– Да вы что!
Есаков запаниковал. Такого наезда он не ожидал.
– А что? – вступил лысоватый. – Хороший вариант. Дворник у нас иностранец, русский язык понимает слабо, регистрации нет, такого запугать – дело двух секунд. И внушить ему можно что угодно. Он боится работу потерять, ему семью кормить надо, а семья в Кыргызстане у него огромная, и все кушать хотят. Такой со страху любые показания даст, если правильно пригрозить. Следователь завтра спросит, почему, мол, при первом допросе не так сказал, а он в ответ: «Дяденька, я с перепугу все русские слова забыл, какие знал, перенервничал, страшно же, сначала мертвый человек, потом полиция». Так как, Женя? Такой у тебя был план? Слил информацию и собрался других подставить?
– Да нет же…
– А дворника зачем искал? – строго вопросил «начальственный» по имени Михаил. – Чего ты к нему полез?
– Так убийство же… Он же свидетель…
– Да оставь ты его, Миш, – махнул рукой «Залысины». – Не видишь, что ли? Он совсем тупой. Куда ему такие схемы крутить?
Он полез в карман за сигаретами, закурил, выпустил дым прямо в лицо Есакову.
– Тебе Зарубин что сказал? – обратился он к Евгению, снова изменив тон. Теперь он говорил как терпеливый учитель с нерадивым учеником. – Он тебе сказал сегодня, чтобы ты не вздумал соваться к дворнику, потому что к делу подключается УСБ. Это наша поляна. И пока мы на ней не разберемся, опера и близко подходить не должны. Говорили тебе это?
– Говорили, – послушно кивнул Есаков.
– Так почему же ты, урод недоделанный, полез? Ты на что рассчитывал? Что никто не просечет? Что УСБ только сопли жует по кабинетам? Что мы оперативной работы не знаем?
– Не, – оживился Михаил, – он решил, что раз нас все так сильно не любят, значит, мы работать не умеем. Ему даже в голову его пустую не приходит, что не любят нас как раз за то, что мы очень хорошо умеем работать. И работаем. И на каждого имеем столько компры, что любого можно скинуть с насиженного места за полторы минуты.
Он завел двигатель и вздохнул:
– Ладно, поехали. Отвезем его на Петровку, сдадим Зарубину с рук на руки, пусть сам решает, что делать с этим придурком.
«Вот же я попал!» – в отчаянии думал Женя Есаков, глядя на мелькающие за автомобильным стеклом дома.
Инга
Звонок в дверь заставил Ингу оторваться от книги и отложить в сторону электронную «читалку». Она посмотрела в глазок, увидела какого-то мужчину, но из-за кривизны линзы не смогла понять, знаком он ей или нет. «Наверное, кто-то из соседей, – подумала Инга. – Если бы пришел с улицы, позвонил бы в домофон». Артем имел неосторожность рассказать кому-то из жильцов, как его подруга ловко справляется с разными телесными недугами, и с тех пор то одни соседи, то другие периодически являлись с просьбами о помощи.
– Слушаю вас, – громко проговорила она, не открывая дверь.
– Прошу прощения, – послышался приятный голос, – я ищу Максима Шишацкого.
– Здесь такой не живет.
– Я знаю. Он раньше жил здесь, потом продал квартиру Артему Шубину. Я подумал, может, Артем знает, где мне найти Шишацкого.
– Минутку подождите, – сказала Инга уже мягче. – Я поищу договор купли-продажи, там, наверное, есть какой-то адрес. Извините, что не открываю, я не одета.
– Конечно, я подожду.
Значит, не сосед, а пришел с улицы. Наверное, попал в подъезд, когда кто-то заходил или выходил. Так часто бывает.
Она вернулась в комнату, выдвинула сперва один ящик рабочего стола Артема, потом другой, третий… Вот он, договор, лежит в прозрачном пластиковом конверте с кнопочкой. Инга вытащила документ, посмотрела данные продавца: Шишацкий Максим Валерьевич. Все верно. Паспортные данные, адрес по прописке. Бывший владелец продавал не единственное свое жилье, прописан он был, как выяснилось, в Подмосковье.
В этом же конверте нашелся и листок с заголовком «Контакты Максима». Номер телефона и адрес электронной почты. Инга взяла записку и снова направилась к входной двери, по пути глянув на себя в зеркало. Н-да… Спутанные волосы, бледное и немного отечное лицо, халат поверх пижамы. В конце концов, она болеет. И она у себя дома. Кому какое дело?
Решительно открыла дверь и увидела перед собой красивого мужчину лет тридцати пяти, стройного, с хорошей стрижкой и в дымчатых очках. Мужчина улыбался приветливо, чуть виновато и невероятно обаятельно. «Вот черт! – выругалась Инга про себя. – Выгляжу как неизвестно что… Еще женщиной себя считаю. Чучело!»
– Вот, – она протянула мужчине записку. – Снимите на телефон. Это то, что вам нужно?
Он пробежал глазами по цифрам и буквам, кивнул обрадованно.
– Спасибо вам огромное! Вы меня так выручили! Мне Максим срочно нужен, но я давно с ним не общался и теперь никак не найду. Мы в последний раз виделись, как раз когда он Артему квартиру продавал, Макс попросил, чтобы я его подстраховал с ячейкой, ну, там, нал большой, мало ли… Потом у меня телефон украли, еле-еле половину контактов восстановил. Вот и получилось, что прежний адрес я знаю, имя покупателя помню, а с Максом связаться не могу.
– Понимаю, – ответно улыбнулась Инга, глядя, как красавец в дымчатых очках достает телефон и фотографирует записку.
– Еще раз прошу прощения, что пришлось вас побеспокоить. Вы, наверное, спали? Я вас разбудил? В ночную смену работали? – спросил он голосом, исполненным понимания и сочувствия.
– Просто болею, загрипповала немножко.
Взгляд мужчины стал более внимательным, его глаза будто ощупывали ее лицо и скрытую теплым халатом фигуру.
– Да нет, похоже, не немножко, – задумчиво проговорил он. – Выглядите вы так, словно у вас сначала была высокая температура, а теперь жуткая слабость, еле ноги таскаете. Какой день? Третий? Четвертый?
– Четвертый, – призналась Инга. – А вы специалист, однако. Врач?
– Если бы, – усмехнулся незнакомец. – В детстве мечтал, но не срослись отношения с химией. Пришлось переквалифицироваться в управдомы. Но у меня сестренка с ослабленным иммунитетом, цепляет любой вирус, какой гуляет по Москве. Минимум четыре раза в год тяжело болеет, так что по гриппам я действительно крупный спец, могу на глазок определить, какой день болезни и как она протекает. Кстати, сестра тоже сейчас лежит с гриппом. Осенне-зимняя эпидемия. У вас температура сколько времени держалась?
– Высокая – часов десять-двенадцать, я ее сбила до субфебрильной, ходила с ней пару дней, а теперь вообще не выше тридцати пяти, – Инга рассмеялась. – Остываю уже. И сил нет, тут вы правы.
– А чем сбивали? Парацетамолом?
Она не заметила, как втянулась в разговор о симптомах и препаратах, и через короткое время поймала себя на том, что… Ой, боже мой, кажется, она флиртует! Прямо вот так, непричесанная, ненакрашенная, в пижаме и халате. То есть ничего такого она не делает, глазки не строит, губки не надувает, плечиком не поводит. Всего лишь привычно, автоматически отмечает в собеседнике признаки мужской заинтересованности. А признаки эти становились с каждой секундой все более явными. «Красивый, – подумала Инга. – Обаятельный. Хорошая речь. Хорошая улыбка. Сладкая конфетка. У таких обычно бывает ужасный характер, они залюбленные, захваленные, не знающие отказов. Лет десять назад я бы на такого точно сразу запала. Теперь – нет. Теперь я битая, мне бы что попроще, понадежнее, без изысков и вывертов».
Она сделала шаг от порога назад, в прихожую, давая понять, что собирается закрыть дверь. Незнакомец еще раз извинился, поблагодарил и распрощался.
Возвращаясь в комнату, Инга снова взглянула на себя в зеркало. То, что она увидела, было намного хуже, чем несколько минут назад. Бледность превратилась в синюшность, тени под глазами стали заметнее, лоб покрыт испариной. И всего-то: постояла немного, перекинулась парой фраз с красивым обаятельным мужчиной, получила удовольствие, а результат просто устрашающий.
Инга снова улеглась на диван, попыталась читать, но минут через пятнадцать почувствовала, что ей не лежится. Начала ходить по квартире, что-то прибирать, быстро устала. Посидела в кресле. Снова полежала. Все не то. Тело тосковало по движению, по работе, по тренировкам у Диреев. Когда же закончится этот период разбитости и слабости?!
Она решила позвонить Артему, чтобы хоть на несколько минут создать для себя ощущение какой-то активности, а не пустого, тупого сидения в кресле.
– Извини, – начала она с места в карьер, – хочу попросить прощения за то, что порылась в твоих ящиках.
– Да? – В его голосе Инга не уловила ни грамма неудовольствия, только иронию и легкое любопытство. – И что ты там нашла? Оружие, наркотики и порнографию?
– Тёма, я серьезно. Какой-то мужчина искал Максима, бывшего владельца твоей квартиры. Я хотела помочь, поискала договор купли-продажи и нашла записку с контактами. Я понимаю, что поступила глупо и так делать нельзя, но я из-за гриппа плохо соображаю. Ты не сердишься?
– А он действительно искал Максима? – теперь Артем заговорил с нескрываемым беспокойством. – Больше он ничего не хотел?
– Да нет, сфотографировал ту записку на телефон и ушел.
– И ничего тебе не предлагал? Никаких услуг? Ничего бесплатного или по акции?
– Да нет же!
– И ни о чем не спрашивал?
– О чем, например?
Не рассказывать же Артему, что незнакомец спрашивал ее про температуру и парацетамол… Глупо как-то, хотя во время разговора все это казалось таким милым и вовсе не глупым.
– Например, о том, кто еще проживает в квартире, какой у нас интернет-провайдер, картами каких банков мы пользуемся?
– Нет-нет, – заверила его Инга, – ничего такого. Только про Максима Шишацкого спросил и ушел.
– Но хотя бы представился?
– Нет. И моего имени не спросил. Тебя интересует, познакомилась ли я с ним?
Вот поди пойми, что это: патологическая ревность, патологическое стремление к тотальному контролю или искреннее беспокойство за ее безопасность?
Артем расхохотался.
– И это тоже. Я же не хочу, чтобы мою