ь на мой бал? Леди Шарлотта, которая, узнав о моем отказе, назвала меня «завистливой старой кошкой, которая не распознает высокого качества, даже если оно укусит ее за задницу»? Это леди Шарлотта?!
Дэр посмотрел на Шарлотту. Она тоже посмотрела на него круглыми от удивления глазами, потом вдруг восторженно завизжала, кинулась к нему через всю комнату, упала в объятия и зашептала на ухо:
— Я знала, что все обернется хорошо! Я знала, что вы меня не подведете! Теперь мы поженимся, и на вас больше не будут охотиться, и леди Джерси придется меня принимать, и у меня будут красивые платья, и я буду ездить на балы, а самое лучшее — это то, что ваше орудие будет просто счастливо, когда вы проделегируете мне, как использовать кресло.
— Продемонстрируете, — негромко поправил ее Дэр и вздрогнул, чувствуя, что охотничья стрела поразила его смертельным ударом. Вкус западни отдавался на языке горечью.
Глава 4
— Нет, ну, правда, Аласдэр…
Увидев брошенный на нее взгляд Дэра, Шарлотта осеклась и раздраженно стиснула губы.
— Мы же обручены! Неужели я должна по-прежнему называть вас лорд Карлайл?
Дэр ощутил, как знакомо сдавило грудь, и попробовал глубоко вдохнуть. Во всяком случае, оковы, надетые на него Шарлоттой, позволяют дышать.
— Нет, ни к чему называть меня «лорд Карлайл», но если уж вы хотите звать меня по имени, пользуйтесь, пожалуйста, сокращенным вариантом. Никто, кроме моей матери, не называет меня Аласдэром.
Шарлотта моргнула.
— И как же вас называть?
— Дэр.
— Дэр? Как… просто Дэр?
— Дэр. — Он дернул поводья, лошади тронулись, и граф искусно направил их в густой поток экипажей вокруг «Ковент-Гарден». — Всего три буквы. Даже вы в состоянии их запомнить.
Шарлотта подергала выбившийся из-под шляпки локон, нахмурилась, обернулась к Дэру и гневно посмотрела на него:
— Вы что, только что меня оскорбили?
— Да.
Взгляд стал разъяренным.
— Почему?
— Потому что у меня отвратительное настроение.
— Почему? — снова спросила она.
Потому что его вынудили сделать ей предложение. Потому что его опыта достаточно, чтобы понять — она хочет от жизни как раз того, чего не хочет он. Потому что Дэр знает — несмотря на то, что он смирился со своей участью, их брак будет ужасным, он обречет их обоих на жизнь, полную безрадостности, отчаяния и безнадежности. Шарлотта, которую Дэр помнил, была созданием глупым и редко заглядывала в суть вещей, а сам он, сформировавшийся под влиянием куда более горьких обстоятельств, не терпел ограниченности и поверхностности. Дэр угрюмо смотрел вперед, направляя экипаж к Грин-парку, где его сестра назначила встречу, решив обсудить приготовления к свадьбе со стороны семейства Шарлотты. Дэр ожидал увидеть Шарлотту, справедливо негодующую и требующую, чтобы он обращался с ней, как полагается, или Шарлотту вздорную, желающую, чтобы он наговорил ей комплиментов и этим сгладил свое оскорбление, или (что хуже всего) Шарлотту хихикающую, исполненную решимости исправить его настроение.
Но то, что он увидел в ее глазах, пошатнуло уверенность графа в том, что он имеет право делать несчастными всех вокруг. Она кивала, понимание и сочувствие согревали ее синие глаза, они стали такими ясными и прозрачными, что Дэр мог увидеть сквозь них ее душу. Он резко отвел взгляд. Он не хотел заглядывать в ее душу. Он хотел, чтобы его оставили в покое, чтобы он мог и дальше нянчиться с серьезной душевной раной, которую она ему нанесла, — но не мог: ему придется заглянуть под поверхностную оболочку ее характера.
Шарлотта похлопала Дэра по руке. Он опустил глаза на желтую перчатку, лежавшую на его рукаве, и услышал:
— Наверняка для вас это окажется большим сюрпризом, но и мне время от времени приходилось дуться. Вообще я считаю, что это очень полезно, но только не слишком долго, иначе могут появиться морщины.
Дэр расправил плечи и метнул на нее предостерегающий взгляд.
— Я не дуюсь, мадам. Если уж на то пошло, я скорее размышляю о несправедливостях, свалившихся на меня за последнее время, а это весьма далеко от вашего «дуться». Дуются женщины, а не мужчины.
— Фазаньи перья! — фыркнула Шарлотта. — Дуться — это и есть дуться, и больше ничего. А о каких это несправедливостях вы говорите? Надеюсь, не о нашем браке? Потому что если о нем, то я буду вынуждена оскорбиться и принять меры.
— Какие меры? — не удержался от вопроса Дэр, запихивая свое дурное настроение подальше. Когда он находился рядом с Шарлоттой, одно ее присутствие вызывало у него ощущение, подозрительно напоминающее счастье и грозившее развеять тучи дурного настроения. А этого он допустить не мог, потому что, не укутавшись в жалость к себе, придется признать — он испытывает к Шарлотте чувства, в которых лучше не разбираться.
— Я вызову вас на дуэль.
Дэр сильно дернул за поводья, едва не наехав на двух неосторожных горничных, перегнулся через бортик фаэтона, извинился и снова повернулся к невесте:
— Очевидно, напряжение последних недель дает о себе знать. Просто невозможно полагаться на собственный слух. Повторите, пожалуйста, что вы сказали?
— Я сказала: если вы считаете наш брак и совместное будущее несправедливостью, мне придется принять меры, и эти меры будут дуэлью. Полагаю, на пистолетах. Я никогда не умела толком справляться с саблей Мэтью, но зато все говорили, что я крепкий стрелок из пистолета.
— Меткий, — машинально поправил ее Дэр, пытаясь вспомнить, когда же он окончательно лишился рассудка. Или это, или его жизнь превратилась во французский фарс, другого объяснения быть не может.
— Леди не дерутся на дуэли, Шарлотта. Ни на пистолетах, ни на саблях, ни на чем другом.
— Я никогда не следовала диктату моды, милорд.
Дэр недоверчиво посмотрел на нее:
— Да нет, вы придерживаетесь моды. Вы только и думаете о том, что нынче модно и что сейчас принято в обществе.
Шарлотта немного подумала.
— Когда меня это устраивает — да, но очень часто то, что общество считает разумным и модным, мне не подходит.
С этим нельзя было не согласиться. Шарлотта всегда поступала так, как ей хотелось, независимо от того, что об этом могли подумать, шла ли речь о бороде и гульфике на маскараде или же о побеге с нищим итальянским аристократом. Дэр вздохнул, глядя на чуждую условностям невесту, но тут же признался себе, что ее оригинальность, безусловно, является достоинством. Однако он не собирался начинать семейную жизнь, в которой муж окажется под пятой у жены, и кажется, сейчас самый подходящий момент четко объяснить ей, кто будет хозяином в доме.
— Леди не дерутся на дуэли, Шарлотта, — произнес Дэр самым решительным и непререкаемым тоном. — А теперь, поскольку ваше семейство не намерено принимать участия, моя сестра будет рада помочь продумать вашу свадьбу.
— Нашу свадьбу.
— Само собой разумеется, — ответил он, чувствуя, что на этот раз грудь стиснуло совсем не сильно. Может быть, он все-таки сумеет это пережить? Может быть, через несколько лет он привыкнет к своим оковам и будет предвкушать пусть не счастье, но по крайней мере приятное существование?
— А я заметила, что вы изо всех сил избегаете это говорить, — сказала Шарлотта. — И невольно чувствую, Аласдэр, что вы не особенно рады тому, что сделали мне предложение, но не могу не отметить, что руку и сердце предложили именно вы, а не я. Ну, то есть я предлагала, но вы мне отказали, так что это не считается. Ну и как?
— Что ну и как? — отозвался Дэр, уже не так сильно теряясь в поразительных скачках мыслей Шарлотты. Он даже гордился своим умением следить за ними, не сомневаясь, что мало кто из мужчин может похвастаться таким достижением.
— Вы рады, что мы поженимся?
Дэр дернул поводья, пытаясь сообразить, как ответить на этот вопрос. Ему бы хотелось сказать, что он сделал предложение только потому, что она загнала его в угол перед дамой, которая могла уничтожить его будущее, но ему хватало честности признать — это не совсем правда. О да, Шарлотта поймала его в ловушку, но, вероятно, он мог бы как-то вывернуться даже под пытливым, проницательным взглядом миссис Уитни. Нет, правда в том… А в чем правда? Ведь он не хотел на ней жениться.
Дэр искоса глянул на сидевшую рядом женщину. Он хотел, чтобы она стала его женой… когда-то, пять лет назад. Но все это было до катастрофы, до того, как он узнал, что ему нечего предложить жене, кроме титула и кучи долгов. И будь он проклят, если бы явился к невесте с пустыми руками, не имея возможности заботиться о ней.
— И все же именно это я и делаю, — вздохнул он, снова чуть-чуть жалея себя.
— Если вы имеете в виду, что старательно избегаете ответа на мой вопрос, то да, вы совершенно правы. Право же, Аласдэр, я чувствую, что должна жестоко обидеться. Вы что, не можете ответить даже на самый простой вопрос? Или во мне есть что-то, что вас раздражает? Я точно знаю, дело не в моей внешности, потому что… в общем, мне всегда казалось, что скромность — это глупая добродетель. Понятно же, что причина не может быть в моей внешности. И дело и не в моих высказываниях, потому что я ни разу не упомянула ничего такого, что так злило вас, когда вы обсуждали мои гениталии, и надеюсь, что дело не в платье, потому что это платье моей кузины, которое я перешила, поэтому, честное слово, если оно вас раздражает, так виновата Джиллиан, а не я, но я не думаю, что с вашей стороны честно сердиться на нее, потому что она сейчас плывет где-то на корабле и не может защититься от ваших грубых замечаний про ее выбор нарядов!
«Нет, и вправду поразительно, — думал Дэр, — я начал разбираться в мыслях Шарлотты». Ну, если быть честным, то после долгого разговора с ней мозги у него уставали, но все же он действительно наловчился. Остановив экипаж у небольшого кирпичного дома, арендованного им на время пребывания в Лондоне, Дэр повернулся к ней, чтобы сказать правду. Шарлотта склонила голову набок и смотрела на него взглядом, который, казалось, видит слишком многое, но при этом является воплощением невинности. Он подумал о том, на что станет похожа его жизнь, когда он свяжет ее с этой легкомысленной глупышкой, не умеющей думать ни о чем более серьезном, чем выбор платья. Он подумал о том, как будет увязать в долгах все глубже и глубже, пытаясь прилично содержать ее. Он подумал о своих юношеских мечтах, теперь растертых в прах. Он узнал ледяную руку отчаяния, сжавшую его сердце, и чуть не зарыдал от несправедливости всего этого.