Они подъезжают к клубу и находят место для парковки, потом бегут через дорогу к зданию «Ноймос», которое уже пульсирует предконцертной энергией. В помещении стоит запах сигарет, травки и разгоряченных тел. Охранник проставляет им печати на ладонях.
– Верхний этаж. Лофт. Ограничение по возрасту: до двадцати одного, – предупреждает он.
В клубе не протолкнуться. Хищник держит ее за плечи.
– Когда ты внутри, уже никого не волнует, куда ты пойдешь. Вверх или вниз? – спрашивает он.
– Меня и наверху устраивает.
– Ой, ладно! Потом спустимся, если захотим потанцевать.
На разогреве уже выступает группа Karma. Повсюду фиолетовые огни, сплющенные в танце тела, и, вау, здесь по-настоящему жарко.
– Как они нас найдут? – кричит она.
– А? – Он не слышит. Притягивает ее к себе, и она снова пытается сказать, уже на ухо. Кто-то врезается в них, и она губами касается его кожи. Он крепче обнимает ее.
– Твои друзья. Как они нас найдут?
– Не суетись, – отвечает он.
Но она суетится. Она из тех, кто успокаивается, только когда все в сборе, или нашли свои места, или выполнили свою часть общего проекта.
– Uncut вот-вот выйдут, – кричит она. – Надеюсь, они успеют.
– Расслабься, все в порядке.
Они стоят почти вплотную друг к другу, взятые в живое кольцо, и он ухмыляется, пританцовывая на месте, в то время как она прижимает к себе сумочку и взглядом выискивает в толпе тех, кто похож на отбившихся от компании. Она никогда не встречалась с Люси, Эдрианом или Джулс, поэтому сама не знает, кого пытается найти.
Звучит приглушенное объявление. Цвет огней меняется от фиолетового к голубому. Толпа аплодирует и ликует. Да, это место явно не для коротышек. Она ничего не может разглядеть.
– О, нет. Они же пропустят начало.
– Наверное, что-то случилось. Давай просто посмотрим, – успокаивает он.
И почему она переживает за его друзей, если даже ему все равно? Группа Uncut исполняет несколько знакомых песен, и Аннабель расслабляется, растворяясь в музыке. Боже, ну как же здесь жарко! Аннабель снимает джинсовую куртку и завязывает ее на талии. Очень скоро и футболку хоть выжимай, да и у Хищника спина мокрая, но, кажется, он не обращает на это внимания. Толпа разрастается и толкает их к центру. Теперь она стоит перед ним, и он обхватывает ее руками.
– Я такая потная.
– Мне нравится.
– Наверное, внизу прохладнее.
Время от времени ей удается разглядеть сцену и певца – узкобедрого, длинноволосого. Сверху толпа выглядит как голубой рой пчел.
Хищник совершает какие-то телодвижения у нее за спиной, и она тоже не стоит на месте; под такую музыку нельзя не танцевать. Все вокруг танцуют. В зале жарко и душно и воздух пропитан отвратительными запахами хот-догов, потных тел и пива. Пол под ногами липкий. Это называется: никакого алкоголя? Да здесь, наверху, на полу больше алкоголя, чем внизу в стаканах.
Аннабель готова на все за глоток холодной воды. Но, несмотря на духоту, липкий пол, вонь, толпу и оглушительный грохот, ей весело. Музыка и атмосфера дарят ощущение свободы, которой ей так не хватает в обычной жизни. Она больше не печется о его друзьях. Она чувствует тело Хищника сзади, и ее это не смущает. Ей это нравится. Он – единственный знакомый в этом улье тел. Ей уютно в его объятиях, и она смело откидывается назад, прижимаясь к нему потной спиной. Они отлипают друг от друга лишь на мгновение, чтобы поаплодировать музыкантам и повизжать вместе с толпой, а потом он снова обвивает ее руками.
Концерт, должно быть, близится к концу, но у нее кружится голова. Здесь настолько жарко, что вместо воздуха удается глотнуть лишь чужое дыхание.
– Вау, мне надо… – Аннабель одергивает футболку. Волосы у нее влажные от пота – впрочем, как и у него.
– На воздух?
– Да.
– Идем.
«Идем». Это звучит на редкость заманчиво, но выглядит безнадежной затеей. Он берет ее за руку.
– Не потеряй меня, – кричит она.
– Никогда.
Они проталкиваются сквозь гущу тел. Она слышит, как он произносит: «Извините, дайте пройти», и «Эй, мужик», обращаясь к парню, который стоит столбом. Удивительно, насколько уверенно он чувствует себя в этой среде. В нем нет и следа неловкости или смущения, он не пытается под кого-то подстраиваться. Может, и его расслабляет музыка? Может быть, он тоже чувствует себя вырвавшимся на свободу, которой не хватает в обычной жизни? Когда они наконец добираются до двери, у нее такое ощущение, будто он вывел ее из-под бомбежки.
Они жадно глотают воздух.
– Мы это сделали! – В ее голосе звучит радость победителя в борьбе за жизнь.
– Стой здесь. Не двигайся. – Он целует ее в щеку и пулей несется через дорогу в супермаркет. Она запрокидывает голову, подставляя ночной прохладе взмокший лоб.
Он возвращается с двумя бутылками холодной воды. Настоящий рыцарь. Он откупоривает бутылку и передает ей. Она с благодарностью пьет воду из горлышка.
– Это лучшая вода за всю мою жизнь, – говорит она.
– Это лучший вечер за всю мою жизнь. Серьезно.
Он пытается уговорить ее зайти в «Молли Мун» за мороженым или поехать в «Капкейк Роял», но это уже будет похоже на свидание, и она понимает, что ей лучше вернуться домой. Он останавливает машину в квартале от ее дома, съезжая на обочину. Собака в соседнем дворе заходится лаем.
– Что ты делаешь?
– На случай, если твоя мама смотрит в окно.
Он тянется к ней и целует. Поцелуй решительный, и ей это нравится. А кому не захочется целоваться после концерта? После громкой музыки, жары и всплеска жизненной энергии?
Но она никого не целовала со времен Уилла, и новый поцелуй всегда необычный: его язык кажется большим и двигается совсем иначе, и она слегка ошеломлена таким внезапным поворотом событий.
Поцелуй заканчивается, и рядом снова он, Хищник. На душе какая-то смута: только что, в «Ноймосе», он казался совсем другим, а теперь все по-прежнему.
– Вау, – произносит она. – Этого не должно было случиться.
– Не должно?
– Спасибо тебе за прекрасный вечер.
– Спасибо тебе за прекрасный вечер.
– Жаль, что твои друзья не смогли прийти. Надеюсь, с ними все в порядке.
– Даже не сомневаюсь. Почему этого не должно было случиться?
– Э-э-э, мы ведь друзья? – говорит она.
– Но не в этот вечер.
И он прав, не так ли? Потому что этим вечером они ни на секунду не чувствовали себя друзьями. Он заводит двигатель и подвозит ее к дому. Когда она открывает дверь машины, загорается верхний свет, и все вокруг становится слишком ярким и резким.
– Я сохраню это навсегда, – шутит он. У него в руках ее недопитая бутылка воды, которой он помахивает.
– Ты грустный парень.
Слова слетают с языка, прежде чем до нее доходит, что он может обидеться. Ведь он такой ранимый. Но он улыбается. А потом вливает себе в рот остатки воды из ее бутылки.
– Гр-р-р, – издает он булькающий звук, как будто полощет горло.
Она морщится:
– Фу.
– Белль, – произносит он.
– Что?
– Просто Белль.
Все уже спят, когда Аннабель приходит домой. Она рада. Ей совсем не хочется рассказывать, как все прошло, потому что она сама не уверена в том, как все прошло. Есть физическая усталость от бурного веселья, но к ней примешивается что-то еще. Что-то, вызывающее неловкость. Возможно, досада на то, что она ослабила бдительность. Или поцелуй оставил неприятное ощущение. Можно отлично провести время вместе, а поцелуй все испортит.
Аннабель ворочается без сна. Из коридора доносится храп Бита. Это он виноват, что она не может заснуть, – так ей хочется думать.
Но собачий храп тут ни при чем. В темноте вдруг приходит осознание. Хищник не написал и не позвонил своим друзьям, чтобы узнать, где они и не случилось ли что. Он как будто знал, что они не придут.
Эта мысль гложет ее изнутри. Гложущее чувство перерастает в легкую рябь… чего? Смятения? Злости? Она так редко злится, что ей трудно распознать это состояние. А с Хищником так часто пребывает в смятении, что дальше этого ничего не видит. Что приводит ее в смятение? Он ей нравится, не поспоришь. Но что-то внутри нее кричит «стоп!». Иногда это громкий крик, а порой еле слышный шепот, больше похожий на странную вибрацию.
На душе неспокойно.
Муторно. Но почему?
Он солгал ей, это понятно. Друзья. Все обман.
Она совершает очередное безрассудство, потому что отправленное в ночи сообщение – неважно, о чем – само по себе служит неким посланием. Оно говорит: я думаю о тебе в этот час.
«Твои друзья собирались появиться?» – набирает она текст.
Тут же приходит ответ.
«?»
«Ты мне солгал».
«Прости». И он добавляет рыдающий смайлик.
И в следующее мгновение: «Оно того стоило». Улыбающийся смайлик.
Мелкая рябь закипает. Да будь он проклят! Манипулятор! Она в бешенстве. Но тут приходит другая мысль. И уже впивается занозой. Беспокоит не на шутку, доводит до белого каления.
А Люси, Эдриан и Джулс вообще существуют?
Пересекая восточную часть Рокфорда, Аннабель берет такой темп, что ей становится нехорошо. Она бежит мимо здания местной школы, когда попутный грузовик с логотипом Hostess едва не сбивает ее с ног, задевая рюкзак.
– Притормози, ты, ублюдок! Это школьная зона! – кричит она во все горло.
Аннабель кричит во все горло. Она выкрикивает то, что никогда не произносила даже вполголоса: ты, ублюдок! Лицо ее налито кровью, глаза – узкие щелки ярости. Она останавливается на небольшом холме – так, прыщик на ландшафте, – у столба с табличкой Рокфордской средней школы. В разгаре экзаменационная пора. Она чувствует этот напряженный гул, и парковка заставлена машинами, а в школьном дворе болтается только малышня на переменке. Прилежный мальчик с рюкзаком на колесах замирает, когда видит ее. Так столбенеет турист, натыкаясь на бесхозный багаж в аэропорту.