– Белль, – говорит он. – Ты меня убиваешь, слышишь?
– Ты должен прекратить это. Ты отличный парень, но мы с тобой просто друзья. Я очень хорошо к тебе отношусь, но ты должен отпустить это.
Она врет, что очень хорошо к нему относится. Никакого хорошего отношения уже нет и быть не может, потому что он пугает ее. Она просто хочет, чтобы он исчез из ее жизни.
– Я знаю, что мы должны быть вместе. Я это знаю. Если ты лишишь меня этой надежды…
– Может, стоит обратиться к кому-то за помощью? Ты…
– Что, не собираюсь ли я что-нибудь сделать с собой? Типа тебе не все равно?
– Конечно, мне не все равно. Я люблю тебя – как друга, но люблю. Мы все тебя любим. Мы переживаем за тебя.
– Я вижу, – говорит он.
Он знает, что все это ложь. Она его не любит. Он ведет себя слишком агрессивно, чтобы его любить, и ее вранье – не что иное, как еще одна форма неприятия. Но она в безвыходном положении. Она устала. Он вымотал ей всю душу. Может, хватит? Да никогда не хватит.
Становится все хуже, потому что он продолжает в том же духе. День за днем. Эсэмэски в ночи. Его автомобиль, припаркованный возле дома престарелых «Саннисайд». Она меняет тактику. Она управляет им. Пытается им управлять – бывает вежливой, но не слишком, внимательной, но недостаточно. Она думает, что, если просто поможет ему пережить тяжелую минуту – как Кэт помогала Аннабель залечивать раны после расставания с Уиллом, – у Хищника все наладится. В конце концов, она же несет ответственность хотя бы за то, что вызвала эти чувства. Она поощряла его, вовремя не обозначила границы, а теперь наконец-то рубанула правду-матку. Она причинила ему боль, и справиться с этой болью – отныне ее работа. Серьезная, непредсказуемая, опасная работа. И очень утомительная. У нее не остается сил даже на бег. Она забывает, когда в последний раз зашнуровывала кроссовки. Они так и стоят без дела возле ее кровати.
Через неделю он звонит ей в два часа ночи.
– Прекрати мне звонить, – говорит она. И вешает трубку. Отключает телефон. Все тактики испробованы, остается лишь одна: никаких контактов. Ни-ни.
А на следующий день, сразу после школы, она звонит в QFC, где работает Хищник. Просит позвать к телефону Люси. Или Эдриана. Но никакой Люси у них нет. Как нет и Эдриана.
Она не может поверить, хотя все это время и подозревала что-то подобное. Решение принято, окончательное и бесповоротное: она ставит жирный крест на всем, что связано с ним, и на нем самом.
Все кончено. Гуляй. Свободен.
Аннабель все бежит и бежит по этой ужасной пенсильванской дороге. Автомобиль стоит на подъездной дорожке к дому, и в салоне грохочет музыка. Хватит! Хватит!
Она прижимает ладони к ушам, надавливает что есть силы. Она не сможет. Она не сможет заглянуть туда и двинуться дальше.
Позади тринадцать миль. До места назначения еще три мили. После тех потерянных дней в Хейворде, в штате Миннесота, она не может себе позволить снизить темп, иначе ей не добраться до округа Колумбия раньше, чем ее ждут в офисе Сета Греггори.
Она хочет позвонить дедушке Эду, чтобы он приехал и забрал ее. Вот уже почти месяц после Чикаго она каждый день бежит полумарафон, и ее тело невыносимо страдает. Страдает? Страдания – это то, что происходит с ним неделю за неделей. Нет, оно разрушается. Оно кричит: больше не могу! Еще там, в Черри-Вэлли, она почувствовала первые симптомы «колена бегуна»[129] и пыталась сделать короче шаг, избегать резких спусков, по вечерам делала ледяные компрессы и обертывания, носила компрессионный рукав во время самого бега. И в последнее время она каждое утро просыпается с тупой болью в своде стопы и постоянной колющей болью в пятке, что определенно означает подошвенный фасциит, разрывы и воспаление сухожилий от пятки до пальцев ног. Сейчас боль пульсирует в голове, и это первый признак обезвоживания. Тело ломается, рассыпается на куски, и сознание переполнено, и она не в состоянии сделать шаг.
Просто не может, вот и все.
– Я везу тебя в клинику.
– Нет.
– Не спорь. У тебя обезвоживание. Ты…
Хрупкая, ломкая, разбитая, потому что Хищник сидит рядом. Она чувствует его теплое дыхание на своей щеке, слышит, как он шепчет ей на ухо. От этого никуда не деться, потому что ее ждут студенты Карнеги – Меллона. Ждет Сет Греггори. Сам Хищник ждет. Он ждет потому, что всегда будет ждать.
Она чувствует его пальцы, впивающиеся ей в кожу, когда он грубо хватает ее за руку на выходе из класса. После того как она повесила трубку в два часа ночи, после того как перешла к тактике «никаких контактов», он три дня отсутствовал в школе, и она почти удивлена, когда видит его снова. В эти три дня Джина звонила мистеру Керли, школьному психологу, и мистер Керли вызвал Аннабель с урока, чтобы она рассказала ему, что происходит, в тиши его кабинета, в окружении плакатов из Уитворта. Отец Джеффа тоже позвонил директору Гарви, после того как Хищник выложил в соцсетях фотографию оружия и сказал потом Джеффу, что чувствует себя офигенно опасным. Джеффа это не на шутку встревожило. Он решил, что парень замышляет самоубийство. Пошли разговоры, шепотки. Все гадали, почему его нет в школе. Поползла волна слухов, но потом стало известно, что Хищник получает помощь. Все под контролем. Аннабель чувствовала себя отвратительно, но после того звонка в QFC была рада, что избавилась от него. Ты ни в чем не виновата, повторяли все вокруг. Ей казалось, будто она ступает по стеклу, и три дня его отсутствия были как подарок. Он получал необходимую помощь, и она могла дышать полной грудью.
Но вот он снова здесь. Караулит ее у дверей класса, где проходит последний урок. Он хватает ее за запястье.
– Нам нужно поговорить, – требует он.
– Мне больше нечего тебе сказать. Нечего, – отвечает Аннабель.
Их замечает Джефф.
– Эй, чувак. Отпусти ее, – говорит он.
Отпустить ее? Никогда.
Дедушка Эд врубает все три вентилятора, открывает все окна, но в фургоне все равно парилка.
– Porca miseria! Я же не врач! – Porca miseria: черт побери! Дословный перевод: свинячья жесть.
– Пожалуйста. Мне просто нужно прилечь.
– Всю неделю жара выше восьмидесяти[130]. Что если это тепловой удар? Я ничего в этом не смыслю.
– Я в порядке. Обещаю. Позволь мне просто полежать. Пожалуйста. Пожалуйста, никаких врачей.
Они паркуются в зоне отдыха на берегу реки Огайо. Звонит Оливия. Дедушка Эд отвечает по телефону Аннабель.
Аннабель вслушивается в приглушенный разговор. Дедушка Эд говорит Оливии, что не знает, надолго ли ее хватит. Летняя жара сильнее, чем они ожидали. Это просто зверство. Он говорит, что она убивает себя. И выкладывает Оливии все, что Аннабель тщательно от нее скрывает. Что колено разнесло так, что больно даже сидеть подолгу. Что компрессионный рукав, похоже, больше не помогает. Что она горстями глотает противовоспалительные таблетки и катает ступней бутылку с водой, чтобы снять агонию в своде. Что в ее глазах пустота, а тело – кожа да кости, потому что мышцы усохли и уже рвутся. Что шорты сваливаются с ее тощих бедер.
Он покупает еду в городе. Дедушка Эд и Аннабель едят гамбургеры, сидя на берегу реки. Она слишком устала, чтобы жевать. Слишком устала, чтобы любоваться природой. Слишком устала замечать то, что живет и течет вокруг.
Она сидит в походном кресле и смотрит прямо перед собой, пока в фургоне не становится прохладнее, чтобы можно было уснуть. Она забирается на верхнюю койку. Дедушка Эд заводит свой храп. Медальон святого Христофора сияет в лунном свете, но даже святой кажется маленьким и бессильным против того, что ее ожидает.
Она закрывает глаза, и в сознание тотчас врываются тяжелые басы – бум-бум-бум! – из машины, которую она видела сегодня во дворе одного из домов. Она накрывает голову подушкой, но все равно слышит: бум-та-та-бум-та-та.
– Мне больше нечего тебе сказать. Нечего, – снова говорит она Хищнику.
– Эй, чувак. Отпусти ее, – повторяет Джефф снова и снова.
Ведь она уже тогда все знает, не так ли? Когда Хищник внезапно и резко убирает пальцы с запястья, Аннабель уже знает, что дело плохо. Она знает, потому что ей вдруг становится по-настоящему страшно. Что-то приближается. Она это знает и не хочет знать, поэтому убеждает себя в том, что ничего не знает.
Она говорит себе, что он уйдет. Она говорит себе, что все в порядке. Она говорит себе, что невелика беда. Она говорит себе, что у тех, кто старше, все под контролем.
Она говорит себе, что насилие – это то, что происходит с другими.
Аннабель одевается на вечеринку, которую устраивает Джефф Грэм. Она хочет испытывать привычное возбуждение, но ничего не получается. Ей не по себе, когда она вспоминает, как Хищник схватил ее за руку, как она снова его оттолкнула. Она видела его лицо, когда он уходил. Он не выглядел потерянным и обиженным. Он был в бешенстве.
Ну, она тоже в бешенстве. Он надоел ей до тошноты. С ним покончено раз и навсегда.
Аннабель задирает голову, стоя у зеркала в своей ванной, подкрашивает тушью ресницы. Вечеринка с барбекю на заднем дворе. Вечером станет прохладно, поэтому она надевает джинсы и оранжевую футболку. У родителей Джеффа Грэма есть уличное джакузи, поэтому она берет с собой купальник и полотенце. Она звонит Уиллу. Они встретятся на месте. Он работает допоздна и поедет прямиком из Истсайда.
– Я захватила купальник, – говорит она. – На случай, если повезет залезть в джакузи.
– О, здорово, – отвечает он. – Я тоже плавки возьму. Все, пока, скоро увидимся.
– До встречи.
Она долго ищет ключи от машины Джины. Наконец находит их в куче барахла возле маминой сумочки.
– Только не очень поздно, – кричит ей вслед Джина. – Ты знаешь, что я волнуюсь. И не лягу спать, пока ты не придешь.