Ребенок так же, как и врет, скрывает свои «плохие» поступки или отметки. Это простительно. Интереснее то, что дети идут дальше и вообще зачастую стремятся создать свой мир, в который нет доступа взрослым и в котором они могут общаться, не боясь, что старшие их поймут. Я до сих пор помню, как некоторые мои друзья, мальчишки, болтали на выдуманном и достаточно простом языке, который делал их речь для непосвященных непонятной. Принцип был прост, надо было к каждому слогу слова прибавлять «та». И тогда, к примеру, «шапка» звучало как «таша-тапка».
Люди взрослеют, но их склонность скрывать информацию не уменьшается. Одним из наиболее простых способов сделать ее недоступной для посторонних являются всякого рода профессиональные сленги. Банальный пример – воровская «феня», которой, кстати, практически не пользуются, а так – слово там, слово сям…
В природе все целесообразно, так что же тогда означает наше нежелание делиться иногда совершенно безобидной информацией с окружающими, включая самых близких? А это значит, что в каждом из нас сидит внутренний цензор, который указывает нам, что и кому можно говорить, а что нет. Этот цензор схож почти во всех культурах. Есть вещи, которые мужчины не будут говорить при женщинах, а женщины при мужчинах, а есть – которые взрослые не говорят при детях, и наоборот. Уровень, на котором физик общается с плотником, будет отличаться от его общения с коллегой. Впрочем, если и плотник заговорит с физиком как со «своим», то вряд ли и тот что-нибудь путное поймет. Дело здесь не только в разнице образовательного уровня, а в том, что любая информация должна иметь достойного, а не любого слушателя. Другими словами, в идеале должно быть соответствие сложности и объема информации уровню понимания ее воспринимающего. Для всех без исключения годится только разве что совсем простенькое типа: небо голубое; солнце светит. Информация же, касающаяся людей, их взаимоотношений или влияющая на их жизнь, потенциально вредоносна.
Безобидный пример. Дядя Вася получил повышение по службе. Ура, все радуются. Васю наконец-то повысили. А дядя Коля задумался: интересно, сколько же этот Вася теперь будет получать? Маленькое, для большинства приятное событие вызвало у Коли реакцию, пробудившую скрытую зависть, хотя этот Коля даже не сослуживец, которому перешли дорогу. А зависть, как известно, не то чувство, которое улучшает отношения между людьми. Кстати говоря, эта ситуация не выдуманная, а приведена мной в измененной форме из одной книжки по психологии, где служила примером разницы между экстравертным и интровертным восприятием. К чему веду? А к тому, что никто и никогда не знает, какие струны в душе человека затрагивают те или иные сведения, пусть даже при кажущейся их нейтральности. И неизвестно, что он будет с ними делать, потому что любая информация не просто карточка с записью, которая ложится в архив памяти мозга и извлекается по мере надобности, а то, что нас учит и толкает на поступки. Я говорю об общедоступной повседневной информации, включая и такую, как прогноз погоды.
Мне не хотелось бы быть обвиненным в банальности, ведь я ничего нового не сообщил. Но в то же время не могу отделаться от ощущения, что что-то в этом мире с точки зрения распространения информации не так.
Сорок или чуть более лет в исторической перспективе подобны наносекунде, но для меня это период от детства в стране победившего социализма до нынешней современной жизни эмигранта. А для России – до становления капиталистических отношений, расцвета индивидуализма и во многом развития демократических принципов (правда, откорректированных российской холопской ментальностью). И, главное, люди наконец-то получили свободу слова. Каждый может безнаказанно выражать свое внутреннее червивое «я» не на заборе или в общественном туалете, как раньше, а как минимум в интернете, а, если повезет, и в СМИ. А везет любителям изрыгать из себя помои не так уж редко. Чем круче эпатаж, тем он более достоин попасть на страницы и экраны.
Да, я вырос в «тоталитарном» СССР под бдительным оком «большого брата», не имел, страдалец, возможности выехать за границу и ездил отдыхать, бедный, только в Крым, а не в Турцию. А еще был октябренком, пионером и даже комсомольцем, готовил политинформацию и участвовал в субботниках. Но, странное дело, в этом ужасном СССР продолжительность жизни была выше, чем сейчас, а милиционеры ходили по улицам большей частью с пустыми кобурами, чтобы не таскать зря с собой «пушку», необходимость в которой, как правило, равнялась нулю. Увидеть человека в форме и с автоматом можно было только на параде. Дети свободно играли во дворах, и никто бдительно не следил за ними. Мамы, папы или телохранители не встречали и провожали детей в школу. Я, кстати, учившийся в трех городах, с первого класса добирался до школы сам, пользуясь трамваями, троллейбусами и автобусами.
И это еще что. Незнакомый взрослый дядя (или тетя) мог угостить какого-нибудь малыша конфетой, а его мать, застигнув того на месте преступления, скорее всего просто улыбнулась бы в ответ, сказав, что дядя зря ребенка балует. И у нее не возникала мысль, что незнакомец – педофил или похититель детей. А дети без страха могли обратиться за помощью к чужому взрослому, а не жаться в его присутствии, пытаясь слиться с антуражем.
Так что же произошло? И когда все-таки люди жили лучше? Кстати, «лучше» не значит «богаче». Неужели за эти десятилетия люди так деградировали? Думаю, что знаю ответ, и заранее предлагаю всем ревнителям демократии начинать улюлюкать. Впрочем, в ответ могу неточно процитировать Уинстона Черчилля, который как-то сказал, что демократия – величайшая глупость, но, к сожалению, человечество не придумало ничего лучше. И я не собираюсь огульно нападать на всю демократию, хотя и очень хочется. Я коснусь только одной из ее основ: свободы слова. Точнее, ее извращенной интерпретации, здравствующей и процветающей как на Западе, так и в России. В России еще бытует термин «гласность», прилегающий к понятию свободы слова. Может, я неправ, но, с моей точки зрения, «гласность» – это то, что гарантирует открытость информации, а «свобода слова» – право ее беспрепятственно распространять. Только это ерунда. Эти два постулата демократии имеют лишь узко специальное применение. «Свобода слова» касается и должна касаться политических убеждений граждан и права их отстаивать, а также возможность критиковать власть имущих и выказывать к ним недоверие. А «гласность» – это подотчетность власть имущих народу и его право знать, как там вертятся божьи мельницы. Но не более того.
Но во всем так называемом цивилизованном мире СМИ трактуют свободу слова как право делать доступной любую информацию, за исключением запрещенной законом или секретной. Да и тут профессиональные информаторы стараются воспользоваться любой лазейкой, чтобы подкинуть зрителю или читателю что-нибудь «жареное». Я не оспариваю профессиональное право журналистов раскапывать факты, преступно скрываемые корыстными политиканами. Но все же журналистика это не игра в сыщиков, а от информации – когда польза, а когда и вред.
Я очень сомневаюсь, что домохозяйке из Урюпинска есть какое-то дело до ДТП в Благовещенске, даже если в нем погибли десять человек. А работяге из Магадана глубоко наплевать на то, что в Хасавюрте взорвались несколько милиционеров, если только по случайности там не служит его приятель.
Человеческое существо далеко от совершенства. Оно любит подглядывать и подслушивать. И всем людишкам, как и мне, более всего интересно, когда их приобщают к событиям, где есть кровь, насилие и секс. Поэтому всегда процветала и процветает «желтая» пресса. Ведь она, в сущности, является передовым оплотом «свободы слова».
Впрочем, человеческую страсть к подглядыванию и подслушиванию, как и желание журналистов заработать на ней, можно было бы понять, если бы не маленькое «но». Любая грязь, опубликованная в СМИ, это не только причина сокрушенно покачать головой и выступить с лозунгом «бороться и искоренить», но она же и очевидная инструкция к действию. Человек, простите меня, мизантропа, создание гнилое, в котором живут и прячутся до поры разные бесы. Я назову вруном того, кто утверждает, что в его голове крутятся только благочестивые мысли. Но, с другой стороны, не могу не отдать должное силе человеческого духа, который все-таки в большинстве случаев держит бесов в загоне. Дальше грязных мыслишек мы, как правило, не продвигаемся, а упомянутый выше внутренний цензор, помимо прочего, и не дает распускать язык. Однако загон для бесов у всех огорожен по-разному. Знаете, как в сказке про трех поросят, у кого соломкой, у кого ветками, а у кого и каменной стеной. А чтобы сдуть соломку и выпустить бесов наружу больших усилий не требуется. И в роли такого ветродуя в современной цивилизации выступают СМИ.
Представьте, живет в уездном городишке Хлюпове парень Серега. Парень как парень. Работает в автомастерской и живет с мамой. И девчонка Светка у него есть. Все как у людей. Только одно мешает Сереге. Мало ему Светки, и в постели с ней что-то не так. Его все на совсем молоденьких тянет. Только знает Серега, не дурак же, нельзя с ними. Да и слыхом не слыхивали в Хлюпове, чтобы кто-то малолеток трогал. А тут на тебе в газете статья. Оказывается, где-то в Тмутараканской области поймали наконец убийцу и насильника, который за последние семь лет изнасиловал и убил двенадцать девочек. А потом еще и целый фильм про него в «Честном детективе» по телевизору показали. И задумался Серега. У него в голове-то бесы были за загородкой, правда, соломенной. И сдуло ее. И решил вдруг паренек, что двенадцать девчонок за пять лет – это круто. А тот насильник, что попался, дурак. Совсем осторожность потерял. Вот и замели. А Серега таким не будет. И вообще девчонок будет выбирать не в Хлюпове, а в Дрынове. Вот так и появился в Дрыновском районе насильник и убийца.
Это работает так всегда. Тиражирование историй о чудовищах порождает чудовищ, хотя, по логике фантазеров-идеалистов, должно было бы предостеречь население и помочь поймать чудовище. Но никогда, к сожалению, распространение информации, скажем, о маньяке не способствовало его поимке, а только вызывало ненужную суету и не