– Потом, – прошептала я и поцеловала мужчину.
Он ответил сразу же, перехватывая инициативу. Пальцы быстро расстегнули его рубашку и я, оторвавшись от губ, стала спускаться ниже. Облизнула его сосок и услышала сдавленный стон. Усмехнулась. Мне хотелось больше, сильнее… Протиснула руку между телами и коснулась сквозь штаны твёрдого «местечка». Опустилась еще ниже. Лицо поравнялось с ширинкой. Расстегнула её и стянула штаны и трусы. Член предстал передо мной, во всей своей длине. Капелька жидкости выступила на кончике головки. Высунула язычок и слизала. Ксавье подо мной дёрнулся. Сжала яйца и стала орудовать ртом. Облизывать, целовать, искушать, щекотать… Я просто хотела забыться. Подняла голову и посмотрела на Ксавье. Глаза прикрыты, грудь напряжённо вздымается. Поднялась и села сверху. Взяла член в руки и провела по клитору.
Мужчина схватил меня за талию и, внезапно, я оказалась на лопатках.
– Моя очередь, лакомиться, – прошипел Ксавье и устроился между моих ног.
Из груди вырвался стон, когда его пальцы раздвинули мои складочки, а язык коснулся клитора. Он виртуозно орудовал своим языком, заставляя мои пальцы на ногах скручиваться от блаженства. Когда я уже была на грани оргазма, мужчина оторвался от меня, и вмиг, по самые яйца, вошел.
– Сильнее, – прорычала я.
На его лбу выступила испарина. Его бёдра двигались в такт с моими. Раз… Толчок… Два…Три…
Ворох эмоций затопил с головой. Не существовало ничего, кроме нас, наших сплетённых воедино тел. Когда вознеслась в экстазе, кричала его имя, сгорая от чувств.
– Я тебя…
Запнулась. Вовремя.
– Благодарю, – закончила и закрыла глаза.
Устроилась под его боком, положив голову на плечо. Сквозь сон слышала.
– Ты меня любишь, и это, чертовски, мне нравится, Шелли.
Следующий день
Снег мелкими снежинками падал на промёрзшую землю. Я стояла на кладбище и смотрела на деревянный гроб. В душе тихо злилась на мать. Я могла бы оплатить, купить нормальный, хороший гроб. Но нет… В этот раз она решила быть щепетильной, принципиальной и не просить денег.
Отец стоял вместе со своей новой женой и хмуро смотрел на розу в собственных руках. Не было ни слёз, ни разговоров. Просто глухое молчание среди морозной погоды. Кладбище не было местом радости или торжества. Здесь было нагнетающе спокойно.
Утром, встав с постели, я не увидела Ксавье рядом. В тайне желала, чтобы мужчина поехал со мной, разделил это событие. Но не нужно было зарождать в себе эту ненужную надежду. Я собралась и поехала. И теперь стою и не могу выдавить из себя ни слезинки. В горле пересохло, руки дрожат. Мама сидит у гроба и тихо плачет. Но почему-то меня это не слишком трогает. Может, из-за вчерашнего разговора? Может из-за её отношения к нам с Арманом? Бедный мальчик… Почему жизнь так не справедлива к тем, кто не в силах пока за себя постоять? Почему раз за разом кладёт грабли, не предупреждая?
Шмыгнула носом и подошла к Арману. Посмотрела в последний раз на белое лицо брата, на синие губы, на красивый чёрный костюм с белым приколотым цветком. Красивый, молодой, несчастный… И тут меня прорвало. Всхлипнув, зажала рот рукой. Из глаз текли слёзы. Колени подогнулись, и я начала оседать на землю. Меня подхватили мужские руки. Папа помог мне встать. Он держал меня, пока я плакала. Его глаза выражали глубокую скорбь.
– Я уже давно смирился с таким исходом. Подготовился морально, – тихо прошелестел его голос, – Всего лишь дело времени… Арман отмучился… Ему было больно, а вы, держали его возле себя. Только чтобы было спокойнее.
Отпрянула от папы и посмотрела на него.
– Как ты может такое говорить? Он ведь был твоим сыном!
– Не осуждай. Я любил и люблю его. Но врачи сразу сказали, что шанс минимальный и он навсегда останется таким… Проще отгородиться от всего, принять и отпустить, нежели, как вы, пытались вытащить мальчика из пучин боли, каждый раз подвергая его страданиям. Или думаешь, ему были приятны приступы, уколы, терапия?
Молчала. Отец был отчасти прав, но всё равно… Как можно отказаться от родной кровиночки? Заранее отвернуться, предвещая смерть? Кто знает, что было бы, если он не бросил нас расправляться с проблемами в одиночку? Может, я не встретила бы Ксавье…
Проглотила слюну и повернулась к гробу.
– Прощай братик. Ты был самым лучшим, – дрожащим голосом прошептала я, – Бог знает, как я пыталась тебя удержать в этом мире, но и он видит, что с ним тебе будет лучше. Тебе больше не будет больно.
Жаннет зарыдала. Даже отец пустил слезу. Гроб закрыли и погрузили в землю. Я черпнула рукой землю и кинула в яму.
– Пусть земля тебя убережёт, – закрыла глаза, – Мне нужно ехать.
Грустно улыбнулась и посмотрела на родителей.
– Не ругайтесь хоть сегодня, – перевела взгляд на мачеху, – Было приятно познакомиться.
Надин, была среднего роста, с выкрашенными, в рыжий цвет, волосами. Большие синие глаза, тонкие губы. В целом миловидная женщина, и любит папу. Это было видно по взгляду, по жестам, по тому, как она его обнимала…
Я покинула кладбище в растрёпанных чувствах. Хотелось просто напиться. Чтобы забыться, на миг избавиться от этих чёртовых эмоций.
С такими мыслями я направилась в бар. Он был недалеко от моего местонахождения. Сев за барную стойку, заказала себе текилу.
Бармен с весёлой улыбкой поинтересовался, почему я пью и в одиночестве.
– Хочется,– буркнула я.
Но после пятого бокала с энтузиазмом рассказывала о своей жизни. Было так здоворо кому-то открыться, путь даже бармен об этом и забудет вскоре. Через него много людей проходит. Пока пила, плакала, смеялась, ругалась. Алкоголь сделал своё чёрное дело, позволил расслабиться, забыться и наговорить лишнего. Бармен смотрел на меня серьёзно. После чего нахмурился и сказал:
– Тебе нельзя с ним оставаться.
Я улыбнулась благим думам мужчины. Он, к слову, так классно двоился у меня в глазах, что начала думать о близнецах…
Хихикнула.
– Лююююблю его, понимаешь, люблю этого ублюдка! – кое-как выговорила и, закрыв лицо руками, снова разрыдалась.
Не знаю, сколько я просидела в баре, сколько раз Ксавье пытался до меня дозвониться. Телефон в итоге разрядился и сел. Мне же было до проклятого царства, где я, что со мной и что подумает Делакруа. В животе противно бурлило, и я понимала, что хватанула лишнего. Глаза закрывались, к горлу подступала тошнота. Слезла со стула и зажав рот рукой стремительно стала пробираться в сторону туалета.
Какая-то девица толкнула меня плечом, и я с грохотом свалилась на пол. Меня подняли сильные руки и прошипели на ухо:
– И нужно было так напиться!
Захныкала. Мне нужно было в туалет, а я даже рот боюсь открыть.
– Ту-а –Ик–лет, – икая пробормотала я.
Не хотелось мне смотреть на Делакруа. Чувствовала, что он был злой, как чёрт. И что собственно, мне попадёт за текилу и любезно наливавшего её в мой стакан, бармена.
– Надо было ехать с тобой, – рычал мужчина, ведя меня в туалет.
Закрывшись в туалете, опустилась на колени и позволила желудку освободиться от выпитой дряни. Боже, зачем было столько употреблять? Почему я не ограничилась одним или двумя бокалами?
Я долго просидела возле унитаза, если бы не сильный стук по двери кабинки.
– Шарлотта!
Чёрт, ещё не отошёл… Сегодня будет порка, или что-то попикантнее.
– Я тебе сейчас сделаю так попикантнее, что твоя задница присесть не сможет неделю, – рявкнул Ксавье.
Вытерлась туалетной бумагой и еле-еле встала.
– Не думала, что сказала это вслух, – прохрипела я.
– Выходи.
Открыла дверь и на полусогнутых ногах сделала шаг. Мужчина меня подхватил и не дал упасть.
– Чудо. Иди, прополощи рот и я дам тебе ментол. Думаю, тебе сейчас паршиво. Дома поговорим.
Вот за ментол была благодарна. Во рту, будто мышь повесилась, и висела она там неделю. Меня подвели к раковине и включили тёплую воду. Несколько раз прополоскала рот и умылась. Стало намного лучше. В животе ничто не бунтовало, в глазах немножко прояснилось, а разум встал на место, и воспринимал все действия и слова с пятидесяти процентной серьёзностью.
Выходя из женской уборной, натолкнулись на бармена. Он стоял, сложив руки на груди. Выражение лица было убийственным. Хихикнула.
– Ты такой брутальный, но нам надо домой. Правда. Поздно уже, да и текила уже вряд ли в меня влезет, – нахмурилась и вскрикнула, – Сколько я должна? Подожди… А где моя сумочка?
– За счёт заведения, – процедил бармен сквозь зубы.
– Нам не нужны одолжения, – вторил ему Ксавье, вынимая из бумажника деньги.
Он сунул деньги бармену и одарил меня таким взглядом, что захотелось вернуться в уборную.
Меня взяли под локоть, и повели к выходу.
– Устроила тут… Ты вообще головой иногда думаешь? – шипел мужчина. – Залезай и пристёгивайся.
Он открыл дверцу машины. Я кое-как залезла на переднее сиденье, закрепила ремень безопасности и закрыла глаза.
Делакруа шипя, повернул ключ зажигания.
– Могла бы позвонить. Или хотя бы сообщение написать, – негодовал мужчина, набирая на машине скорость, – Я два часа колесил по местным окрестностям, тебя высматривал. Даже не думал, что такая… Пойдёт в бар напиваться.
Резко открыла глаза.
– Могу ли я скорбеть? За брата, за себя, за свою разваленную семью и жизнь!
Ксавье хмыкнул.
– Что сейчас тебе не нравится? Неужели язычок осмелел после выпивки?
Прикусила оговоренную часть тела. Мне хотелось его стукнуть. Впервые. Так, чтобы след остался. Он не понимает… Куда ж ему! Купается в деньгах, власти. До остальных дела нет! Изверг!
– Как мне может что-то не нравиться? – выдавила ехидную усмешку, – Кто я такая, чтобы чувствовать?!
Я видела, как побелели костяшки на руках мужчины. Как сильно руки сжали руль.
– Дома поговорим. А теперь отвернись и помолчи. Я и так слишком зол.
Гневается он, видите ли! Царь и Бог! А мне нельзя ничего. Ни плакать, ни злиться, ни думать! У меня брат умер, ради которого я пошла на такое!!!