— Вы все еще здесь? — удивляется он в свою очередь. — Я полагал, с учетом ваших наклонностей и озвученных перспектив, вы займетесь новым заданием с куда большим рвением, чем проявили вчера.
— Интересно, с чего бы, — ворчу я.
Довольно тихо ворчу, потому что не каждый день ощущение, что на меня упала Пизанская башня, и ее никто не собирается убирать.
Приходится хотя бы отряхнуться и внимательней взглянуть на виновника. Нет, ну надо же…
Он снова пялится в монитор с важным видом, думая, что все уже решено! И что я вот так вот возьму и займусь устройством его личной жизни!
— В чем загвоздка? — генеральный снисходит до того, чтобы еще раз взглянуть на меня.
— Во-первых, не припомню, чтобы поиск кому-либо жены был прописан в моем трудовом договоре или должностной инструкции, поэтому за отказ вы уволить меня не можете, — стараюсь взять себя в руки и не повышать голос, несмотря на желание заорать. — Во-вторых, если я и соглашаюсь, то не занимаюсь этим бесплатно. Найди мне за месяц жену! Отличное заявление! Прекрасный порыв для мужчины! Но это не делается по щелчку. И самое главное, Лев Николаевич — я не берусь за все случаи.
— Хотите сказать: не беретесь за безнадежные, а мой случай как раз из таких?
Он откидывается на спинку кресла, поправляет черную запонку и пронизывает меня удивительно темным взглядом для его цвета глаз.
Может, и не зря от тяжелобольных часто скрывают их состояние. Но тут кто-то уже проболтался, так что и я могу не скрывать.
— Рада, что вы меня поняли. Хотя мне было и нелегко это вам…
— Мы оба прекрасно знаем, — прерывает меня сухой голос генерального, — что подвести сотрудника к увольнению можно не опираясь на договор. Работы у вас сейчас нет, но зарплату вы получаете. Так что о бесплатности не вам заикаться. Как и не вам судить о том, когда я решу пойти в загс и когда у меня появятся дети, не так ли? Но раз уж вы так глубоко влезли в этот вопрос, так сказать, изучили и даже раздаете советы, именно этим вопросом вы и займетесь.
Не знаю, от чего вдруг становится холодно — от потока воздуха, которым овивает кондиционер, от взгляда мужчины, или от осознания, что все это происходит на самом деле.
От пронизывающего взгляда генерального хочется спрятаться. От его слов закрыть уши. А от него самого убежать.
И потом, существенно подавляет то, что он удобно сидит в своем кресле, а я продолжаю стоять. И он при этом делает вид, что занят, а я его отвлекаю.
— К тому же, — продолжает еще жестче мужчина, и каждое его слово давит на плечи, — вы совершили большую ошибку. Катастрофическую, я бы сказал. Вы сильно расстроили мою маму.
А вот за это мне стыдно.
Действительно стыдно.
Хотя я и не сказала ничего нового ни для мамы, ни для него, я не имела права обсуждать личную жизнь своего руководства. Тем более, в стенах его же компании и с его подчиненными. Даже ставить себя на его место не нужно, чтобы понимать — мне тоже было бы неприятно.
— Простите, — говорю искренне и, хотя смотреть сейчас в лицо генеральному особенно трудно, не опускаю глаза.
Он медлит пару долгих секунд.
А когда едва заметно кивает, принимая мои извинения, я чувствую, как Пизанская башня потихонечку отползает сама.
— Но я все равно… — продолжаю гнуть свою линию.
— Я не меняю решений, — отсекает мои пояснения генеральный. — Сейчас вы просто бездарно тратите время.
Пожимаю плечами.
Не хотелось бы увольняться самой. Тем более, что до цели оставалось практически протянуть руку.
Но никто ведь особо и не верил, что у меня все получится. Я старалась, правда старалась…
Тяжело признавать, что все вокруг в очередной раз оказались правы, но…
Но, видимо, выбора нет.
Я не пойду на его условия. Он не пойдет на мои.
И с возвращением Павла Ивановича ничего не изменится. Да, он заступится, но тем самым только продлит эту агонию. А о повышении можно будет не заикаться совсем. Да и приходить на работу, зная, что тебя ненавидит руководитель компании… получать зарплату в этой компании…
Я проиграю эту войну.
Генеральный уже все решил.
— Простите, — бросив прощальный взгляд в его сторону, решительно выдыхаю, направляюсь к двери, и вдруг:
— Сдаетесь? — раздается в спину колкий вопрос. — Так просто? Вы же хотели доказать мне, что хороший продажник. Почему бы не использовать шанс?
Глава 22
Алла
Сжимаю пальцами ручку двери, она опускает вниз, и счет идет на секунды…
За дверью этого кабинета привычная зона комфорта. Заявление, две сотни шагов — и свобода.
Не будет ежедневных придирок, попыток доказать мне, что я ни на что не способна — разве что не промахнуться кнопками телефона, принимая звонок. Не будет странных вопросов: почему я одета именно так.
Но не будет и адреналина, который выдергивает меня из мыслей о личном, встряхивает и наполняет предвкушением в ожидании новых оттенков эмоций.
Прекрасно осознаю, что это попытка взять меня на «слабо». И в то же время, царапает изнутри осознание, что он прав.
Все, что я говорила ему о себе — лишь слова. Он дает возможность мне доказать.
Извращенную возможность, с подводными камнями, острые края которых нетрудно предугадать, и в то же время…
С трудом разжимаю пальцы, оборачиваюсь и окидываю генерального взглядом, по сути, впервые пытаясь его рассмотреть.
Высокий, хорошо сложен, внешность не смазливая, как у мальчишек, по которым сохнут все одноклассницы. Он вряд ли потянет на подиумную модель, которая подобно пластилину, легко меняет образ по первому требованию дизайнера или стилиста.
Чужие советы ему не указ.
Последнее слово — его.
Но несмотря (или благодаря, что даже вернее) жесткости и властности, которые не только вплелись в ауру, но и оставили свои отпечатки на внешности, могу открыто признать: он красивый мужчина.
Тридцать лет, обеспечен, без особых вредных привычек, если не считать вредной привычкой то, что его более чем устраивает статус холостяка. Он им наслаждается.
Мужчину такого склада трудно окрутить по залету. Ему не нужна женщина, которая просто возьмет на себя обязанности по дому. Не удивлюсь, если для этих целей у него домработница. Ему не нужна картинка для статуса. И вряд ли он все еще или вообще верит в любовь.
Сложный случай. Но интересный. Даже азарт просыпается. Смогу ли я узнать, почувствовать, что именно ему надо и вовремя столкнуть лбами два одиночества. Что-то мне подсказывает, что вторая половинка нашего генерального будет под стать, если не сложнее, чем первая.
— Лев Николаевич, — задаю контрольный вопрос, прежде чем принять окончательное решение, — вы осознаете все последствия того, на что нарываетесь?
— Уверяю вас, Алла Геннадьевна, — отвечает он с легкой усмешкой над моими попытками дать ему шанс в свою очередь, — что нахожусь в здравом уме и твердой памяти, действую добровольно и без принуждения.
— Ну тогда, прошу вас потом не жаловаться, — развожу покаянно руками. — Я готова взяться за ваше дело. Но у меня будут условия…
Предвидя, что процесс обсуждения и торгов будет долгим, я подхожу к столу руководства, и нет, не одергиваю в ужасе руку от стула, даже чувствуя, что за мной наблюдают.
Сажусь, решительно выдыхаю, и… чертово колесо запускается. Отчаянно скрипя, показывая нам друг друга с разных сторон и неожиданных ракурсов, так как мы сидим на разных качелях и пытаемся докричаться.
Недовольство и доводы генерального, что я требую слишком многого за призрачный шанс. Мои доводы, что личное счастье не может стоить копейки.
Мы говорим долго, временами эмоционально (с моей стороны, признаю), с гнетущими паузами и пронизывающим взглядом прищуренных глаз (это атака со стороны генерального). С жаркими спорами, когда один ослабляет галстук, а другой расстегивает все пуговицы на пиджаке.
Устраиваем перерыв под отвратительный чай, который по просьбе шефа приносит Снежана. Генеральный с наслаждением делает большие глотки из своей чашки, а я с трудом цежу мутную жижу из непонятного сена, которое не тонет в моей и задаюсь вопросом: у него дурной вкус на все или только на чай?
И мы снова принимаемся за дебаты.
Настолько ожесточенно сражаясь за свои интересы, как будто это вопрос жизни и смерти. И уступать нельзя, нельзя уступать — чувствую, осознаю на инстинктах.
Впервые забиваю на звонки, которые поступают на офисный телефон, и просто их сбрасываю. А генеральный вообще не обращает внимания на свой телефон, который, не переставая, вибрирует.
Нам некогда.
Заняты.
— Вы слишком многого требуете, — отбивается генеральный, — у меня нет гарантии, что вы справитесь.
— Если мы не придем к консенсусу, — парирую я, — вы так и не узнаете, справлюсь я или нет.
Он молчит, что я трактую в свою пользу, как его знак согласия.
Иногда, впрочем, приходится идти на ступки и мне.
Так, генеральный выдвигает жесткое требование, чтобы кандидатками не был никто из сотрудниц.
— Почему? — интересуюсь так, чисто удовлетворить любопытство, потому что на самом деле девчонкам давно говорила, что лучше не выбирать его предметом мечтаний. — Вы же слышали, как много у вас поклонниц. Девушки все молодые, красивые…
— Я выбираю не лошадь, — прерывает поток моих пояснений биг босс. — И не планирую участвовать в забеге: «Сходи на двадцать свиданий — обнови полностью штат».
— Как скажете, — соглашаюсь, стараясь не рассмеяться.
Продолжаем, вникаем, обсуждаем, и снова чуточку спорим…
— Если вы будете на этом настаивать, — предупреждает меня генеральный, когда в переговорах я слегка увлекаюсь, — я буду вынужден вас отпустить и на этот раз не мешать дергать за ручку двери.
— Расставания по несущественным пустякам самые частые, — примирительно улыбаюсь и вычеркиваю один пунктик из своего списка желаний.
У нас уходит около часа, чтобы смириться с качкой на этих качелях, научиться не только кричать, давить, но и слышать друг друга.