— У меня появились варианты… — от голоса генерального у себя за спиной я практически подскакиваю на месте, как зайка на батарейках.
Но делаю вид, что не слышу его, а дернулась так, от осеннего ветерка. Или навстречу мужчине, который, подумав, ныряет в салон.
Впрочем, игнорировать генерального было не лучшей идеей, потому что он не уходит, не отступает, а делает еще один шаг, равняясь со мной, чуть склоняется и говорит мне куда-то в макушку, обдавая горячим дыханием:
— Удовлетворите все-таки мое любопытство, а то не усну. Этот нелепый костюм вы выбрали, чтобы из-за лишней ткани оставался простор для фантазий? Или чтобы юбка, которую вы то и дело крутите то вперед, то назад, своей нескончаемой молнией четко указывала на возможные перспективы?
— Точно это узнает лишь тот, для кого я так одевалась, — говорю, не глядя на генерального и немного мстительно за испорченный день, добавляю: — Так что простите, Лев Николаевич, доброй ночи вам пожелать не могу.
Спускаюсь по лестнице, принимаю букет от банкира, изображая бурный восторг по этому поводу.
И чувствую, что настроение потихонечку возвращается. Потому что спину жжет, и я понимаю, что это не костюм виноват. Это пристальный взгляд генерального, который, кажется, до последней минуты не верил, да и сейчас все еще сомневается, что я действительно иду на свидание.
Странное удивление.
Как будто ему до меня есть какое-то дело!
Глава 14
Алла
Правда, вскоре эмоции чуть прижимаю, заметив, что Вадим от моей улыбки начинает просто сиять. Нет уж, пусть лучше думает, что я унылая, скучная и вообще считаю, что восемь вечера — предел для активности.
Впрочем, здесь особо притворяться не нужно — я действительно сильно устала, и вместо того, чтобы поддержать тему о живописи, которую затронул банкир, временами просто киваю, не забывая посматривать в окошко.
— Ой, — оживляюсь, когда мы проезжаем толпу на общественной обстановке. — Моя знакомая! И столько людей… Давайте ее подвезем?
Расчет оправдывается. Во-первых, мужчине приятно угодить женщине в мелочах. А во-вторых, он замечает, как я оживляюсь и с какой надеждой смотрю на него.
— Конечно, — притормаживает машину.
Я опускаю окошко и зову Риту, которая не только стойко преодолела расстояние с одного конца города в этот, но и успела забежать в салон, чтобы сделать прическу и макияж. Ей очень идет.
Нет, она и так довольно хорошенькая — пухленькая, но без избытка, компактная и скорее уютная, толстой ее не назвать. Но у нее такая работа, коллектив и скучная личная жизнь на пару с котом, что прихорашиваться не было смысла. Да и отвыкла она от этого, как и от мужчин.
Но понравиться все же надеялась: на ней красивое голубое платье, которое выгодно подчеркивает пышные формы и светлые кудри, а еще туфли на каблуках. Каблуки — это ведь как велосипед: можно надолго забросить, забыть, но если раз научился, уже не разучишься. Навыки только оттачиваются.
— Добрый день, — продефилировав к машине, она присаживается на заднее сиденье, но смотрит при этом исключительно на меня.
А от банкира отводит глаза, по привычке беспощадно давя свое женское любопытство.
— Как хорошо, что я тебя заметила! — беру в свои руки инициативу. — Мы едем в ресторан, и нам как раз по пути. Кстати, знакомьтесь…
Я представлю Вадима и Риту друг другу, но вспышки не происходит. Она попросту невозможна без фитилей. Банкир смотрит на дорогу и на меня. Рита — на меня и в окошко.
И оба при этом молчат.
— Вадим, — окликаю банкира, — а вы правда думаете, что абстракционизм и авангардизм отличаются, и главное — можете заметить эти отличия?
— Конечно, — он слегка улыбается и охотно принимается просвещать меня в этой теме.
Опять же, говорит исключительно мне. Наверное, на интерес Риты к поднимаемой теме особо и не рассчитывает.
— Н-да… — минут через двадцать, когда он делает паузу, я восхищенно вздыхаю.
А сзади хоть бы кто пискнул или кивнул: мол, да, лекция была весьма занимательна. Как будто в машине и правда только мы двое.
Нет уж, так не пойдет. Иначе обратно нам действительно придется ехать только вдвоем. А в мои планы не входит уворачиваться от возможного поцелуя.
Оборачиваюсь к Рите, которая слушает банкира с живым интересом, но на мои знаки присоединиться к беседе не реагирует. Тема ее, я знаю, что она даже ходила в художественную школу и вроде бы подавала надежды, но родители ее убедили, что профессия должна кормить человека, а не требовать все новых и новых вложений.
Под прессом авторитета родителей она пошла в кулинарный. И, несмотря на то, что они видели дочь в другой области, и не думали, что она поймет все буквально, придраться уже не смогли.
За годы мечта стать художницей пропала, а знания и интерес к данной теме — все еще нет. Да и к мужчинам, которые так разбираются в любимом вопросе, похоже, интерес просыпается.
Отлично.
Только молчать всю дорогу и так же молча выйти где-нибудь на обочине я ей не позволю.
— Интересно как, — усаживаюсь вполоборота и киваю на девушку, которая подает мне тайные знаки: не смей, молчи, не сдавай. Нет уж. Я тоже подавала тебе знаки, но ты меня не услышала. — Знаете, Вадим, а Рита пыталась меня убедить, что внимания достойны только работы направления классицизма и реализма.
Рита широко раскрывает глаза, терзает свою сумочку пальцами, испепеляет меня взглядом.
А потом случайно переводит этот испепеляющий взгляд на банкира. Тот впервые за поездку тоже бросает взгляд в зеркало, пытаясь рассмотреть того, кто так заблуждается. Более того — убеждает в своих заблуждениях прочих.
И Рита наконец загорается.
По-настоящему загорается. И начинает дерзко отстаивать точку зрения, которую я ей только что навязала.
Просто потому, что считает, что уже проиграла, терять нечего, мужчина ее все равно даже не замечает, несмотря на прическу и то, что она проделала долгий путь ради встречи.
А иногда, именно в тот момент, когда человек искренне полагает, что уже все потеряно, он только начинает действительно жить.
Я заслушалась Ритой, я на нее засмотрелась — настолько интересно и увлеченно она говорила. Жарко, живо, эмоционально, и главное — со знанием и любовью.
А это цепляет.
Я даже не удивляюсь, когда замечаю, как банкир бросает в ее сторону совсем другой взгляд. Нет, он с ней не согласен, его распирает, и он много чего хотел бы сказать, но… думает, взвешивает слова, и действительно слушает.
— И что, — подстрекаю его, когда Рита стихает, — так и оставим ее в своем заблуждении или попробуем исправить за ужином?
Оба бросают взгляд в зеркало.
И, словно обжегшись, тут же отводят их от предательской глади, которая отражает уже двойной интерес.
Конечно, это не все. Приходится подыграть в ресторане, и случайно толкнуть речь о том, что максимум, который я в состоянии приготовить — это горячие бутерброды.
Рита тут же принимается перечислять, что можно быстро приготовить занятой девушке на скорую руку. Вадим задумчиво слушает. Мы трое при этом активно едим, а двое из нас могут позволить себе еще и вино, которое окончательно раскрепощает мою знакомую, и она позволяет себе то, что давно запрещала — смеяться и флиртовать.
По дороге обратно я прошусь, чтобы первой домой первой доставили меня. И оставляю этих двоих разбираться самим, куда ехать и надо ли двум взрослым людям, которые друг другу понравились и которых уже не держат комплексы и условности, вообще расходиться.
Дома с удовольствием избавляюсь от костюма, пряча его в дали шкафа на ближайшее время и выдыхаю.
Достав из сумочки телефон, и даже видя, что не было ни звонков, ни сообщений в вайбере, все равно проверяю. А вдруг? Ну мало ли — было время.
Ложусь спать, чтобы не думать, не ждать, убеждаю себя, что устала, и стоит только закрыть глаза…
Но так и лежу без сна.
Долго.
Не думая ни о чем, чтобы еще больше себя не накручивать. Грустно, что-то давит и будто рвется внутри, отчего чуточку больно.
Кручусь с боку на бок, без толку считаю овечек и тут же сбиваюсь. Устаю еще больше, чем раньше.
Но стоит только представить, как где-то там так же без сна от неудовлетворенного любопытства мучается генеральный, как улыбка начинает медленно стирать грусть.
— Спокойной ночи, Лев Николаевич, — посочувствовав возможному товарищу по несчастью, бормочу в темноту своей комнаты. — На сегодня вы прощены.
И, пожалуй, это первое доброе дело, которое платит добром.
Закрывав глаза, я наконец засыпаю, и снится мне…
Правильно!
Снится мне генеральный!
Так что да, статистика по добрым делам не нарушена.
И вообще, если у генерального и случилась бессонница, он мне за нее отомстил, потому что утром моей первой мыслью было: любопытно, а у него на самом деле столько кубиков пресса?
Остальные данные, которые я тоже увидела, меня не заинтересовали, так что это чисто эстетический интерес.
Ну или, здравствуй, стокгольмский синдром!
Глава 15
Лев
Несмотря на жизненный опыт, временами у меня все же закрадывается мысль, что человек, о котором уже составлено мнение, не такой, каким кажется. Наверное, это отголоски детства, когда родители убеждали, что не стоит судить по первому впечатлению, что внешность значения не имеет, ну и прочее высокопарное и благородное.
На практике же стоит дать еще один шанс, и чувствуешь себя идиотом, которому захотелось дважды наступить на острые грабли.
Так и сейчас.
Я ведь на пару секунд даже поверил этой помощнице Пашки. Она так искренне негодовала, когда я усомнился, что она может когда-нибудь в обозримом будущем занять должность начальника отдела продаж. И так убедительно уверяла, что не обычный секретарь, а хороший «продажник».
Она выглядела решительной, уверенной в себе и оскорбленной. Говорила четко, дерзко, и так завелась, что глаза засверкали, возвращая ту ехидную красотку в огненном платье, при взгляде на которую многие мужики истекали слюной. В какой-то момент мне даже захотелось вместо эскимосов выкупить снег — лишь бы она говорила и дальше.