Но она просто молчит.
Дышит тяжело — от моей близости, от жесткости, с которой раньше не сталкивалась. Нервно облизывает губы, когда я склоняюсь над ней и, отпустив ее волосы всего на секунду, зарываюсь в них пятерней. И от растерянности, не ожидая сама, что может так реагировать не только на нежность, совершает очередную серьезную ошибку за сегодняшний день.
— Лев Николаевич… — произносит упрямо она.
После всего, что было и после подсказки, как правильно меня называть, когда мы одни.
Ну что же, значит, мы это правило повторим.
Повторим так, чтобы она его зазубрила, чтобы оно осталось у нее на подкорке, и чтобы даже ночью, если меня не окажется рядом, она его повторяла. Несложное правило, состоящее всего-навсего из одного слова — Лев!
Поцелуй выходит жестким, но я не могу быть с ней нежным. Просто, блядь, не могу, потому что пока я ее целую, в голове мелькает картинка, что всего через пару часов ее губами будет владеть кто-то другой.
И меня просто выносит, когда вместо того, чтобы постараться меня оттолкнуть, или застыть в моих руках глыбой из осуждения, она неожиданно отвечает. Ее пальцы, скользнув по моему лицу, зарываются в мои волосы, и я чувствую, что этим прикосновением она тянет меня еще ближе к себе…
Извивается в моих руках, податливо льнет ко мне, стонет мне в губы.
А потом, словно опомнившись, упирается ладонями в грудь и, когда я нахожу в себе силы оторваться от нее, с сожалением произносит:
— Я должна это сделать. Должна сама во всем разобраться.
Подхватывает сумочку и выходит за дверь.
Глава 62
Алла
Я чувствую себя, как преступник, который боится, что его застанут на месте преступления.
Руки дрожат, ноги не слушаются, в голове какой-то туман, и в мыслях отчетливо пробивается только одно: двигаться, главное, двигаться.
И я это делаю. Машинально, даже не отдавая себе в этом отчета. Практически выбегаю к дороге, ловлю попутку, потому что в маршрутке с десятком людей точно не выдержу. Душно. Мне слишком душно.
И кажется, что все, едва взглянув на меня, понимают, что я бегу от любовника — к своему жениху.
Знаю, глупо.
Как и вся ситуация в целом.
Только оказавшись в салоне, я делаю несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы как-то впихнуть в себя эту реальность.
Я почти изменила Тимуру.
Если быть совсем откровенной, мысленно уже изменила не раз. И если бы не звонок…
Или если бы генеральный спустился следом за мной… Не уверена, что смогла бы устоять и уйти.
А это неправильно. Так неправильно.
Будь Тимур просто знакомым, просто любовником, с которым бы связывало всего несколько встреч — это одно. Но между нами крепкие узы из обещаний, признаний, планов, дружбы и лет.
А еще имеются чувства.
Другие, мало напоминающие слепую любовь, что была два года назад, но имеются. Как их теперь можно назвать, если в мои мысли вошел другой мужчина, понятия не имею. Но что-то же есть.
К тому же, Тимур меня любит и верит.
И делает первый шаг к примирению.
Правильно говорят, что в будущее невозможно шагнуть, не закрыв за собой прошлое. А я сейчас на распутье. И нужно определиться, что именно оставить у себя за спиной и вспоминать иногда с теплотой — первую любовь или новые отношения, у которых пока даже названия нет.
Страсть? Стоит ли страсть того, чтобы рушить из-за нее стабильность, которая более чем устраивала. И мечты, которыми столько жила, а теперь они хотят воплотиться.
— Приехали, — сообщает таксист.
Выглянув в окно, бездумно смотрю на здание аэропорта, на людей, которые обнимаются, радуясь встрече, на парочки, которые целуются, и понимаю, что не смогу так. Так — не смогу.
У меня не получится притвориться, изобразить бурную радость от встречи, когда душа недовольно ворочается, не в силах найти себе места.
— Я передумала, — говорю водителю, и называю свой адрес.
Первое, что я делаю дома — избавляюсь от одежды, которая, кажется, насквозь пропитана запахом генерального. И под душ, чтобы смыть его запах с себя, и чтобы можно было свободней дышать. Потому что всю дорогу и до аэропорта, и от у меня было такое ощущение, будто он рядом со мной.
Немного подумав, одеваюсь в то, в чем дома обычно — майка, штаны. Во-первых, готовить так гораздо удобней, а во-вторых, у меня не то настроение, чтобы как-нибудь наряжаться.
Иду прямо на кухню, занимаюсь борщом — Тимур его любит, а меня готовка сейчас отвлекает от того, чтобы то и дело не соскальзывать мыслями к мужчине, которого я оставила. И не представлять, как пройдет первая встреча с другим.
Поцелуи…
Будут же поцелуи…
И как я… уф…
Одного душа, чтобы забыть о поцелуях генерального, мало. Мне кажется, здесь и водопад не поможет.
Но примирение между невестой и женихом явно не предполагает простого рукопожатия.
Сажусь на стул, растерянно смотрю на кастрюлю с борщом, а потом хватаю телефон и пишу сообщение:
«В аэропорт не могу приехать — простуда»
Достаю из шкафа платок, обматываю горло, и только тогда наконец успокаиваюсь.
Это не бегство. И не окончательный выбор. Просто я от Тимура немного отвыкла.
И вот теперь, когда я в себе разобралась, понимаю, что соскучилась по нему и хотела бы увидеть его как можно скорее.
Просматриваю расписание рейсов, прикидываю, за сколько он успеет доехать ко мне, даю скидку на пробки. Но после посадки самолета проходит полтора часа, а Тимура все еще нет.
В мыслях тут же мелькают мысли о том, как часто падают самолеты, но я боюсь смотреть новости. Может быть, долго ищет такси? Да нет, их там полно. Может быть, багаж задержали?
Хватаюсь за эту мысль, чтобы не допускать паники, и набираю Тимура.
— Привет, — облегченно выдыхаю, услышав его бодрый голос. — С прилетом. Ты где? Когда тебя ждать?
— Слушай, Аль, меня тут мама встретила в аэропорту, — рапортует весело он. — Так что ожидай меня ближе к ночи, ок?
И пока я обтекаю от его новостей, он переходит на шепот и вкрадчиво добавляет:
— Будем ночью мириться. Я так соскучился, Аль, ты даже не представляешь.
А меня разбирает смех.
И я смеюсь, не скрываясь.
— Слушай, Тим, — рапортую ему так же весело. — Возможно, ты даже не представляешь, но у меня на ночь совершенно другие планы.
— Подожди-подожди, — удивляется он, — а к кому же я тогда прилетел?
— Хороший вопрос, — пожимаю плечами.
И сбиваю звонок.
А минут через двадцать в квартиру кто-то звонит. Очень настойчиво, долго.
Неохотно оставляю в покое борщ, который, за неимением гостей, сама дегустирую, иду открывать и недоуменно смотрю на высокого светловолосого парня в дверях. И только спустя пару секунд понимаю, что это Тимур.
— Н-да… — тянет он со знакомой улыбкой, — вижу, ты совсем от меня отвыкла. Даже моих дурацких шуток не понимаешь.
Он делает шаг, сгребает меня в охапку и с удовольствием вдыхает запах моих волос, как частенько любил делать раньше.
И нет неприятия, как я опасалась.
Наоборот, я чувствую, что это близкий, родной человек, с которым мы действительно долго не виделись.
И я медленно поднимаю руки, чтобы тоже его обнять.
Тимур ведет себя так, словно мы не виделись максимум пару часов. Быстро снимает одежду, делает вдох и расплывается в довольной улыбке, безошибочно угадав:
— Борщ!
И тут же идет на запах, стучит тарелкой и крышкой.
— Какой наваристый… м-м… — слышу его похвалу. — Аль, ты идешь? А, хотя что тебе торопиться — вижу, ты уже даже наелась.
Перестаю поправлять его куртку, понимая, что просто тяну время, и присоединяюсь к нему. А он уже хозяйничает у холодильника. Все, как в былые времена — без реверансов, стеснения, по-домашнему.
— Тортики! — умиляется. — Аль, ты что, чувствовала, что я приеду? Знала, что не выдержу первым, да?
— Нет, — смеюсь над его непосредственностью, — просто немного нервничала.
Он закрывает холодильник, так ничего и не взяв. Подходит ко мне, обнимает, заставляя прижаться к себе, и вздыхает в мою макушку:
— Не переношу, когда мы так глупо ссоримся. Вообще не переношу, когда мы ссоримся.
Какое-то время мы так и стоим, но вдруг он снова делает вдох и отпускает меня. Пока он наливает себе борщ, выбирая погуще, я достаю сметану, за которой он лез в холодильник, и хлеб.
— Не представляешь, как мне этого не хватало, — сетует он, активно орудуя ложкой, потом хитро улыбается и добавляет: — Хотя тебя не хватало больше, конечно.
— Только потому, что я могу приготовить не только борщ, — вставляю ворчливо.
— Ты меня раскусила! — соглашается дурашливо он, а потом становится совершенно серьезным, даже есть забывает. — Знаешь, Аль, я не жалею о том, что уехал. Другой менталитет — вот с чем до сих пор возникают проблемы. А так масса возможностей, которые я использую, карьерный рост, перспективы…
Я знаю, что у него все в порядке, поэтому просто киваю. Он мне не раз хвастался по сети своими успехами, я искренне рада, что у него получается все, как он и хотел. Если у человека талант, грех его не использовать.
Он бегло рассказывает о проекте, который ведет в данный момент. Я киваю, даже кое-что понимая. С охотой переключается на друзей, которыми успел там обзавестись. Хотя и говорит, что это скорее не дружба, а приятельство, полезные связи.
— Там вообще с настоящими отношениями все сложно, — делится он. — Все как-то продумано, с расчетом. И даже если ты вписываешься в этот расчет, все равно неприятно.
— Прагма играет большую роль и у нас, — пожимаю плечами.
— Не скажи, — не соглашается он. — Вот ты меня полюбила просто так, без оглядки на то, кем я работаю, сколько зарабатываю сейчас и каким будет мой годовой оклад через несколько лет.
— Это потому, что ты тогда вообще не работал, — отшучиваюсь.
Он усмехается, согласно кивает, но на этот раз усмешка выходит несколько грустной.
Но я не успеваю спросить, что его гложет.