Отчаяние — страница 45 из 71

– Но ведь еще не поздно все изменить? – настаивал я, – Никто же пока не знает наверняка, что ТВ верна.

Кувале снова хмыкнул(а), напрягшись от гнева всем телом – я почувствовал это спиной.

– Это неверный подход! Ключевая Фигура – данность! ТВ незыблема!

– Не трать красноречие. Передо мной отстаивать ортодоксальные взгляды не надо. По-моему, все вы в равной степени с ума посходили. Я просто пытаюсь ухватить суть самых опасных направлений. Тебе не кажется, что я имею право знать, чему мы противостоим?

Я расслышал дыхание Кувале – дышит медленно, стараясь успокоиться.

– Они считают, что суть Ключевой Фигуры детерминирована, предопределена – так же, как и все прочее в истории, включая убийство любого «соперника». Но детерминизм вовсе не исключает стремления к активным действиям: слышал ты когда-нибудь об исламском фаталисте, который сидел бы сложа руки? Из детерминированности вовсе не следует, что с небес протянется десница Божия и сохранит Ключевую Фигуру – или какой-нибудь невероятный заговор, удар судьбы возьмет и разрушит их планы, если они пойдут не за тем физиком. Когда вся Вселенная и каждое существо в ней предназначены просто для того, чтобы объяснить существование Ключевой Фигуры, в сверхъестественном вмешательстве надобности нет. Кого бы они ни убили, по каким бы причинам, – они не могут сделать ложный шаг.

– Значит, если они уничтожат всех теоретиков – противников любезной их сердцу ТВ, стало быть, именно эта ТВ и есть та самая, благодаря которой существует Вселенная. И независимо от того, есть ли у них реальная свобода выбора, результат будет тот же самый. ТВ, которой они хотят, и ТВ, которую они получат, в конце концов окажутся идентичны. А в Киото – тоже они? – с опозданием дошло до меня, – Думаешь, то, что произошло с Нисиде, – их рук дело? Поэтому он заболел? И Сару они убрали – пока она их не раскрыла?

– Вполне вероятно.

– А в полицию Киото вы сообщали? У вас там есть полиция? – Я примолк. Вряд ли Кувале станет говорить о контрмерах, когда нас почти наверняка подслушивают, – Да и вообще, что такого замечательного в ТВ Бундо? – проговорил я устало.

– Считается, – насмешливо пояснил(а) Кувале, – что она дает возможность доступа к иным вселенным, возникающим в подпространстве в результате новых Больших взрывов. И Мосала, и Нисиде это полностью исключают; согласно их теориям, иные вселенные существуют, но недосягаемы. Черные дыры, кротовые норы – все это ведет в наш космос.

– И они хотят убить Мосалу и Нисиде, потому что одной вселенной им недостаточно?

– Представь, – сардонически парировал(а) Кувале, – каких несметных богатств мы лишим себя, удовольствовавшись одним-единственным замкнутым космическим пространством. Взгляни с точки зрения вечности. Куда бежать, когда грянет Большое сжатие? Разве пара жизней – такая уж высокая цена за будущее человечества?

Снова вспомнился Нед Ландерс, пытающийся отмежеваться от рода человеческого ради того, чтобы им управлять. За пределы Вселенной не убежишь; но с помощью антропокосмологии положить на обе лопатки всех теоретиков ТВ, а потом разыграть игру «выбери себе создателя сам» – выход почти равнозначный.

Голос Кувале стал еще мрачнее:

– Может быть, Мосала и права, что презирает нас, если выводы из наших идей таковы.

С этим я спорить не стал.

– А она знает? Что есть антропокосмологи, которые хотят ее убить?

– И да и нет.

– В каком смысле?

– Мы пытались ее предупредить. Но она так люто ненавидит даже ортодоксальную ветвь, что не воспринимает угрозу всерьез. Мне кажется, она считает, что ложные теории ей не страшны. Раз антропокосмология – не более чем идолопоклонство, значит, повредить ей она не властна.

– Расскажи это Джордано Бруно.

Глаза потихоньку привыкали к темноте. На полу трюма я различил слабую полоску света.

– Я что-то спутал, – снова заговорил я, – или мы все это время говорим о людях, которых ты называешь умеренными?

Кувале не ответил(а), но я почувствовал, как он(а) легонько вздрогнул(а) от стыда.

– Что думают об этом экстремисты? – не отступал я, – Расскажи. Расскажи сейчас. Не хочу больше сюрпризов.

– Можно сказать, они, – понуро начал(а) Кувале, – гибрид антропокосмологов с приверженцами Культа невежества. И все же, в широком смысле, они антропокосмологи: считают, что Вселенная создана, чтобы объяснить себя. Но уверены, что вполне возможно – и желательно – существование Вселенной вообще без ТВ: без итоговой формулы, без объединяющего начала. Ни проникновения на глубинные уровни познания, ни неопровержимых закономерностей, ни непреодолимых запретов. Никаких границ. Трансценд витальность.

– Но единственный способ обеспечить это – уничтожить любого, кто может стать Ключевой Фигурой.

Похоже, влажность моей одежды пришла в соответствие с влажностью трюмного воздуха – самая неприятная из возможных стадий сырости. Не терпелось помочиться, но во имя сохранения собственного достоинства я держался, надеясь, что сумею вовремя распознать момент, когда проблема начнет представлять опасность для жизни. Из головы не шел астроном Тихо Браге, скончавшийся на пиру от разрыва мочевого пузыря, потому что постыдился извиниться и выйти.

Полоска света на полу не двигалась, но потихоньку становилась ярче; потом, по прошествии часа, снова потускнела. Проникавшие в трюм звуки – беспорядочные скрипы, лязг, приглушенные голоса, шаги – мне мало о чем говорили. Ухо улавливало отдаленный гул, пульсирующие шумы; какие-то из них звучали постоянно, другие то стихали, то возобновлялись. Мало-мальски сведущий в морском деле человек, будь он на моем месте, без сомнения, распознал бы рокот извергающего за корму струи морской воды электромагнитного двигателя; но для меня, что завывание набирающего обороты мотора, что плеск воды в корабельной душевой – все едино.

– А как вообще становятся антропокосмологами, если никто не знает о вашем существовании? – спросил я.

Молчание. Я толкнул Кувале плечом.

– Я не сплю, – судя по голосу, он(а) был(а) подавлен(а) еще сильнее моего.

– Тогда объясни. Никак не соображу. Как же вы находите новых соратников?

– Существует сеть дискуссионных групп, занимающихся близкими проблемами: ведут исследования в областях, смежных с космологией, изучают информационную метафизику. Мы принимаем участие в их работе – не слишком засвечиваясь, – а к людям, если они высказывают близкие нам взгляды и внушают доверие, подходим индивидуально. Два-три раза в год кто-нибудь где-нибудь заново открывает антропокосмологию. Мы никого не пытаемся убедить в ее истинности, но, если человек сам приходит к аналогичным выводам, даем ему понять, что у него есть единомышленники.

– А неортодоксы поступают так же? Затягивают людей в сети?

– Нет. Они все отступники. Каждый из них был когда-то с нами.

– А!

Ничего удивительного, что ортодоксам до зарезу нужно защитить Мосалу. Ортодоксальные антропокосмологи в буквальном смысле в собственных рядах воспитали ее возможных убийц.

– Грустно, – спокойно проговорил(а) Кувале, – Некоторые из них действительно считают себя предельными технолибераторами: стараются взять науку в собственные руки, не позволить сторонникам какой угодно другой теории навязывать им свои взгляды, не допускают, что могут не иметь решающего голоса.

– Очень, очень демократично. А им не пришло в голову провести выборы Ключевой Фигуры, вместо того чтобы убивать всех соперников собственного кандидата?

– И собственными руками отдать власть? Вряд ли. Мутеба Казади придерживался «демократического» направления антропокосмологии, вообще не признающего убийств. Только никто его не понимал. Да он, по-моему, и математических методов-то никогда не применял.

Я изумленно рассмеялся.

– Мутеба Казади был антропокосмологом?

– Конечно.

– Вряд ли Вайолет Мосала об этом знает.

– Вряд ли Вайолет Мосала знает хоть что-нибудь, чего не хочет знать.

– Эй, ты бы поуважительнее к своему божеству.

Судно слегка накренилось.

– Мы движемся? Или остановились?

Кувале пожал(а) плечами. Амортизирующий балласт настолько смягчал ход, что почти невозможно было понять, что происходит с кораблем. За все время, пока мы на борту, я ни разу не почувствовал качку, не говоря уж об ускорении.

– Среди этих людей есть твои личные знакомые? – спросил я.

– Нет. Все они отмежевались от ортодоксальной линии еще до моего прихода.

– Значит, даже не знаешь наверняка, насколько они умеренные?

– Я точно знаю, к какой фракции они принадлежат. И если бы они собирались нас убить, то уже убили бы.

– Может, место неподходящее для того, чтобы выкидывать трупы. С помощью любой приличной навигационной программы можно рассчитать координаты точки, из которой их с наименьшей вероятностью вынесет на берег.

Судно снова накренилось, потом что-то ударило по корпусу. От удара все вокруг заходило ходуном. Сердце упало. Я напряженно ждал. Звук утих, за ним не последовало ничего.

– Откуда ты? – (Только не молчать!) – Все никак не могу определить по выговору.

Кувале устало хохотнул(а).

– Не пытайся. Все равно не угадаешь. Место рождения – Малави, но я там не живу с полутора лет. Мои родители были дипломатами – торговыми представителями. Мы разъезжали по Африке, Южной Америке, Карибам.

– Они знают, что ты в Безгосударстве?

– Нет. Я – отрезанный ломоть. Уже пять лет. С моего ухода.

В асексуалы.

– Пять лет назад? Сколько же тебе было?

– Шестнадцать.

– Разве таким молодым делают операции?

Конечно, я мог только гадать, но, по-моему, чтобы разбить семью, чаще всего просто перехода к гермафродитам недостаточно.

– В Бразилии – делают.

– И они приняли в штыки?

– Они не поняли, – горько проронил(а) он(а). – Технолиберация, асексуальность – все, что произошло со мной, – для них пустой звук. Со мной начали обращаться как с каким-нибудь… подкидышем-инопланетянином. Они – люди высокообразованные, прекрасно обеспеченные, интеллектуалы, без национальных предрассудков… и очень косные. До сих пор цепляются за Малави – за один и тот же социальный слой, за все свои ценности и предрассудки – куда бы ни уехали. У меня нет родины. У меня есть только моя свобода, – (Снова смех.) – Сколько ни странствуй, везде одно и то же: то же ханжество, вновь и вновь. К четырнадцати годам мне довелось пожить в странах с тридцатью разными культурами, и у меня не осталось сомнений, что пол и все такое – для тупиц-конформистов.