— На холостяцких вечеринках я видела и похлеще, — сообщила она.
Айвор оторвался от экрана и посмотрел на нее с удивлением:
— О, вот как?
— Пленка удивительно высокого качества. А оператор работает, если можно так выразиться, вполне профессионально. — Она прислушалась к вздохам и стонам. — И звукозапись отличная. Но это не в пентхаусе.
— Должно быть, где-нибудь в горах. Стены добротные, грубой кладки, не панельные. Кровати в стиле «чиппендейл».
— Откуда вы знаете?
— Моя мать разбиралась в антиквариате. Посмотрите на лампу около кровати — это Тиффани или чертовски ловкая подделка. О, сюжет усложняется…
В кадре появилась еще одна женщина. Из короткого диалога стало ясно, что она застала своего любовника и свою лучшую подругу. Назревал конфликт. Первая женщина получила жесткий удар кулаком в лицо.
— Не думаю, что это имитация, — сквозь зубы сказала Камилла. — По-моему, она этого не ожидала.
Айвор потихоньку выругался. Смесь секса с насилием, причем насилие в данном случае выражалось женской дракой, представляла омерзительное зрелище. Ему пришлось сжать руки в кулаки, чтобы удержаться от искушения выключить кинопроектор. Смущения больше не было. Было только отвращение.
— Как вы это воспринимаете, Найт? — Камилла положила ладонь на его руку. Они оба знали, чего он больше всего боялся — что на экране появится Рут.
— С трудом…
Она инстинктивно оставила свою ладонь на его руке и придвинулась поближе.
Пошли новые сюжеты, и она внимательно следила за ними. Уик-энд в горном шале, две парочки то и дело совокупляются самыми разными способами. Она старалась не замечать этого, разглядывая подробности обстановки. Айвор прав — здесь был высший класс. Двухэтажное помещение, высокие потолки. Мраморный камин, горячая ванна…
На некоторых кадрах было заметно, что идет легкий снег. Она уловила изображение заснеженных деревьев и горных вершин. В одной сцене вне дома, где обнаженным актерам, казалось, было более чем неуютно, она отметила, что поблизости нет никаких домов или строений.
Пленка кончилась внезапно. Рут не появилась. Айвор не знал, стало ему легче или нет.
— Да, на Оскара такое кино не потянет, — бросила Камилла, перематывая пленку. — Вы в порядке?
Он не был в порядке. Внутри у него все жгло, и он с трудом мог перевести дыхание.
— Они грубы с женщинами, — осторожно заметил он, — отвратительно грубы.
— Более того, я бы сказала, что такая продукция рассчитана на определенный сорт потребителей — парней или мужчин, которые мечтают о превосходстве, физическом и эмоциональном.
— Не знаю, как можно употреблять слово «мечта» по отношению к той гадости, которую мы видели.
— Мечты бывают не только светлые, — тихо ответила она подумав. — Знаете, качество съемок у них высокое, но многие сцены производят довольно жалкое впечатление. Возможно, они позволяют клиентам воплощать в таких фильмах свои фантазии.
— Вы правы. — Он невольно вздохнул. — В письме Малышки Мелоди упоминалось, что, по ее мнению, одна из девушек была убита. Похоже, она была права.
— Садизм — специфический вид сексуальных отклонений, часто выходящий из-под контроля. Хорошо бы нам установить хотя бы приблизительно тот район, где производилась съемка.
Она начала было извлекать бабину с пленкой, но он развернул ее к себе.
— Как вы можете быть так прагматичны? Неужели это вас не затронуло?
— Затронуло, но я с этим справилась. Давайте не касаться личных чувств.
— Нет. Всегда надо знать того, с кем работаешь. Мы говорили о том, что одна девушка могла быть убита прямо на съемках. — Чувствовалось, что он весь кипит и ему необходимо выпустить пар. — Мы только что видели, как две женщины дрались, лягались, кусались и угрожали друг другу самым худшим. Я хочу знать, как вы это восприняли.
— Меня от этого тошнит, — отрезала она отворачиваясь. — Бросает в гнев. И, как ни странно, очень печалит. Но, самое главное, у нас теперь есть первое вещественное доказательство. — С этими словами она взяла кинопленку и положила ее в сумку. — А теперь, если хотите доставить мне удовольствие, отвезите меня обратно в участок, чтобы я могла сдать ее. А потом дайте мне некоторое время на отдых.
— Разумеется, лейтенант. — Он прошел к двери и распахнул ее. — Я дам вам столько времени, сколько понадобится.
5
У Айвора в картах было три дамы. Но, к сожалению, та, которую он хотел, сидела за столом напротив него и повышала ставку.
— Вот ваши двадцать пять, Найт, и еще двадцать пять сверху. — Камилла поставила фишки на кон. Она тщательно скрывала свои карты, так же как и свои мысли.
— О, даже так… — Уинтерс вздохнул и оглядел тот мусор, что был у него на руках, словно надеясь на чудо. — Нет, я пас.
Сидя между Уинтерсом и патологоанатомом по имени Жак, Эвлин размышляла над своими двумя пятерками.
— Что скажешь, Зоркий Глаз?
Конрад, одетый на ночь в пижаму, напоминающую наряд индейцев, запрыгал у нее на коленях.
— Ставь, ставь!
— Легко тебе говорить, — проворчала она, но все же бросила свои фишки в кучку.
После некоторых сомнений, которые выражались в виде бормотания, ерзания и покачивания головой, Жак тоже сделал ставку.
— Вижу ваши ставки, — протянул Айвор, держа в зубах сигару. — Сейчас я их побью.
Гейджер только ухмыльнулся, довольный тем, что сразу сложил карты. Прошел еще круг ставок, в котором участвовали только Камилла, Эвлин и Айвор.
— Три милые дамы! — объявил он, открывая карты.
Глаза Камиллы вспыхнули.
— Прекрасно! Только им нет места в моем домике! — Она выложила карты, открыв три восьмерки и две двойки.
— С моими картами тут делать нечего, — вздохнула Эвлин, пока Камилла сгребала фишки. — Эй, парень, я из-за тебя продула семьдесят пять центов. За это ты умрешь! — Она подняла хохочущего Конрада в воздух и встала.
— Папочка! — Он протянул руки к отцу. — Спаси меня! Не позволяй ей меня убить!
— Мне очень жаль, сынок. — Гейджер взъерошил мальчику волосы и торжественно поцеловал его. — Похоже, ты обречен. После такого проигрыша остается только умереть.
С удовольствием продолжая игру, Конни обхватил руками шею Айвора.
— Спаси меня!
Тот поцеловал его в щеку и покачал головой.
— Я боюсь только одного человека на целом свете, и это твоя мама. Так что обходись своими силами.
Возвышаясь на руках у Эвлин, мальчик оглядел стол. Встретившись взглядом с Камиллой, он радостно заулыбался:
— Ты меня выкупишь?
Это была старая игра, в которую они оба с удовольствием играли.
— Только за никель [5].
— Я буду тебе должен.
— Ты уже должен мне восемь тысяч долларов и пятнадцать центов.
— Я отдам в пятницу.
— Ну, ладно. — Она взяла его к себе на колени, и он тут же взъерошил ей волосы. Айвор видел, как смягчилось лицо Камиллы, как нежно ее рука погладила шею ребенка.
— Вот здорово! — возбужденно выдохнул мальчик.
— Не забудь отдать восемь тысяч в пятницу. А теперь ты свободен. — Она поцеловала его и передала обратно матери.
— Горюшко ты мое, — нежно проворковала Эвлин и унесла сына в спальню.
— Мальчиком, который так ведет себя на руках у женщин, можно гордиться! — заявил Уинтерс, собирая карты. — Моя сдача.
В течение ближайшего часа стопка фишек Камиллы росла медленно, но неуклонно. Она наслаждалась ежемесячным покером, который стал традиционным вскоре после того, как Эвлин и Гейджер поженились. Возможность перехитрить своих партнеров успокаивала ее почти так же хорошо, как семейная атмосфера, разлитая по всем углам дома Темплтонов.
Она играла осторожно, без блефа и ставила только если была уверена в своих картах. Она заметила, что кучка фишек Айвора тоже растет, но нерегулярно. Он играет не безрассудно, решила она, он играет отчаянно. Это было верное слово. Часто он снимал банк, ничего не имея на руках, или, наоборот, пасовал и позволял остальным взвинчивать ставки при отличной карте. Никакого стиля, удивилась она, не очень, правда, представляя себе, в чем здесь должен заключаться стиль.
Когда Уинтерс сорвал банк, она отодвинулась от стола.
— Кто-нибудь хочет пива?
Хотели все. Камилла прошла в кухню и начала открывать пробки. Когда вошел Айвор, она наливала себе стаканчик вина.
— Я подумал, что вам нужна помощь.
— Спасибо, я справлюсь.
— Я не сомневаюсь! По-моему, нет такой вещи, с которой вы бы не справились. — Ну и колючая же дамочка, подумал он. — Мне просто хотелось вам помочь.
Луиза приготовила достаточно бутербродов, чтобы обеспечить потребности голодной компании на долгое время. От нечего делать Айвор стал раскладывать их по тарелкам. Пора, решил он. Но теперь, когда они были вдвоем, он не знал, как начать.
— Мне надо вам кое-что сказать относительно событий сегодняшнего дня…
— Да? — ледяным тоном отозвалась Камилла, вытаскивая из холодильника банку с несравненным соусом Луизы.
— Простите меня.
Она чуть не уронила соус.
— Что-что?
— Простите меня, вот что. Хорошо? — Он терпеть не мог извиняться — это значило признавать свои ошибки, а кто это любит? — Видите ли, просмотр пленки очень плохо на меня подействовал. Мне захотелось на ком-то или на чем-то выместить свое настроение. Вот я и не нашел никого другого, кроме вас.
Это признание застигло Камиллу врасплох. Она так и застыла с банкой соуса в руках, не зная, куда ее поставить. Наконец она неуверенно сказала:
— Ну что вы, все в порядке!
— Я боялся, что увижу Рут, — продолжал он, желая выговориться. — И боялся, что не увижу. — Запутавшись, он схватил одну из открытых бутылок с пивом и хорошенько отхлебнул. — Я не привык испытывать такой страх.
Ему нечего было добавить, но эти простые слова пробили брешь в ее защитном панцире. Тронутая и слегка потрясенная, Камилла поставила банку с соусом на буфет и открыла пакет с жареной картошкой.