С этим страхом Сташис худо-бедно научился справляться. Он все-таки верил в своих детей, верил в их благоразумие и волю. Такая вера спасала. Но только до недавнего времени. Васька постепенно отрывается от дома, взрослеет, у нее складывается собственная жизнь, и она все меньше бывает на глазах у отца. Степа вступил в трудный возраст, когда старшие начинают раздражать и бесить, а все, что они говорят, принимается в штыки и отвергается без всякого осмысления. А тут еще эти истории с ДТП! Антон не в теплице вырос и, конечно же, прекрасно знал статистику по Москве, но не считал нужным вникать в конкретные обстоятельства. У него, в конце концов, есть своя работа, свои обязанности. Теперь же невольно пришлось погрузиться в детали, обдумывать их, обсуждать, – и вот результат. Постоянная, круглосуточная, изматывающая, изнуряющая тревога за детей, которая лишает его способности нормально мыслить и не забывать того, что нужно держать в голове. От этой тревоги он не мог ни есть с аппетитом, ни крепко спать.
– Кузьмич, я, похоже, теряю профпригодность, – сообщил он, войдя в кабинет Зарубина.
– Не ты один, – угрюмо буркнул Сергей. – Что у тебя?
Антон доложил. Человек, снимавший короткое видео осмотра места обнаружения трупа Литвиновича, попал на уличные камеры, и видно его было достаточно отчетливо, чтобы утверждать: снимал Данила Дремов собственной персоной. Место жительства Дремова установили по регистрации, но он там не проживает. Родители дали адрес съемной квартиры Данилы, туда поехали оперативники, но дверь им никто не открыл.
– Найдут, – пообещал Антон. – Дремов не станет прятаться, он же блогер, должен быть на виду, заинтересовывать собой, подписчиков вербовать.
– А с массажисткой что?
– Решили напрямую не соваться пока, чтобы не спугнуть. Колюбаев отправился в спортклуб, где она тренируется, Хомич пообещал потрясти свои источники в среде медиков и навестить мать и сестру Инги. Аккуратно, чтобы не заволновались.
Зарубин пожевал губами, разглядывая бумаги на своем столе.
– Тоха, знаешь, как называется то, как мы работаем? – спросил он.
– Бардаком это называется.
– Не угадал. Это называется «враскоряку». То ли Дремова тянуть, то ли Ингу эту, то ли учеников Стекловой, то ли бывших коллег Выходцева – никакой ясности нет. Тычемся во все углы, как слепые котята, ничего толком не доделываем, все по верхам отрабатываем. Хорошо хоть Палну под ученых мальчиков подвели, немножко разгрузились. И с Очеретиным вопрос решился, уже полегче, можно, по крайней мере, три дня о нем не думать. Посидит, пока срок не выйдет, потом выпустим. Но это, конечно, если Пална и твой Витек отмашку дадут.
– Ты у генерала был? – поинтересовался Антон. – Насчет наружки поговорил с ним?
– Поговорил, – кивнул Зарубин. – Большой пообещал помочь, чем сможет. Но гарантий не дал, сам понимаешь, наружка своих людей не светит. Он попросил конкретизировать запрос. Мысли есть?
– Кое-какие есть. Мы послали фотографию, которую Витя отметил, охраннику, чтобы тот посмотрел, эту ли девицу видел возле дома Чекчурина. Охранник сказал, что стопроцентной уверенности у него нет, но очень похожа. Будем исходить из того, что это она. Значит, получается, она пасла младшего Чекчурина еще в начале декабря, больше чем за месяц до убийства, то есть к делу подходила серьезно. Между Чекчуриным и Майстренко – около четырех недель. Допустим, с Майстренко получилось побыстрее собрать информацию, чем с мажором-наркотом, она более предсказуема. Но Литвинович из схемы выпадает.
– Из какой схемы?
– Из схемы последовательной отработки каждой следующей жертвы. Слишком мало времени прошло между вторым убийством и третьим. Отсюда вывод: сбор информации шел параллельно по всем троим.
– Ну и?
– Кузьмич, ты как себе это представляешь? Человек на службе, у него смены. Напарники прикрыть не могут, потому что численность экипажей строго определена особенностями работы, и отсутствие одного человека сразу скажется на эффективности. Такое невозможно скрыть и от других экипажей, и от начальства. Наружка выполняет левые заказы, так всегда было, и это всем известно. Но они берут то, что можно оптичить в рабочее время за пару смен. Проследить, куда поехала неверная жена или с кем встречается партнер по бизнесу. Делов на два-три часа, и эти часы вполне можно оторвать от основной работы. А тут заказ большой, долговременный, несколько объектов, и каждого нужно тщательно проработать, чтобы выбрать оптимальное место и время. Этим заказом нужно заниматься постоянно, днем и ночью, изо дня в день.
– Это да, – покивал Сергей. – Получается, либо она в отпуске, либо вообще уволилась.
– Вот и я о том же. Отпуск не очень вписывается, слишком долго. Там начало декабря, а сейчас уже середина февраля. Скорее всего, она из бывших, вольный стрелок.
– А если она не одна работает? Версию о психе-одиночке мы уже не рассматриваем. Раз кто-то собирает для него информацию, значит, по-любому группа. Хотя эта девка-наружница может оказаться и убийцей. Сама пропасла – сама исполнила. Хорошо бы… Группа нам не нужна.
Антон внимательно посмотрел на начальника.
– Нам – это кому? Лично тебе?
– Нам – это всем. Включая руководство. Что ты как маленький, ей-богу? Сам ведь все понимаешь.
– Понимаю, – согласился Сташис.
И снова Зарубин ничего не сказал впрямую. Но ясно дал понять.
– На женщину-убийцу у нас из всех фигурантов катит только массажистка, – продолжил Антон. – И то неизвестно еще, какую информацию о ней добудет Колюбаев. Может, она новичок и ничего пока не умеет. Но ее охранник не опознал категорически, а про него говорят, что глаз наметанный и зрение хорошее. Даже если Инга Гесс и есть убийца, у нее как минимум один подельник, вернее, подельница. А если подельница находится на службе, значит, есть еще кто-то. Как ни раскладывай – все равно группа.
– Хреново. Сейчас я тебя еще больше огорчу, Тоха. Огорчу прямо до невозможности. Почти как Жеглов… Кого он там огорчал-то, не помнишь?
– Кажется, Петю Ручечника, хотя не поручусь. Давай свои плохие новости, и я побегу разбираться с бывшими коллегами Выходцева.
– Пална изучила материалы, которые мы с Ромкой вчера у Гиндина выцыганили. Говорит, полночи не спала.
– И что там?
– Сам увидишь. Я тебе на почту перешлю, почитай. Пална, конечно, не в теме, всех наших раскладов не знает, но если она права, то убийцу есть шанс взять прямо «на горячем». И больше никаких трупов с записочками у нас не будет.
Вот это новость! Только почему-то Зарубин считает, что новость огорчительная.
– А что плохого? – осторожно спросил Антон.
– Плохо то, что неизвестно, когда это «горячее» случится. Может, уже завтра, а может, и через год. И пока оно не случится, мы три убийства не раскроем, они так и будут висеть на нас, и дергать нас будут ежедневно, и дрючить, и иметь, и душу вынимать. Список можешь продолжить сам, глаголов в русском языке еще много.
– То есть у Каменской нет идей насчет личности нашего убийцы?
– Нет и быть не может. Я же сказал: она не в теме, раскладов не знает. У нее есть идеи насчет жертв. Засада, Тоха, не только в том, что следующего покушения ждать непонятно сколько, но и в том, что вообще неизвестно, будет ли оно. Может, преступник решил ограничиться тремя трупами. План у него такой. Тогда полный швах.
– Но если есть предположения, кто будет следующей жертвой, то можно же попробовать выявить того, кто ее сейчас выпасает. Установить человека, пойти по связям, а там и доказуху найти на три эпизода, чтобы не ждать четвертого.
– Умный, да? – фыркнул Зарубин. – Думал уже. У нас на роль следующей жертвы аж три кандидата. Три!
Он демонстративно выбросил вперед кисть, прижав мизинец большим пальцем и выставив три других.
Нет, такое точно не пройдет. Столько экипажей не выделят. И не из вредности. Просто людей действительно не хватает. Потому что раздутые штаты – это про тех, кто бумажки перекладывает и ничего не решает, а на зарплату тем, кто действительно работает, денег никогда нет. Эта беда не только в полиции, она повсюду. Разве можно сравнивать зарплату врача и зарплату какого-нибудь помощника депутата? А важность этой работы для жизни конкретных людей? Вот именно.
– Ладно, я понял, – грустно сказал Антон. – Пойду?
Он встал и двинулся к двери, но Зарубин внезапно окликнул его.
– Тоха, а угадай, что было сразу после совещания?
Голос у Сергея Кузьмича вдруг стал веселым, но веселость эта была какой-то злой.
– Ты ушел к Большому, когда мы еще не закончили. Значит, вернулся, наверное, – предположил Антон, недоумевая.
– Ну, это да, вернулся. А потом?
– Сидел и плакал после полученной взбучки.
– А вот фиг-то! Как только я вернулся, ко мне заявился Есаков и начал гнать свои гнилые подозрения про твоего Витька, дескать, если кто и слил инфу блогеру, то только Вишняков. Как тебе такое?
Неожиданно. Впрочем, почему неожиданно? Напротив, совершенно закономерно. Подковерные игры ведутся не только наверху, в них и в детском садике играют. Повальное увлечение человечества.
Сташис медленно подошел к столу начальника, но садиться не стал.
– И как ты отреагировал?
– Как положено. Покивал и сказал, что приму к сведению. Как думаешь, кто будет следующим?
– Наверное, Хомич. Придет капать на Колюбаева.
– Разумно, – согласился Зарубин. – Они из одной управы, им есть что делить. Но я бы поставил как раз на Колюбаева.
– Почему?
– Такие, как Дима Колюбаев, хотят идти в рост, а такие, как Хомич, – вширь. Хомич крутит дела на своей земле, у него там все прикормлено и отлажено, ему нет никакого резона переводиться. И производить впечатление на меня ему сто лет не надо. Он спит и видит, как бы поскорее отделаться от Петровки и вернуться в родные пенаты, у него там проблемы не решаются, бабло мимо кармана уплывает. А вот Колюбаев нацелен на карьеру, ему прогнуться захочется.
– И ты собрался такого «прогнувшегося» рекомендовать в наш отдел?