насвистывая какую-то стариковскую мелодию. Поначалу Аннабель думала, что он захаживает в таверну, но сегодня они останавливаются на ночлег в Блэк-Бэр, Айдахо, на Йеллоу-Дог-роуд, и в поле зрения ни одной пивнушки. Если на то пошло, вообще ничего не видно, кроме лесной темноты округа Шошони.
– Классная прическа, – говорит она Заку Оу, когда видит его на экране своего телефона. – Дюны во время песчаной бури.
– Эй, я же молчу про то, что у тебя на голове.
– Я дала ему немного геля, – встревает Оливия, – чтобы немного приподнять волосы.
– Учти, потом она начнет говорить, что ты чавкаешь, а следом запретит встречаться с некоторыми друзьями, – предупреждает Малкольм.
– У него нет друзей, – заявляет Аннабель, и они с Оливией прыскают от смеха.
– Я рад, что некоторые в хорошем настроении, – говорит Зак. – Потому что лично у меня настроение на нуле, понятно? Последний комментарий на Facebook рекламировал порошок для похудения, а до этого заходил какой-то старый озабоченный чувак с волосатой грудью.
– Нам нужен новый контент, – говорит Малкольм.
– Верно. Нам нужен новый контент, – вторит ему Оливия.
– За вычетом расходов, на GoFundMe сейчас тысяча сто баксов, плюс-минус. Этих денег тебе едва хватит, чтобы добраться до Северной Дакоты, с бензином, едой и новыми кроссовками, которые тебе скоро понадобятся при такой эксплуатации. Мы в кризисе, банда. – Зак выглядит как молодой генеральный директор стартапа. Его новая хипстерская прическа говорит: «У меня все схвачено», но обеспокоенное выражение лица выдает истинное положение дел, близкое к краху.
– Тебе пора размещать посты, Аннабель, – говорит Малкольм. Он держит телефон так, что можно заглянуть ему в нос.
– Малкольм, нет, это ужасная идея.
– Твои фолловеры хотят быть частью твоей миссии, – говорит Оливия.
– Все остальные ведут блоги на USA Crossers. Они показывают, в какой точке маршрута находятся. Выкладывают фотки, – доносится из ноздрей Малкольма.
USA Crossers – сайт, посвященный всем, кто бегом пересекает территорию США. За все время только без малого трем сотням смельчаков удалось совершить этот трансконтинентальный пробег, с тех пор как первый сумасшедший попробовал свои силы в 1909 году. Это был Эдвард Пейсон Вестон, который прошел пешком из Нью-Йорка до Сан-Франциско за сто дней. Впрочем, все больше и больше людей присоединяется к этому движению. Одновременно с ней бегут от десяти до двадцати человек, в том числе еще одна девушка, Елена Вестон, которая собирает деньги на борьбу с АЛС[61], сразившим ее отца. Ветеран «Бури в пустыне» бежит в поддержку прав иммигрантов, а студент колледжа призывает делать пожертвования в фонд сохранения национальных парков.
– Не понимаю, почему ты не разрешаешь нам выпустить пресс-релиз, – недоумевает Оливия. – Ты хоть прочитала то, что я написала?
– Некогда было.
Оливия недовольно вздыхает. Обычно она расхаживает по комнате, когда разговаривает по телефону, так что через угловое окошко скайпа Аннабель совершает блиц-тур по комнате Оливии. Вихрем проносятся настольная лампа, плакат с фотографией Амелии Эрхарт[62] на фоне ее самолета.
– Все массмедиа подхватят это за две секунды!
– Нет.
– Но почему? Давай, Аннабель, – уговаривает Зак.
– Нет! Это будет выглядеть так, будто я что-то прошу, привлекаю к себе внимание.
– Вот именно! – восклицает Оливия.
– Если ты этого не понимаешь, значит, и не поймешь.
– Она не против, если это произойдет случайно, но не так, будто бы она сама ищет популярности, – говорят ноздри Малкольма.
– У Елены Вестон двенадцать тысяч фолловеров, и в ее поддержку в Денвере провели парад, – не сдается Зак Оу. – Потому что люди знают.
– Я не собираюсь соревноваться с Еленой Вестон. Я просто хочу пройти весь этот путь.
– Ты не доберешься до Южной Дакоты, если мы не информируем общественность и не соберем денег, – убеждает Зак.
– Я не устаю повторять, что у меня отложены деньги на колледж.
– На колледж – это на колледж. – Малкольм исчез с экрана. Голос брата звучит твердо, но как будто издалека, и все, что она видит, – это кровать в его комнате.
– Я даже не знаю, буду ли туда поступать.
– Будешь, – решительно произносит Зак Оу. – Это не обсуждается. И тебе нужно заговорить. Ты не можешь упустить эту возможность. Черт возьми, ты должна сказать то, что необходимо сказать. – Зак Оу никогда не чертыхается и не сквернословит. Его маму хватил бы удар, если бы она слышала его сейчас. Аннабель с трудом сдерживает смех, но Зак явно расстроен. Хотя бы потому, что трагедия, безусловно, задела и его. Как и Оливию.
– По крайней мере, появись на Facebook, – просит Оливия. – Елена выкладывает фотографии всех, кого встречает на маршруте. Такие добрые снимки: улыбки, дружеские объятия. Заряжают позитивом. Как в магазине, когда играет живая музыка, или ресторане, заманивающем запахом чеснока.
– Ты сделаешь головокружительную карьеру, когда получишь свой «эм-би-эй», – говорит она Оливии.
– Нам нужно выпустить видео, – деловито рассуждает Малкольм, как если бы он, Зак и Оливия похитили и удерживали заложника. – Это наше секретное оружие.
– Какое еще видео? – Теперь Аннабель не на шутку взволнована. – Надеюсь, это не жуткий монтаж из детского видеоархива и хроники новостей? Да будет вам, ребята. Я же не Елена с больным отцом.
– Аннабель, сейчас не время молчать. Я имею в виду: нам это необходимо. Черт возьми, мир катится к катастрофе, и это самое малое, что мы можем сделать, чтобы ее предотвратить. Тебе ли не знать! Я понимаю, почему это тяжело, но давай решайся. – Два чертыханья за один день. Зак теряет контроль над собой. Зак Оу имеет средний балл 4,0[63], и можно понять, почему. Он удивительно страстный и увлеченный парень. Впрочем, после трагедии ему снились такие кошмары, что его мама спала на стуле в его комнате.
– Моя миссия носит личный характер.
– Аннабель, – мягко произносит Оливия, – это действительно касается тебя. Но также… и меня. Каждой из нас. И… моих младших сестер. Каждой женщины. Каждого человека, но особенно женщин.
– Это может быть и личным, и глобальным, – вступает в разговор Бит. По крайней мере, его огромную морду и устрашающие зубы она видит сейчас на экране. Малкольм держит пса на весу и пытается шевелить его ртом, как будто тот сам говорит.
– Бит! – восклицает она. – Я скучаю по тебе, малыш!
– Красть салфетки и грызть нижнее белье уже не так весело без тебя, – произносит Малкольм голосом Бита. Пес извивается и корчится, как пойманная форель.
– Я выложу его завтра, – говорит Зак, но никто уже не обращает внимания.
– А как обстоят дела с поеданием собственных какашек, Бит? – На мгновение Аннабель возвращается к себе прежней. Так она дурачилась раньше. Придумывала всякие разговоры с братом и собакой.
– Это по-прежнему мои любимые вкусняшки. И я по-чемпионски обтираю задницу о ковер.
– Так держать, приятель, – подбадривает его Аннабель.
И это тоже она в прошлом. Когда жила, открытая солнцу и веселью. Беспечная к предупреждениям. На многое закрывала глаза. И пропускала мимо ушей критически важные слова.
Такие как видео. Как секретное оружие.
15
Спустя две недели Аннабель и дедушка Эд сидят за столиком в придорожном кафе в Уайт Сулфур Спрингс, что в штате Монтана, когда официантка вдруг замирает, прежде чем вручить им меню.
– Твое лицо мне кажется знакомым, – говорит она, прищуриваясь и пристально глядя на Аннабель. Кафе расположено в маленьком белом домике с вывеской «ЕДА». Аннабель сразу вспоминается нехитрая снедь, которую покупала Джина после ухода Этого Негодяя Отца Антония – никаких излишеств, банки и коробки, которые обычно стоят на нижней полке магазина: кола, бобы, рисовые хлопья. Но здесь «ЕДА» выглядит иначе: два яйца, стопка блинчиков, бисквиты под соусом. На официантке бордовая майка с эмблемой футбольного клуба «Гризли» в виде медвежьей лапы, раздирающей грудь. После изнурительного марафона по бесконечному штату Монтана это кажется еще одним дурным предзнаменованием.
Аннабель пинает дедушку Эда под столом, и он хмурится. Исключено – говорит его хмурый взгляд. И, наверное, он прав, потому что как эта женщина может узнать ее по новостным репортажам почти годичной давности? Она совсем не похожа на ту девушку со школьной фотографии, которую тогда показывали по всем каналам: с длинными волосами, яркими глазами и блестящим будущим.
– Откуда вы, ребята?
– Из Сиэтла. – Аннабель ждет. Интересно, щелкнет ли что-то в голове у официантки?
– Далекий путь от дома.
– Можно и так сказать, – отвечает дедушка Эд.
Заказ принят. Стаканы наполняются водой. Подают кофе. Прошло сорок три дня с той минуты, как в сиэтлской закусочной «Дикс» Аннабель сорвалась с места испуганной белкой и понеслась куда глаза глядят. Она пробежала шестьсот девяносто восемь миль. Четырнадцать последних дней она преодолевает двести двадцать две мили, почти треть пути, бегом по ЛОУНСЕМ – ХАЙВЕЙ[64].
ОДИНОКОЕ ШОССЕ – лучшего названия и не придумаешь. Здесь можно пробежать сколько угодно миль вдоль выжженных прерий и не увидеть ни одной машины, а по ночам все вокруг черно, как в угольной шахте. В глубоком космосе и то больше света. В глубоком космосе больше активности. Иногда взрывается звезда, но на Лоунсем-хайвей единственное, что взрывается, – это колесо на фургоне дедушки Эда, и теперь они едут на хлипкой маленькой запаске.
На Одиноком шоссе нет Wi-Fi. Нет устойчивой телефонной связи. Так что одиночество гарантировано. Она бы все отдала, чтобы услышать, как Джина в миллионный раз наказывает ей надеть светоотражающий жилет. И кто знает, что происходит дома? Дедушка Эд останавливается в любом мотеле, где есть телефон, но междугородные переговоры ограничиваются лишь короткими фразами: