«БРАТ»
Режиссер Алексей Балабанов
1997
Гофман у Багрова деньги не взял. Что русскому хорошо, немцу – смерть
Исключительная органика и обаяние Сергея Бодрова, сыгравшего Данилу и в первой, и во второй части «братской» дилогии (острословы-критики сразу же окрестили эту органику «животной»), безотказно поддерживали иллюзию реального присутствия героя в кадре. Но первое же появление Багрова-Бодрова в «Брате 2» указывало на матричную природу образа.
Появившись на съемочной площадке в Останкино, по дороге на ТВ-6, Данила вместо путеводной песни «Крылья» мог услышать лишь безысходный лермонтовский прогноз: «…мой ум немного совершит».
Стихотворение «Нет, я не Байрон, я другой», которое читал, стоя около здоровенного «Хаммера» дубоватый «новый русский» (Александр Робак), в сочетании с тягучими печальными аккордами «Адажио» из балета Чайковского «Лебединое озеро», звучавшими на площадке, лишний раз подчеркивало, что путь героя не просто измерен. У этого характера потенциал развития вообще отсутствовал. На экране возник не динамичный живой образ, а образ-отсылка, образ-реплика, образ-аватар. Не случайно появление на экране Данилы было связано с весьма специфическим визуальным эффектом.
Достаточно вспомнить, как незаметно и беспрепятственно, подобно призраку-невидимке, продвигался герой по съемочной площадке. Ни одна живая душа не обращала на него внимания. И конечно, никто не орал во все горло, как режиссер в «Брате»: «Кто пустил сюда этого урода?»
В «Брате 2» Данила шел как бы сквозь фильм и на уровне драматургии. В его судьбе уже не было того общего драматического нерва, который ощущался в первой картине. Все попытки героя обрести себя остались в прошлом, освободив место тем коронным бойцовским номерам-сценам, которые неизбежно оказывались в «Брате 2» самодостаточными и представляли сугубо зрелищный интерес. Они не добавляли и не могли добавить ничего существенного к той истории, которая закончилась в «Брате», где Данила, так до себя и не добравшись, пропал.
Новое повествование было гораздо более затейливым, чем прежнее, о чем и свидетельствовала положенная в его основу история братьев-близнецов Громовых: про убийство русской мафией боевого друга Данилы Константина Громова и про его брата-близнеца, хоккеиста Дмитрия, которому Данила вернул честно заработанные доллары, похищенные американской мафией. И Константина, и Дмитрия играл Александр Дьяченко, но до откровенно фарсовых quiproquo[241] с неразберихой и, как полагается в таких случаях, подменой одного близнеца другим, конечно, не доходило. Однако фабульный форсаж был очевиден. Недостаток в герое жизненной энергии приходилось как-то компенсировать, взвинчивая действие. Только вот событийный напор, уверенно доведенный Балабановым до жанровой кондиции, не смог сделать жизнь Багрова-2 более достоверной. Скорее, суета бойкого сюжета изобличала, а не микшировала условность багровского существования. Покоритель жизни, Герой с большой буквы, Багров в стычках с банальными мафиозными махинаторами неизбежно становился подобием колосса на глиняных ногах.
Высокий героический статус Багрова не позволял ему запросто переквалифицироваться в стандартного экшен-героя. Расстаться с колоссальными амбициями на возвращение к жизни, на обуздание ее и ограничиться функционалом русского Джеймса Бонда Багров не имел права.
Когда вместе с Фашистом Данила подбирал оружие в подпольном арсенале, было совсем нетрудно усмотреть в этой процедуре аналогию со множеством подобных сцен из других фильмов, в которых герой боевика вооружается в преддверии своего маленького Армагеддона.
Непременные экскурсы мистера Q в мир изощренной шпионской техники всегда сопровождали и сборы в дорогу Джеймса Бонда. Но только Данила Багров, в отличие от Бонда, с восторгом осматривавшего новинки, кажется, томился в подвале Фашиста, сам не свой в несоразмерном ему жанровом сюжете. И даже не то, как конкретно Бодров в этой сцене играл Данилу, а сам исходный код героя напоминал об истинном его предназначении и делал его неприкаянным, потерянным, словно не заинтересованным в конечном результате своих лишенных значительного исторического масштаба действий.
В фильме «Брат» Данила жестко фиксировал продвижение на каждом возникавшем у него на пути рубеже – будь то устранение Чечена или уничтожение банды Круглого вместе с ее главарем. Нравилось это кому-то или нет, но в «Брате» поступки Данилы были в любом случае значительны как опыт движения к самому себе. В «Брате 2», наоборот, Багров как будто избегал прямой сюжетной результативности, чтобы по крайней мере статусно оставаться прежним героем, миссия которого не укладывается в параметры утилитарных жанровых достижений.
Ведь не потому, что в «Брате 2» Данила вдруг подобрел, он отпустил трусоватого пройдоху Белкина. Не потому, что помягчел, оставил он в живых и бессовестного американского прохвоста Менниса. С десяток его подручных Данила убил по-прежнему хладнокровно, не задумываясь. Но эти случайные жертвы были как бы не в счет, под горячую руку. Другое дело – марать руки, когда сама искомая цель оказывается ничтожной по сравнению с исходными жизненными задачами настоящего героя. Вернув хоккеисту Дмитрию сумку денег, Данила даже не обратил внимания, что вся его международная многоходовка по восстановлению справедливости окончательного результата не принесла. «Как с новыми поступлениями быть? – интересовался практичный Дмитрий. – Они пойдут опять на счет Менниса? А контракт? Проценты?» Но Данила его словно не слышал и отрешенно, невпопад, как человек, о таких мелочах не думающий, отвечал: «Так на брата похож…»
В «Брате 2» Данила-клон если и принимал всерьез столь необходимую ему героическую подпитку, то это был вовсе не жанровый допинг. Куда более действенным средством поддержания высокого статуса героя становилось для него самое что ни на есть простодушное резонерство.
Главный, больной вопрос, который озвучивал на экране Данила, был, естественно, вопрос о силе. Именно ее несовместимый с жизнью дефицит диагностировал у Багрова в конце фильма «Брат» Немец-Гофман: «Город забирает силу. Вот и ты пропал». Это был не просто метафорический образ, рожденный могильщиком-мудрецом. Присутствовал в его диагнозе и буквальный медицинский смысл. Ведь Немец проявил настоящую хватку и прозорливость эскулапа, когда с помощью подручных средств (водка, стрептоцид, бинты, антибиотики) вылечил серьезную огнестрельную рану Данилы, полученную им в первой схватке с бандитами.
«А в чем сила, брат?» – спрашивал Багров брата Виктора. Задавал он волнующий его вопрос и дрожащему от страха перед крутым русским парнем малодушному Меннису: «Вот скажи мне, американец, в чем сила?»
Конечно, Данила и близко не рассчитывал получить сколько-нибудь достоверный ответ ни от горе-брата, ни от банального американского жулика.
Данила словно специально спрашивал про силу тех, кто заведомо был неспособен на правильный ответ. С тем большим эффектом после риторического своего вопрошания он мог дать и себе, и зрителям правильный ответ: «Я вот думаю, что сила в правде. У кого правда, тот и сильней!»
В «Брате 2» Багров постепенно переходил от дел к словам. А они, возымевшие в его устах какую-то особую установочную, законодательную силу, явно перевешивали на весах смысла все самые отчаянные и удивительные подвиги Данилы. Обычный экшен-герой, он преобразился в героя идеологического, которому приходится верить на слово. И слов ему оказалось вполне достаточно, чтобы опровергнуть фатальный диагноз Немца.
Только вот слово «правда» очень опасно принимать на веру. Особенно в сугубо идеологическом контексте. Выглядит оно всегда правильно, но само по себе открывает безграничный простор для вариаций-манипуляций. Слишком уж все зависит от того, кто и какой смысл в него вкладывает.
Чтобы попытаться понять правду Багрова, лучше начать с того, что было для него неправдой. Об этом достаточно много говорится именно в «Брате 2», где главными врагами Данилы становятся вовсе не Белкин и Меннис, а деньги.
В «Брате» к этому мировому злу Данила еще не испытывал никакой видимой идиосинкразии. Наоборот. Расстреляв банду Круглого, взявшую в заложники брата Виктора, герой-победитель, не торопясь, набивал тугими пачками долларов карманы своего бушлата, и лишь скромную одну пачку из бандитского кейса Данила вручил Виктору с просьбой передать деньги матери: «Старая она уже, помогать надо».
Некоторый разлад в достаточно простые и даже свойские отношения Данилы с дензнаками вносил только Немец, который не взял у Данилы доллары на жизнь, чем явно его смутил.
Зато ветреная подружка Данилы, тусовщица Кэт, взяла у него на прощанье пачку долларов с удовольствием и даже поспешила поскорее покинуть любимый ею McDonald’s, пока благотворитель не передумал.
После ухода Кэт Данила по-настоящему задумался и напряженно поглядел в окно с фирменным логотипом прославленного международного фастфуда.
Задумался о чем? Неизвестно. Ясно было только то, что он не передумал и продолжил начатое – с полными карманами денег отправился покорять Москву, где, по словам Виктора, «вся сила».
Быть может, сомнение, которое закралось в его голову при встрече с Немцем, а потом – у витрины McDonald’s, с опозданием отозвалось в его чикагских беседах с братом. Поздней ночью на берегу озера Мичиган брат Виктор утверждал, что «в Америке вся сила мира». Москва осталась для него далеко позади. Указывая растопыренной пятерней на город миллионеров у себя за спиной, Виктор провозглашал: «В деньгах вся сила. Деньги правят миром. И тот сильнее, у кого их больше».
– Ну хорошо, – рассудительно отвечал Данила, – вот много у тебя денег, и что ты сделаешь?
– Куплю всех!
– И меня? – подначивал брата Данила.
Но Виктор был непоколебим. И даже в конце фильма, когда его, перестрелявшего в ресторане «Европа» всю украинскую мафию, полицейские запихивали в машину, он орал так, что его слышала, кажется, вся Америка: «Я остаюсь! Я буду здесь жить!»