– Может, выкурить? Притащить растопку, затеплить огонек, он от дыма сам выберется…
– Ага! Если сначала не угорит и не задохнется. Печку надо разбирать. И стенку ломать.
– Надо госпоже баронессе сказать! Как она решит, так и будем делать!
– Пошли к баронессе. А ты, Топ, следи, чтобы кот не удрал.
– Да куда он денется, если намертво застрял?
Ну, положим, не совсем намертво и, если подожму лапы, проскользну вниз, но приятного все равно мало. Лезть вверх? А что там, наверху? Спускаться вниз? Нет уж, ни за какие коврижки. Что делать?
Шорох. Совсем рядом.
– Эй, ты! Толстый! Подвинься!
– Я не толстый, я – в меру упитанный кот в самом расцвете сил… То есть не совсем кот, а…
– Помню-помню. Уникальный, самобытный, яркая индивидуальность, творческая личность с двумя высшими образованиями и все такое… Как же, проходили! Пошли за мной, личность!
Наглый крысюк карабкается прямо по мне. Хорошо еще лапами в глаза, уши и рот не попадает! Все равно приятного мало. Я ведь таких, как он, на завтрак горстями ел еще в бытность слепым котенком. А что теперь? Куда мы катимся, святые котаны? Крыса коту жизнь спасает! Мир сошел с ума. Конец света не за горами. Я уже слышу топот всадников апокалипсиса…
Кстати, говорят, когда настанет конец света, из Бездны выйдут все некроманты прошлых веков, которых в прежние времена именовали Супругами Смерти. Имя их предводителя, говорят, уже известно…
– Эй, чего ты там бормочешь?
– Строю планы, что я с тобой сделаю, если ты не слезешь с моей головы! Тьфу! Хвост свой противный из моей пасти убери!
– А ты без дела рот не разевай, а давай карабкайся! Я тебя на соседний этаж выведу, потом черный ход покажу.
– С чего такая заботливость?
– С того, – крысиная морда свешивается, заглядывая в кошачьи глаза, – что это – моя территория! И конкуренты мне тут не нужны, говорящий не-кот!
Ой, святые котаны! И надо же было так обделаться! Своих не признал! Хотя ведь чуял, что от этой крысы пахнет как-то странно. Не крысой она воняет, а…
– Ты такой же, как и я? – спрашиваю.
Крысюк кивает.
– Своих не трогаем, – произносим мы хором и едва не прыскаем от смеха.
Глупо спрашивать, кого он охраняет и от кого. Меньше знаешь – крепче спишь. Но, по крайней мере, теперь есть повод ему доверять. Я ему даже немного сочувствую – если он покровитель, не важно чей, он все-таки должен время от времени показываться своему подопечному на глаза, иначе вся работа насмарку. В идеале подопечный должен его беречь, холить, лелеять, обожать… как моя хозяйка меня. Ну, за ушком там почесать, животик потрогать… А как потрогаешь такого, как он?
– Нашелся такой, не бойся!
Он мои мысли читает? Впрочем, если мы одного поля ягоды, это нормально. Покровители всегда друг друга поймут.
– Долго еще лезть? Лапы устали!
– Еще чуть-чуть!
– Тебе легко говорить! Ты на мне едешь, а бедный Левушка тут из сил выбивается…
– Тебя Львом зовут? Подходит.
– Я не Лев, а Левиафан. Слышал про такое чудовище? В море живет…
Крысюк пищит. Смеется, надо полагать? Ну, хорошо смеется тот, кто смеется последним! Резко дергаю головой, и этот нахал колобком катится…
Фык-фык-фы… Ой…
До хвоста он докатился и повис там, держась зубами.
– Отпусти! Больно!
– Э-а, – донеслось невнятное. – Лэж давай. Немного ошталошь…
А ведь не врет, мелкий паршивец! Вон впереди светлое пятнышко. Выход! Ура! Продираюсь из последних сил. Лапы дрожат, в глазах темно, а тут еще и крысюк на хвосте болтается… Помираю… Ой, как жить охота…
Сил нет, лапы едва шевелятся, в глазах темно… Вон уже свет в конце тоннеля… Мама, я иду к тебе! Осталось чуть-чуть. Сейчас испущу последний вздох и вдохну чистый, свежий запах…
Ночного неба? Хм? Что-то странное. Я думал, в кошачьей Бездне пахнет молоком и мышами, а тут… свежий ночной воздух, пыль, птичий помет… мыши, правда, есть, но явно летучие.
Нет в жизни счастья. Только помирать собрался – глядь, а это вовсе не тот свет, а все еще этот. Крыша старого особняка. Громадная. Тут для четырех десятков студентов можно комнатки организовать, разделив чердак перегородками, и еще место останется для всякого хлама, о который приличному котану спотыкаться стыдно.
Все же я устал. Ну будьте же милосердны! Дайте передохнуть несчастному организму! Хотя бы вот тут, на старом кресле с потертой обивкой. И плевать, что на нем трухи и пыли больше, чем внутри, под обивкой! Эта труха мышиный помет прикрывает, а я…
Ой!
– Хватит разлеживаться! Ты сюда отдыхать или удирать приполз?
Вот ведь вредное существо! И правильно кошки крыс гоняют. Вот и я совсем недавно…
– Пошли-пошли! За мной! – Крысюк суетится прямо перед мордой, скачет, как мячик, не давая даже зубами клацнуть. Издевается, гад!
– Тут рядышком. Совсем чуть-чуть, – вдохновляет он меня. – Вот так. Сперва одной лапой, потом другой… Передними подтягивайся, задними отталкивайся. Показать, как это надо делать, или сам вспомнишь?
Нет, он точно издевается! Но, однако, двигаюсь в его сторону. А куда деваться? Не всю же жизнь проторчишь на этом чердаке! Тут пыльно, темно, душно, еды нет, пахнет плохо. Нет, такая жизнь не для меня. Конечно, кто-то скажет, что есть такое понятие, как родина, но…
– Тише. Не разбуди!
Чего? Кого? Ой, святые котаны! Глазам не верю. Впрочем, нос и уши говорят то же самое, значит, не галлюцинация. На этом чердаке живут! Вот ни за что бы не поверил, если бы не увидел своими глазами.
На каком-то старом одеяле, укрывшись не менее старым, потертым и местами проеденным мышами пальто, в уголке спал мальчишка лет десяти – одиннадцати. Тощий, грязный, патлатый, в каких-то лохмотьях, которые не снял для тепла. Нет, я все, конечно, понимаю, но…
И крысюк подбежал к нему, тревожно заглядывая в лицо и обнюхивая. Мальчишка зашевелился, чуть приоткрыл глаза, когда жесткие крысиные усы защекотали ему нос:
– А, Малыш, это ты! Где ты бегал? Я соскучился, – и погладил моего провожатого по спине.
Я так и сел. Нет, конечно, и так было ясно, что говорящая разумная крыса может быть только чьим-то духом-покровителем, но чтобы вот такого оборванца, прячущегося на чердаке? Впрочем, жизнь штука сложная. У каждого из нас своя судьба. Может, мальчишке повезет и он сумеет отсюда выбраться… во всех смыслах этого слова. Мне вот определенно пора выбираться. Так, где здесь выход?
Крысюк тем временем утихомирил своего подопечного, снова уложив спать, и догнал меня в несколько прыжков.
– Тут в двух шагах, – пискнул на бегу, – я провожу!
Кто бы спорил! Мне тоже домой пора. К этой… хм… которая… небось тоже переживает! Да и я не железный… А ведь должен был возмущаться тем, что вот так запросто кому-то сплавила своего ненаглядного Левушку! Но не получается. Привык. Эх, погубит меня моя доброта!
День третий
Утром Лилька проснулась от пристального взгляда и первым делом, открыв глаза, увидела над собой усатую морду.
– Мяу, – сказала морда.
– Мама, – обреченно прошептала студентка. – Ой… Ле… Левиафан? Ты?
– Мяу, – подтвердил кот, сидевший у нее на груди.
– Откуда ты взялся? – Девушка приподнялась на локтях, и пушистый ком скатился кубарем, зацепившись когтями за одеяло и стащив его вместе с собой на пол. – Ой! Мама! Ты же должен был… я же тебя сама…
Из скомканного одеяла доносились невнятные звуки – ворчание, пыхтение, иногда кашель и поскуливание, но на вразумительный ответ не походил ни один.
Нагнувшись, девушка за край приподняла одеяло, силой затаскивая обратно на кровать и заодно вытряхивая из него кота. Тот вывалился пушистым шаром, обиженно встряхнулся и сел с оскорбленным видом вылизывать заднюю лапу.
– Ты откуда взялся? Сбежал? – продолжила допрос девушка.
Кот одарил ее мрачным взглядом исподлобья и от задней лапы перешел к животу, вылизывая шерсть.
– Ты что натворил? Как ты вообще смог? – восклицала Лилька. – И что мне теперь делать?
Она вспомнила свой сон. Сначала все было мутным, серым, непонятным. Она словно брела в тумане, не зная даже, в какую сторону надо идти, чтобы хоть куда-то попасть. В сером мареве мелькали какие-то тени, образы: то люди у костра, то живописные развалины, то кладбище, то отдельно стоящие деревья, то бродили лошади и бегали собаки. Потом внезапно возник силуэт рыжеволосого мужчины с горящими, как угли, глазами. Угли полыхали зеленым некромантским огнем, но от них исходило тепло. Мужчина был довольно плотного, даже упитанного телосложения, но такой надежный, такой родной. Он обнял девушку и повел ее куда-то из тумана прочь, навстречу голубому небу, оранжевому солнышку, зеленой травке…
И только она порадовалась, что в ее жизни все будет хорошо, что дальше она пойдет вперед рука об руку с самым любимым в мире мужчиной… как – здрасте пожалуйста – добро пожаловать в реальный мир!
– И что мне делать?
Кот ничего не ответил, только выразительно побурчал животом и перешел к вылизыванию у себя под хвостом.
– У меня сессия… свидание… подготовка к практике, – перечисляла Лилька свои планы на день, а тут ты. – А у Виктора аллергия на кошек. Понимаешь? Он – моя судьба, а ты…
Кот еще громче забурчал животом и занялся наконец своим хвостом.
– Ты, конечно, мне тоже нравишься. – Девушка со вздохом спустила ноги на пол, пошарила в поисках тапочек. – Но пойми, я не хочу остаться старой девой в компании сорока кошек!
Левиафан отвлекся от увлекательного занятия выкусывания репьев из шерсти и обвел взглядом пространство: дескать, где ты видишь еще тридцать девять пушистых конкурентов?
– Я замуж хочу. – Лилька отчаялась найти тапочки на привычном месте и, перегнувшись, принялась шарить под кроватью, выволакивая на свет одну за другой свои вещи. – Мне двадцать один год. Двадцать два уже скоро! Некоторые в этом возрасте уже второго ребенка нянчат, а я…
– Мря-ря-ря, – наконец-то соизволил ответить кот.