– Не волнуйся, милая фрау, мы его не бросим, подключим лучшего адвоката. Через неделю максимум Тёма вернется к тебе.
Она покачала головой.
– Виталий Аркадьевич, вы не понимаете… Мне не нужно, чтобы он возвращался. Он страшный человек, он задумал такое… У меня даже нет слов, чтобы передать… Пусть ответит за то, что сделал.
Фадеев недоуменно воззрился на нее.
– Ты пришла ко мне и рассказала, что Артема задержала полиция. Я со своей стороны стараюсь ему помочь. Что не так? Ты хочешь чего-то другого?
«Я – неблагодарная сволочь, – уже в который раз за последние часы подумала Инга Гесс. – Артем старался ради меня. Он уважал мое нежелание брать деньги у кого-то в виде одолжения или содержания, он считался с моим стремлением к независимости. Хотел помочь, облегчить жизнь. Получается, он меня любил? Неужели действительно любил, а я ничего не заметила, не поняла? Он никогда не говорил о своих чувствах, и я видела только то, что принимала за человеческую симпатию и физическое влечение, не более того. Мне казалось, что любовь – это то, что я испытывала и испытываю к Игорю, а все остальные варианты любовью не являются и должны называться как-то иначе. Артем меня по-настоящему любил… Как умел, конечно, в соответствии с его собственными представлениями. Но придумать и осуществить такое! Теперь мне придется жить с мыслью, что меня так сильно, так безудержно любило самое настоящее чудовище. А я не разглядела ни любви, ни этого чудовища. Я вцепилась в идею о финансовой независимости, как в спасательный круг, и проплыла мимо очевидного, трусливо зажмурив глаза. Нет мне прощения».
Инга вздохнула.
– Я хочу понимать, что со мной будет дальше. Если вы меня оставляете, я буду снимать квартиру, если увольняете – придется вернуться в больницу и жить дома, хотя там, по большому счету, повернуться негде. Но я должна видеть перспективу, чтобы планировать свое будущее.
– Ты обалдела, что ли, психованная фрау? С какого перепугу я должен тебя увольнять?
– Виталий Аркадьевич, я виновата. Я не рассмотрела в Артеме чудовище, притворщика, манипулятора. А должна была. Я жила с ним бок о бок и ничего не замечала, не понимала. В результате теперь и вы пострадаете, вас начнут таскать на допросы, это может плохо сказаться на вашей деловой репутации, на бизнесе…
Фадеев оглушительно расхохотался.
– Ты что, думаешь, меня допросами можно испугать? Ты хоть представляешь, сколько этих допросов было на моем веку? Да плюнь и разотри! Тёмку жалко терять, конечно, он отличный работник, дело делал, все успевал, все решал, а вот в людях не разбирался совсем, хотя уверен был, что разбирается лучше всех. Эх, надо было мне тебя предупредить, когда ты с ним начала… Но я ж подумал: умненькая фрау, сама разберется, если что, в обиду себя не даст, да и ты не жаловалась, когда я тебя спрашивал. А он, дурень, решил, что может тебя просчитать и тобой управлять. И ведь любил тебя, невооруженным глазом было видно. А замену ему я в три свистка найду. За такие деньги, которые я плачу, ко мне в помощники даже нобелевский лауреат с радостью прибежит. Не хочешь его вытаскивать? Не вопрос, пальцем не пошевелю. И насчет жилья не бери в голову, я же тебе с самого начала говорил: можешь жить в гостевом доме, бесплатно.
– Бесплатно я не умею, – слабо улыбнулась Инга. – Я привыкла за все платить сама, мне так проще. Мне важно знать, что я не должна.
– Ой-ой, какие мы независимые фрау! Хорошо, тысяча в месяц тебя устроит?
– Долларов? – вздрогнула она. – Или евро?
– Рублей, дурища!
– Это несерьезно, Виталий Аркадьевич, – твердо сказала Инга.
– А ты хочешь серьезно?
Он вскочил и сделал несколько шагов от кресла к окну и назад. Такой живой, подвижный… И в то же время опасный, непонятный, непредсказуемый.
– Ладно, серьезная фрау, тогда будешь моих баб подлечивать.
– Вы имеете в виду Снежану?
– Ну, курица моя – это само собой, это святое, входит, так сказать, в базовый оклад. А вот все остальные… У них ведь тоже то одно, то другое, то голова, то задница.
– И много их? – с облегчением спросила Инга, понимая, что все, кажется, налаживается.
– Не беспокойся, на твой век хватит. Ну что, по рукам?
Она вернулась в квартиру Артема, из которой его в наручниках увели полицейские. Собрала свои вещи, освободила холодильник, отключила воду и электричество. Обошла обе комнаты и кухню, все проверила. Повесила ключи на крючок в прихожей, вышла и захлопнула дверь.
В последний раз.
Виктор Вишняков сладко спал, обнимая свою пышнотелую Леру из кулинарного отдела. Вчера весь день его мучило ощущение чего-то недоделанного, незаконченного, но он долго не мог понять, что же его так терзает. Наконец понял: ему нужно встретиться с Матвеем Очеретиным. Извиниться. Объяснить, что произошло и почему. И поблагодарить за то, что Матвей не стал приглашать адвоката и дал тем самым следователю и оперативникам сработать быстро и четко, не отвлекаясь на посторонние мотивы.
Мысль показалась странной. Во всяком случае, ничего подобного прежде в голову ему не приходило. Надо бы посоветоваться, что ли… Но с кем? Среди тех друзей, которым он мог доверять, не было ни одного полицейского, который понял бы, о чем вообще идет речь. А среди полицейских, с которыми он работал в Восточном округе, не было таких, кому стоило бы доверять. Все они вроде Женьки Есакова, думают только о своих погонах и своем кармане.
Наверное, имеет смысл поговорить со Сташисом. Но Антон был занят на выезде, и телефон у него выключен. Ладно, тогда Дзюба, он тоже вроде ничего.
Роман выслушал Витю и понимающе кивнул:
– Я позвоню, узнаю, где твой Очеретин.
Через несколько минут Дзюба сообщил, что сегодня вся группа Стекловой работает на даче, и Матвей с ними. Виктор растерялся.
– Там они все, что ли? И Димура, и Лазаренко, и Гиндин, и Коля Абросимов?
– Ну да, все. А что тебя не устраивает?
– Так они же меня видели, когда мы с Анастасией Павловной… Ну, там, ученый совет и все такое. Как же я теперь…
– Да молча! – рассмеялся Роман. – Приедешь, представишься, извинишься, объяснишь, что оперативная работа и все такое. Они же юристы, поймут. Гиндин и вовсе при погонах. Скажешь Матвею спасибо за правильное поведение и за помощь следствию. Только про Каменскую не трепись, как была она тебе теткой – так пусть и остается, понял? Она в деле не участвовала. Если спросят про нее, скажи, что, мол, да, она юрист, и ты специально попросил ее пойти с тобой в университет, потому что тебе для работы нужно было, но для какой именно – она не в курсе. Ну, в таком роде. Выкрутишься. Не бойся, Витя, это не страшно.
– Я понимаю, что не страшно. Только не уверен, что правильно.
Дзюба посмотрел на него серьезно, но по-доброму.
– И я не знаю, Витя. Но пока не сделаешь – не узнаешь.
В общем, съездил Вишняков на ту дачу, сказал все, что собирался. Матвей сперва хмурился, смотрел на Виктора с вызовом и даже язвил, но хватило его ненадолго: ехидные реплики быстро перешли в подколы, а там и лед растаял. Извинения были приняты. Поржали с мужиками, выпили по чуть-чуть. Это оказалось действительно не страшно. И, кажется, правильно. Во всяком случае, после отъезда с дачи Виктор чувствовал, что с плеч гора свалилась.
Он купил любимый Лерин тортик, бутылку хорошего вина и маленький букетик цветов, и они провели вдвоем чудесный вечер у нее дома.
А Снежане Фадеевой он так и не позвонил. Если совсем честно, то Виктор Вишняков о ней и не вспомнил.
– Бруно хороший мальчик, Бруно золотой, – приговаривала Настя Каменская, с умилением глядя, как псина уминает утреннюю пайку гречки с индейкой. – Сейчас мы пойдем гулять, будешь писать, какать, нюхать, познавать мир, а через несколько дней приедут твои хозяева и жизнь станет прежней.
Бруно дочиста вылизал миску и вопросительно посмотрел на Настю: «Это все? – читалось в его блестящих темных глазах. – Больше не дадут?»
– Это все, – ответила она на незаданный вопрос, вымыла миску, включила мультиварку, в которой будет готовиться очередная порция мяса, пока Настя и Бруно погуляют, и достала поводок.
День начался, как обычно, и ничто не предвещало неожиданностей. Занятия по основам анализа статистики прошли без эксцессов, те, кто хотел получить знания, их получили, те, кто не хотел, занимались своими делами. Как всегда.
Настя уже ехала домой, когда позвонила соседка. В голосе паника и ужас. Муж и сын внезапно заболели. Муж в реанимации, его подключили к аппарату ИВЛ, сын тоже заболел, только пока непонятно, «этим страшным» или чем-то другим, обычным: кашляет, голова болит, нос заложен.
– Миша пока со мной, в отеле, врач сказал, что похоже на бронхит, но нужно наблюдать, и если начнет задыхаться, то его заберут в больницу и тоже… на аппарат…
Она разрыдалась.
– Настя, я не знаю, что делать! Врачи ничего не говорят, кроме того, что это грипп, но подозревают, что тот самый, как его… Корона. Я не представляю, сколько нам тут придется пробыть. Что в больнице творится – это ужас какой-то! Мест не хватает, врачи разрываются!
Настя растерялась. Что сказать? Чем помочь? Как успокоить? И нужно ли успокаивать? Ведь непонятно, что это за болезнь – новый, никому не известный грипп, о котором пишут в СМИ, но которого в России пока еще, кажется, в глаза не видели. Во всяком случае, медики пока не могут сказать, как он протекает и чем его лечить. Разве может Настя взять на себя смелость заверить рыдающую женщину, что все будет хорошо? Не может. Потому что непонятно, как оно будет на самом деле.
– Вы беспокоитесь о Бруно? – спросила она мягко. – Не волнуйтесь, с ним все в порядке, я за ним присматриваю.
– Я не знаю, когда мы сможем вернуться, – всхлипнула соседка. – Здесь говорят, что могут закрыть границу на карантин.
– Я присмотрю за Бруно, – повторила Настя.
Ну что ж, утренние и вечерние прогулки не закончатся через несколько дней. Настя искренне сочувствовала соседям, попавшим в сложную, даже опасную для жизни ситуацию, но перспектива еще какое-то время опекать добродушного прожорливого лабрадора ее радовала. Во всем есть положительные стороны!