В соседнем дворе на окно кто-то выставил горшок, от которого пахло съестным. Запрыгнул на подоконник, скинул крышку и сунул туда нос. Фу, каша! Овсяная! Даже без масла! Но голод, как говорится, не тетка…
– А ну брысь, скотина!
Хозяйка. С веником! Мр-ряу! Да ухожу-ухожу, драться-то зачем? Да все равно я таким не питаюсь, а нос сунул только из человеколюбия, крышечку поправить, а то она неплотно прилега-а-а-а…
Пришлось удирать несолоно хлебавши. Да еще и собака облаяла. Что ж, отнесемся к неудаче философски – зато первое приключение за утро. Есть что вспомнить.
В другом доме повезло больше – там стол стоял у окна, и удалось стащить сосиску, а потом удирать по крышам под вопли людей. Запрыгнув повыше, помахал им хвостом и потащил добычу за трубу, где и вонзил в нее зубы.
Фу! Что это такое? Требуха какая-то! Разве из этого делают сосиски, которые кушают киски? Может, люди и могут такое есть, но вот кошкам…
– Ми-и-и-и…
А? Что? Где?
Ф-фу… котенок. Тощий, блохастый, на мордочке одни глаза и уши. И на мою сосиску смотрит так, что аж кусок в горле застревает.
– Чего тебе тут надо, мелкий? – рычу сквозь зубы.
– Дяденька кот…
А у самого такое выражение мордочки… Да на, подавись! Только не смотри на меня так!
Надо же! Сожрал! Слопал эту сосиску быстрее, чем я ее выплюнул! Эй, а жевать кто будет? Вот, уже облизывается! Видали современную молодежь?
– Спасибо, дяденька кот! Я побежал!
– Быстрый какой. – Я лапой, как крысу, придавил его к крыше. – А поговорить?
– О чем? – пискнул тот из-под моей лапы.
– О жизни, мелкий. Как звать?
– Никак. Мамка звала Рыжим…
Рыжий… По внешнему виду не скажешь. Скорее, он грязный.
– А где твоя мамка?
– Не знаю. Ушла. Я ее ждал-ждал, а потом отправился искать.
– Понятно. А братья-сестры твои где?
– Нету. Один я.
Понятно. И что мне с ним делать? Мелькнула было мысль взять с собой на подвиги и приключения, но пропала. Маленький он еще, не вынесет дороги.
– Дяденька кот, а у вас еще одной сосисочки нету?
Признаться, я слегка опешил.
– Чего? Какой еще сосиски?
– Еще одной! Я есть хочу!
– Опять? Вот прожорливый!.. И куда в тебя столько помещается?
– Не знаю. Мамка тоже говорила, что я проглот. Так сосисок больше нету?
– Нет. Я что, похож на мясную лавку?
– Понятно, – он вздохнул, – тогда отпустите меня, дяденька!
С сожалением убрал лапу. Мелкий беспризорник тут же шмыгнул куда-то в щель. Ладно, паршивец, я тебя запомнил! Подрастешь, обязательно возьму тебя с собой. А сейчас – извини, но тебя не прокормишь.
Однако мне самому тоже надо чего-то есть. На голодный желудок подвигов не совершить – это вам любой кот скажет. А бедный Левушка уже два часа не евши. Эдак и совсем ослабнуть недолго. Что же делать? Может…
Взгляд обратился к зеленому пятну, из которого выглядывали знакомые крыши. Заглянуть, что ли, на минуточку? Я быстро. Только проверю миску – вдруг полна? – и сразу назад. Задерживаться не буду. Я суровый бродяга, хозяйкин симпатяга…
Ладно. Только быстро. Одна лапа тут, другая там!
Победа над упырем вскружила Вальтеру голову. Подумать только, он первым со всего курса на самом деле сцепился в схватке с нежитью и вышел победителем! Нет, после второго курса у студентов тоже была небольшая практика – две недели «в условиях, приближенных к реальным», да на третьем и четвертом курсе регулярно проходили занятия на кладбищах, в городском морге и на пустыре, где какие только твари не обитали. Но всякий раз рядом были опытные наставники, которые, самое большее, разрешали осиновый кол подержать и «убитый труп» потом потрогать. А вот чтобы один на один, без подготовки…
Спать не хотелось. Вернувшись в свою комнату далеко за полночь – ему разрешили сопровождать останки упыря к месту захоронения и присутствовать при его окончательном разрушении, – Вальтер, не раздеваясь, упал на кровать, закинув руки за голову и глядя в потолок. Образы один заманчивее другого проносились перед мысленным взором. Друг и сосед Альфред Земниц не спал – юноша чувствовал на себе его пристальный взгляд. Не выдержав, повернулся на бок. Их взоры встретились.
– Ну, – прошептал парень, – как оно?
– Круто, – восхищенно выдохнул Вальтер, потом решил не зарываться и уточнил: – Страшно, конечно, но, когда страх проходит, это… это незабываемо!
– Я бы не смог!
– Смог, – отмахнулся юноша. – По-другому, не так, как я, но смог бы. Просто он на меня вышел, а не на кого-то еще.
– Знаю. Его Одоевски спугнул. Это он «феникса» кинул, когда упыря обнаружил.
– А-а…
Парни проболтали до самого рассвета, припоминая самые мельчайшие подробности охоты. Может быть, Альфред и привирал, когда рассказывал, что видел мечущуюся туда-сюда белую тень, а может, и нет. Вальтер и сам был готов присочинить, чтобы доставить приятелю удовольствие: как упырь рычал, как размахивал руками, как чуть не выцарапал ему глаза… Мелькнула мысль о том, что хвастать некрасиво, но так хотелось побыть героем. И ведь все равно студенческая молва распишет его подвиг яркими красками и преподнесет так, словно его осаждали орды бешеных чудищ, а он отбивался от них практически голыми руками. Но, как бы то ни было, этого своего первого упыря он не забудет никогда. Первый раз – он всегда самый-самый. Это как первый поцелуй, как первая любовь…
Первая любовь… Лилия Зябликова. Ей он не будет ничего рассказывать. И не потому, что стесняется. Просто хочется, чтобы до девушки дошла искаженная легенда – про полчища, смертельную опасность, когти у самого лица… Чтобы испугалась, поверила, оценила наконец…
«Не буду к ней сразу подходить, – уже задремывая, решил Вальтер. – Подожду».
Утром недели можно подремать подольше. Это, пожалуй, единственный день на седмице, когда комендант – он же вахтер – не обходит комнаты после второго удара колокола, означающего начало занятий, и стучит во все двери, выгоняя из комнат тех, кто проспал. Во-первых, многие студенты эту ночь все равно проводят не здесь, а во-вторых, занятий нет, и второго удара колокола в неделю тоже не бывает. Можно спокойно проваляться в постели хоть весь день – если бы не голод. Есть-то охота хоть в будни, хоть в праздники!
Однако сегодня к ним постучали.
– Эй, герои, подъем! Утро на дворе, петухи давно пропели… Да что вы не отвечаете, спите, что ли?
Альфред что-то пробурчал, подальше сунув голову под подушку, а Вальтер скрепя сердце приподнялся:
– Ну, спим… спали то есть. С вами разве отдохнешь?
– О, один есть! – прокомментировал из-за двери голос Антона Бореца, и кулаки замолотили с новой силой. – Подъем! Страна желает лицезреть своих героев!
– Да вставайте, в самом деле! – поддакнули из-за двери. – Десять часов уже!
– А слабо нас самим поднять? – проворчал Альфред. – Мы некроманты или как?
– Или где. – Вальтер, привыкший с детства, что его выдергивал камердинер из теплой постели ни свет ни заря, уже одевался. Тазик и кувшин с водой стояли на привычном месте у двери.
Он оделся, наскоро умылся, пригладил волосы. Его приятель в это время только натягивал блузу. Выглядел он помятым, словно всю ночь не спал. Впрочем, это было обычное состояние Альфреда Земница по утрам. Особенно в понедельник.
– Готов?
– Давно уже.
С этими словами Вальтер распахнул двери и был атакован однокурсниками. И парни и девушки окружили их с Альфредом, тормоша и заглядывая в глаза. Среди них был и Петр Варяжко.
– Ну? Рассказывайте, как там? Что там было? Что случилось? – со всех сторон посыпались вопросы. – Как ты его завалил? И чем?
– Ребята, вы о чем? – попробовал обратить все в шутку юноша.
– Об упыре этом, которого вы ночью завалили!
– Одоевски проболтался? – нахмурился Альфред и кивнул Петру: – Или ты?
– Нет. – Студенты переглянулись. – Внизу объявление висит. Вам благодарность объявлена за мужество, героизм и все такое прочее…
– Только благодарность? – скривился Альфред. – А прибавку к стипендии зажали?
– Нет, про деньги там ни слова, – покачал головой Борец.
– Сволочи, – высказался парень. – Мы там жизнями, между прочим, рисковали, а они пару золотников пожалели!
– Я с тобой поделюсь, – пообещал ему Вальтер.
– Ага. – Настроение у Альфреда слегка приподнялось, но ворчать он не перестал. – Тебе легко геройствовать за идею, ты у нас богатенький… А бедным студиозусам вроде меня приходится ради лишнего гроша жизнью рисковать!
– Ну все-таки, что там было? – напомнили им со всех сторон. – Расскажите, а то Варяжко врет, а из этого русского слова не вытянешь. Притворяется, будто по-нашему ничего не понимает!
– Да что там было? – Вальтер скользнул взглядом по лицам собравшихся.
Тут была добрая половина их курса, а кто-то с соседних курсов и факультетов топтался в задних рядах. Среди десятков лиц он высматривал одно, девичье, но то ли она ничего не знала, то ли ее оттерли подальше…
– Да ничего особенного не было!
– Это он скромничает! – Альфред с чувством похлопал приятеля по плечу. – Я там был и все видел как на ладони!.. Ну то есть все это буквально в двух шагах от меня происходило, – поправился он, заметив, как захихикала какая-то девушка с факультета ведунов.
Для большинства студентов «видеть как на ладони» означало «гадать по линиям руки» в самом прямом смысле слова.
– Если нам дадут перекусить, я все расскажу. Я все запомнил. Вальтеру было некогда – он как раз на себя главный удар и принял!
– Ой! – хором выдохнули девушки и придвинулись к юноше со всех сторон, сразу облепив и оттеснив парней. Он почувствовал, как к нему, трепеща, осторожно прикасаются тонкие пальчики, словно был не обычным человеком, а мощами святого. – А расскажи, расскажи!
– Обязательно, – разошелся Альфред и подмигнул другу – мол, сознательно бросаюсь на амбразуру. – В общем, наши преподы, конечно, тоже крутые, но все сделали мы втроем, то есть Одоевски, я и вот этот скромняшечка с голубыми глазами, ну, Варяжко тоже столбом не стоял. И заметьте, мы ни о чем не договаривались заранее, все само собой так получилось…