамонд и прочие, не подвернись им Орбитсвиль? Ведь пришлось бы продолжать поиски.
– Вероятно, ничего.
– Вероятно, но мы никогда этого не узнаем. Перед нами целая Галактика, а мы воротим нос. Иногда я подозреваю, что Орбитсвиль построили специально для этого.
– Орбитсвиль никто не строил, – возразил Даллен. – Считать так могут только те, кто никогда там не бывал. Если бы вы увидели горы и океаны… Он не договорил, потому что вернулся Эззати и раздраженно сунул ему полный стакан.
– Что за нервный народ эта молодежь, – заклокотал Эззати. Его налитые щеки потемнели от гнева. – Нет больше никаких одолжений, родня, не родня –все едино.
Либби немедленно посочувствовала:
– Успокойся, дорогой, кто тебя обидел?
– Да этот щенок Солли Хьюм. Набрался в соседней комнате, а когда я намекнул ему – для его же блага, – что он несколько перебрал, так ядовито мне ответил: когда, мол, я ему верну пятьдесят монит.