Она не ответила. Я продолжал:
– От Кувале я слышал намеки на… возможность насилия. И что мне делать? Забыть? Или ткнуться наугад в местную систему расследования таинственных исчезновений, если таковая обнаружится?
Ли взглянула на меня, словно хотела заявить, что не верит ни одному слову, потом протянула неохотно:
– Если я навру, что вы пристаете к каждому встречному и поперечному, может быть, меня и не упрекнут.
– Спасибо.
Она нахмурилась.
– Насилие? Против кого?
Я мотнул головой.
– Не знаю. То есть все это, вероятно, не стоит выеденного яйца, но мне хотелось бы выяснить.
– Если выясните, скажите мне.
– Обязательно.
Мы вновь оказались перед бродячей труппой. Теперь они разыгрывали занудную пьесу о ребенке, больном раком, которого можно спасти, лишь скрыв от него вызывающую стресс, иммунодепрессивную истину. Глянь, мам, настоящая наука! Только вот медицина уже тридцать лет как умеет фармакологически снимать воздействие стрессов на иммунную систему.
Я стоял и смотрел, пытаясь взглянуть их глазами, убедить себя, что в пьесе есть некое реальное прозрение, некая вечная истина, более глубокая, чем устаревшие медицинские сведения.
Если они тут и были, то я не видел. То, что клоуны пытались рассказать о нашем общем мире, казалось мне тарабарщиной инопланетных посланцев.
А что, если я ошибаюсь и правы они? Может быть, то, что кажется мне бредом, на самом деле излучает мудрость? Может быть, эта неуклюжая сказка выражает глубочайшую истину?
Тогда я более чем ошибаюсь. Я живу в плену обольщений. Я безнадежен – подкидыш из иной космологии, иной логики, для которого здесь вообще нет места.
Между нами нельзя найти компромисс, навести мосты. Мы не можем быть «наполовину правы» одновременно. «Мистическое возрождение» без конца твердит, что отыскало «полное равновесие» между мистикой и рационализмом – словно Вселенная ожидала этой милой «разрядки», чтобы определить свой стиль поведения, и теперь с искренним облегчением вздохнула, видя, что воюющие стороны наконец-то достигли соглашения и условились уважать нежные культурные чувства каждого и воспринимать любые взгляды с должным вниманием. Вот только человеческий идеал равновесия и компромисса, столь похвальный в политической и общественной сферах, никак не соотносится с поведением Вселенной.
«Смирись, наука!» может клеймить «тиранами сциентизма» всех, кто так думает, «Мистическое возрождение» может называть их «жертвами духовной глухоты», нуждающимися в «лечении»… Но, даже если фанатики правы, сам принцип нельзя разбавить, примирить с противоположными, приручить. Он либо правилен, либо ложен – или правда и ложь ничего не значат, а Вселенная – расплывчатое пятно.
Я подумал: «Вот. Какое-никакое, а понимание. Если все это взаимно, если ТВ так же отталкивает „Мистическое возрождение", как меня – сама мысль о том, что их бред будет определять почву у меня под ногами, тогда мне наконец ясно, зачем они здесь».
Актеры раскланивались. Несколько человек, в основном другие культисты в маскарадных нарядах, хлопали. Кажется, все кончилось хорошо – я так задумался, что пропустил заключительную сцену. Я нажал несколько кнопок и передал двадцать долларов на их ноутпад, стоящий на тротуаре. Даже юнгианцам в цирковых костюмах надо есть: первый закон термодинамики.
Я повернулся к Индрани Ли:
– Скажите честно, вы действительно можете шагнуть за пределы всякой культуры, всякой системы верований, всякой предубежденности и увидеть правду?
Она скромно кивнула.
– Конечно, могу. А вы нет?
В номере я тупо уставился в первую страницу полемической статьи Элен У из «Физикэл ревью» и попытался понять, как Сара Найт набрела на антропокосмологов в ходе подготовки к «Вайолет Мосале». Может быть, Кувале прослышал(а) о фильме и сам(а) отыскал(а) Сару, как меня.
Прослышал(а) – откуда?
Сара занималась политической журналистикой, но уже успела сделать один научно-популярный фильм для ЗРИнет. Я посмотрел программу. Фильм называется «Поддерживая небо» и рассказывает о неортодоксальных космологиях (!). Он выйдет на экраны только в июне, но в закрытой библиотеке ЗРИнет, куда я имею доступ, есть копия.
Я просмотрел весь фильм. Он начинался с почти общепринятых (хотя, вероятно, недоказуемых) теорий: квантовые параллельные вселенные (возникшие от одного Большого взрыва), множественные Большие взрывы допространства, порождающие различные физические константы, вселенные, «воспроизводящиеся» через черные дыры и передающие потомству «мутантные» физические законы… и заканчивался более экзотическими измышлениями: космос как клеточный автомат, как случайный побочный продукт бесплотной платоновской математики, как «облако» случайных чисел, обретшее форму лишь потому, что один из возможных вариантов случайно включает сознательного наблюдателя.
Об антропокосмологах не упоминалось ни разу, но, возможно, Сара приберегала их для следующего проекта, надеясь к тому времени заручиться их доверием и согласием? Или для «Вайолет Мосалы», если тут действительно есть связь, и заинтересованность Кувале – не случайное совпадение.
Я отправил Сизифа исследовать закоулки интерактивной версии «Поддерживая небо», но ни скрытых ссылок, ни намеков не обнаружилось. Ни одна открытая база данных на планете не содержала ни единого упоминания об АК. Остальные культы нанимают имиджмейкеров, чтобы как следует раскрутиться в прессе… Однако полная секретность предполагает железную дисциплину, а не дорогостоящую рекламу.
Культ антропокосмологии. То есть: человеческого знания о Вселенной? С ходу и не поймешь. По крайней мере названия «Мистическое возрождение», «Смирись, наука!» и «Приоритет культуры» понятны с первого взгляда.
Впрочем, оно включает Ч-слово. Неудивительно, что они разделились на ортодоксов и не-ортодоксов.
Я зажмурился. Казалось, я слышу, как дышит остров, как подземный океан размывает под нами камень.
Я открыл глаза. Здесь, в центре острова, мы находимся над гайотом. Подо мной – твердый базальт, уходящий в океаническое ложе.
Так или иначе, но меня сморил сон.
15
На лекцию Элен У я пришел загодя. Аудитория была почти пуста, но Мосала уже сидела и что-то читала в ноутпаде. Я опустился через стул от нее. Она не подняла глаз.
– Доброе утро.
Она взглянула на меня, холодно ответила: «Доброе утро», – и сразу вернулась к чтению. Сними я ее сейчас, зрители решат, что фильм делался под дулом пистолета.
Язык жестов всегда можно отредактировать.
Впрочем, не это важно.
Я сказал:
– Как вам такое? Я обещаю не использовать то, что вы сказали вчера про культы, – при условии, что потом вы все обдумаете и выскажетесь еще раз.
– Ладно. Это честно, – Она снова взглянула на меня и добавила: – Не хочу показаться невежливой, но мне правда надо дочитать.
Она показала ноутпад со статьей Элен У из «Физикэл ревью» полугодовой давности.
Я промолчал, но, видимо, удивился достаточно очевидно. Мосала заметила виновато:
– В сутках всего двадцать четыре часа. Конечно, я должна была прочесть это месяцы назад, но… – Она нетерпеливо махнула рукой.
– Можно я сниму, как вы это читаете?
Она испугалась:
– Чтобы все узнали?
Я продекламировал:
– «Нобелевская лауреатка наверстывает домашнее задание». Все увидят, что и вы в чем-то похожи на нас, смертных, – и едва не добавил: «У нас это называется очеловечиванием».
Мосала сказала твердо:
– Можете снимать, когда начнется доклад. Так мы договаривались. Верно?
– Верно.
Она перестала обращать на меня внимание и с головой ушла в статью; враждебность и смущение исчезли. Я вдруг почувствовал, что с души у меня свалился камень. Минуту назад мы с ней спасли фильм. Ее отношение к культам показать надо, но она вправе высказаться более дипломатично. Простой, очевидный компромисс. Жалко, раньше не додумался.
Я заглянул в ноутпад Мосалы (не снимая). Всякий раз, как попадалось уравнение, она вызывала программу-помощника: на экране возникали окна, полные перекрестных алгебраических проверок и подробного разбора каждого шага в доказательствах У. Интересно, может, с таким подспорьем и я бы лучше понял статью? Вряд ли. Многие места в «поясняющих» окошках были для меня темнее самого текста.
Я в общих чертах понимаю, о чем говорится на конференции, Мосала же способна, с небольшой компьютерной подсказкой, заглянуть в тот слой, где математика либо выдерживает пристальную проверку, либо рассыпается.
Никаких красноречивых убеждений, никаких впечатляющих метафор, никаких призывов к интуиции – просто последовательность уравнений, которые непреложно вытекают либо не вытекают одно из другого. Разумеется, такая проверка ничего не доказывает; если неверны физические предпосылки, безупречная цепочка рассуждений породит лишь изящные фантазии. Тем не менее крайне важно выверить сами связи, потянуть за все ниточки в логической паутине, связывающей две возможности.
Насколько я понимаю, все теории – все наборы общих законов и вытекающих из них частностей – составляли неразделимое целое. Ньютоновские законы движения и тяготения, кеплеровские идеализированные эллиптические орбиты, все частные (до-эйнштейновские) модели Солнечной системы соединялись в единую ткань, в одно плотное переплетение рассуждений. Ничто из них не оказалось полностью верным, и пришлось содрать целый слой ньютоновской космологии (запустив ногти под край, где скорости приближаются к световой), чтобы проникнуть глубже… и с тех пор такое повторялось десятки раз. Хитрость в том, чтобы знать, из чего именно состоит данный слой, оценить каждый тесно связанный набор неверных идей и ложных предсказаний – пока не дойдешь до цельного, самодостаточного уровня, отвечающего всем доступным наблюдениям внешнего мира.
Вот что ставит Вайолет Мосалу особняком от половины ее коллег, не говоря уж о третьесортных журналистах, и никакому очеловечиванию этого не изменить. Если предложенная ТВ не согласуется с экспериментальными данными или рассыпается под грузом собственных противоречий, Мосала, и только она, сумеет проследить всю логическую цепочку и содрать блестящее заблуждение, как ровный слой отмершей кожи.