– Вишняков слишком молодой, неопытный еще, – проговорил Зарубин, стараясь изо всех сил смягчить тон. – А ну как напортит? Мы с тобой в деле его не видели, и все, что мы о нем знаем, так это что физическая форма у него приличная. А больше ничего.
– Он упертый, настойчивый, самокритичный, все время себя проверяет.
– Настойчивый – это не профессия, – продолжал сопротивляться Сергей Кузьмич, чувствуя нарастающее отвращение к себе самому.
С кем он темнит?! Со Сташисом, честным и умным опером, который никогда не подставит и не подведет. Тьфу, мерзость какая!
– Он хороший парень, – убежденно сказал Сташис. – Неопытный еще, это верно, но в нем стержень есть, упорство. Я бы присмотрелся к нему.
– На вакансии намекаешь? – усмехнулся Сергей, обрадовавшись, что разговор свернул на более безопасную тему. – Людей не хватает, работать некому, тут ты прав. А как тебе Колюбаев из Юго-Западного?
– Никак, – пожал плечами Сташис. – Обычный опер, недавно из области, Москвы не знает.
– Я вот подумал, что если к кому и присмотреться, то к нему.
– Ты серьезно?
– Вполне. А тебе он не нравится?
– Мне Вишняков нравится, – упрямо ответил Антон. – От него польза будет.
«Ну да, – подумал Зарубин уныло. – Зато от Колюбаева не будет вреда. И что важнее? Колюбаев уж точно сумеет нужные картинки складывать исходя из предпочтений и вкусов конкретных интересантов. Эх, жизнь собачья…»
– Антон…
– Да?
Зарубин помолчал, потом заговорил медленно, с большими паузами, глядя куда-то в угол комнаты:
– Моли бога, чтобы это оказался идейный придурок. Одиночка. С которым никто не будет иметь дела. Не киллер, а дилетант, которому просто тупо повезло. Два раза. И третьего раза быть не должно. Ты меня услышал?
Антон молча кивнул.
– Как Дзюба появится – сразу ко мне, – устало скомандовал Сергей Кузьмич, стараясь не встречаться глазами с подполковником Сташисом.
Инга. Январь 2020 года
После вчерашнего снегопада дороги обильно посыпали реагентом, и можно было прибавить скорость. Инга никогда не гнала как сумасшедшая, побаивалась, не надеясь на свое мастерство водителя, но сегодня пришлось поступиться принципами: она опаздывала. Артем, следящий за расписанием босса, предупредил заранее, что в те дни, когда у Фадеева длительные вечерние мероприятия, нужно обязательно провести сеанс терапии, чтобы его спина выдержала многочасовое пребывание за столом. К таким мероприятиям относились не только банкеты, но и деловые ужины. Об ужинах дооговаривались, как правило, спонтанно, за день-два, а то и за несколько часов, приходилось как-то выкручиваться, ужиматься, переставлять местами визиты к другим пациентам, и к небольшим опозданиям в таких ситуациях Виталий Аркадьевич относился снисходительно и с пониманием. О банкетах же обычно становилось известно загодя, за месяц, а то и больше, и в этих случаях Артем самолично вписывал в ежедневник Инги имя Фадеева и время. А уж если время вписано, то опоздание непростительно.
Припарковавшись кое-как, коряво и наспех, и поймав на себе неодобрительный насмешливый взгляд охранника («Что с бабы возьмешь!»), Инга влетела в просторный холл и сразу увидела Артема. В первый момент даже испугалась немного: сейчас будет отчитывать за десятиминутное опоздание. Однако ошиблась.
– Не рассчитала немножко, – торопливо заговорила Инга, – но мы все успеем вовремя, я обещаю…
– Прости, не предупредил, – виноватым голосом перебил Артем. – Банкет отменяется, так что никакой спешки, Виталию Аркадьевичу сейчас терапия не нужна, а завтра с утра он ждет тебя как обычно.
Инга с облегчением выдохнула.
– Ф-фух… Ну слава богу. А я уж боялась взбучку получить. А что с банкетом? Почему отменили, не знаешь?
В общем-то, ей совсем не было интересно, почему отменили мероприятие, но она так обрадовалась, что опоздание не обернулась выговором, и ей захотелось сказать Артему что-нибудь приятное, проявить интерес к его работе, к его делам.
– Банкет устраивала Горожанова, жена Чекчурина, а у нее пасынок умер. Погиб. Сын Чекчурина от первого брака.
– Да что ты! – охнула Инга.
Никакую «Горожанову, жену Чекчурина» она знать не знала, хотя одна из двух фамилий показалась смутно знакомой, но когда погибают люди – это всегда больно.
– Вот представь себе, – грустно продолжил Артем. – Чекчурин же депутат, он свой бизнес переписал на сына, когда в Думу прошел, а его вторая жена занимается вопросами землеотводов в областном правительстве, с ней у Фадеева много общих дел. Ну и фамилия у нее другая, само собой, чтобы разговоров меньше было, все же понимают, что бизнес, переписанный на родственника, – это фишка для отвода глаз, но с точки зрения закона уже не придерешься.
– Какое горе… – пробормотала Инга, не очень понимая, каким образом могут быть связаны трагическая гибель пасынка, члена семьи, и деловые интересы депутата и его супруги.
«Наверное, Артему, как и многим мужчинам, проще говорить об отвлеченных вещах, чем о тяжелых переживаниях», – подумала она.
– Нельзя сказать, что жена Чекчурина очень уж любила сына своего мужа, да и случилось все не вчера, недели две назад, но пока сорок дней не пройдет – вроде как ей неприлично устраивать праздник, раз муж в трауре. В общем, перенесли пока на конец февраля, после сорока дней. Возможно, вообще праздновать не будут, обстоятельства печальные, сама понимаешь.
Про жену неведомого Чекчурина, носящую другую фамилию и решающую вопросы землеотвода под строительство, Инге тоже не было интересно, но выражение лица она сделала соответствующее, правильное.
– А по поводу чего банкет намечался? Что собирались праздновать?
На самом деле ей хотелось спросить, что случилось с пасынком, но она понимала, что Артем более охотно поговорит о бизнесе, нежели о чужом горе. Все мужчины так устроены, это нормально.
– Сорок лет, день рождения. А тут такое… Парень, конечно, был не подарок, говорят, наркотой баловался не по-детски, официально числился каким-то клерком в фирме, которая на него же и записана, а раньше принадлежала самому Чекчурину, который так и продолжает там всем рулить, вот ведь бред, а? Только в нашей стране может случиться такой идиотизм. Ну, от Чекчурина всего можно ожидать, он взятки направо и налево рассовывает, несколько лет назад своего сына даже от тюрьмы откупил, когда тот накололся чем-то и девушку сбил…
Инга делала вид, что внимательно слушает, а сама думала о том, как выстроить оставшуюся часть дня. Съездить к пациенту, визит к которому она спешно отменила, когда поняла, что не успевает к Фадееву? Порадоваться освободившемуся времени и отправиться домой, принять ванну, приготовить ужин, отдохнуть? Или поехать к маме и Машке, повидаться и отвезти деньги? А может, она успеет навестить могилу Выходцева, пока кладбище не закрылось?
Выходцев. Игорь Андреевич. Игорь…
Голос Артема назойливо прорывался сквозь ее размышления. И она вдруг вспомнила, почему фамилия Чекчурина показалась ей знакомой.
Значит, решено: она поедет на кладбище.
– Совсем я тебя заболтал, – проговорил Артем. – Даже раздеться не дал.
Он протянул руки, чтобы помочь ей снять куртку, но Инга улыбнулась и отступила на шаг.
– Если я сейчас не нужна, то съезжу к своим, ладно? Я быстро, к ужину вернусь. Ты же знаешь, я у них не засиживаюсь.
– Конечно, поезжай, – он улыбнулся в ответ. – Вот что мне в тебе нравится, так это твоя безусловная преданность семье. И еще то, что ты не ворчишь никогда. Другая бы на твоем месте мне уже плешь проела бы, что ехала в такую даль напрасно, столько времени потеряла, а все отменилось, и что я козел, потому что не предупредил вовремя. Характер у тебя золотой! Ты точно не сердишься?
– Точно. Что ты будешь на ужин? Я планировала бефстроганов и зеленый салат, но если ты хочешь что-то другое…
– Отлично! Ничего другого не нужно.
Артем проводил Ингу до машины и деликатно воздержался от комментариев, когда увидел, как по-уродски она была припаркована. Настолько по-уродски, что ему самому пришлось сесть за руль, чтобы аккуратно выехать задним ходом и при этом не повредить законсервированные на зиму клумбы, потому что Инга с задачей не справилась даже с трех попыток.
Инге было неловко оттого, что соврала. Не призналась, что поедет на кладбище, сказала, что хочет навестить маму и сестру. Но уверена была, что так лучше.
Сестра Маша родилась на два года раньше Инги, но за старшую почему-то всегда оказывалась именно младшая. Машка, хорошенькая, как куколка с картинки, была невнимательной, рассеянной, напрочь неспособной к учебе, легкомысленной и абсолютно «аварийной»: падала даже там, где упасть невозможно, и ухитрялась разбить или сломать то, что никому и никогда не удавалось испортить и повредить. Инга же, с виду неказистая и малосимпатичная, была полной противоположностью сестре. Внимательная, сосредоточенная, аккуратная, она обладала необыкновенной точностью движений. Отец с гордостью говорил: «У нашей Ингуши руки растут прямо из глаз. Вырастет – станет великим хирургом». – «Как ты?» – с детским восторгом спрашивала Инга. Отец со смехом отвечал: «Нет, маленькая моя, лучше. Я просто хороший хирург, а ты будешь самым лучшим». В том, что она станет врачом, Инга уже в пять лет не сомневалась.
Маша писала как курица лапой, Инга – каллиграфическим почерком. Маша не могла собрать мысли в кучку и выучить таблицу умножения или элементарный стихотворный текст; Инга, младшая, терпеливо сидела с сестрой и долбила ее уроки, пока не добивалась более или менее приличного запоминания. Что могла – делала за нее, вместо нее. Упражнения по русскому и иностранным языкам, английскому и немецкому, выполняла с лету, Машке оставалось только переписать в свою тетрадку. Родителей не удивляло, что Инга легко справляется со школьной программой «на два класса старше», они все поняли уже давно, еще когда трехлетняя Инга быстро научилась читать, а пятилетняя Машенька с трудом освоила две буквы и одно слово «мама». Маша с запинкой считала до десяти, а Инга в это время без всякого напряжения перемножала в уме двузначные числа. Она не была вундеркиндом, да и особых способностей к математике не имела, просто обладала хорошими мозгами и умением концентрироваться и подолгу не отвлекаться.