— Ничего я не обиделся, — как можно нейтральнее ответил Колька. — Не взял — стало быть, так надо. Для дела.
— Оби-и-иделся! — с уверенностью чуть ли не пропел Герман и приобнял Кольку за плечи. — Оно и понятно, обидно, но вот какая штука, приятель — не нужен ты мне там был. Лишним бы ты оказался.
— Ты чего, кого из сестричек там уже того? — выпучил глаза Колька. — Офигеть!
— Ну было бы неплохо, кабы было по-твоему, — потупился Герман. — Но нет. Просто то, что я у них узнал, они бы при третьем лице мне не сказали, понимаешь? Еле раскрутил, клянусь мамой.
— Слушай, я уже ничего не понимаю, — признался ему Колька. — Запутал ты меня.
— А вот это плохо. — Герман повел носом. — О, рыба с пюрешкой, а может, даже и с огурчиком соленым. Это хорошо. О чем я? А, да. Ты оперативник, а значит, должен думать быстро и факты связывать воедино. Установочной информации у тебя море, вот сиди и думай, о чем я там сестричек расспрашивал. А я пойду.
— Куда? — страдальчески сморщился Колька.
— Туда, — ткнул пальцем налево Герман. — Об ужине для нас договорюсь. Мы, Николя, нынче здесь с тобой ночуем. Не знаю, как у тебя, а у меня кишка кишке стучит по башке.
Только полы халата мелькнули. Был Герман — и нет его.
Сестрички оказались вполне симпатичные и добрые. Получив от своего начальства подтверждение того, что оперативники заночуют на этаже, они отвели их на кухню, где выдали по тарелке вожделенного пюре с жареным хеком и чайник с чаем.
— Не люблю больницы, — потянулся Колька к чайнику, чтобы наполнить кружку еще раз. — Но чаёк тут вкусный.
— Хорош, — хлопнул его по руке Герман. — Одну выпил — и шабаш. Мы тут не для разнообразия ночевать будем, а по делу, стало быть, нечего водой наливаться под горлышко. Тебе приспичит в туалет бежать в самый неподходящий момент, поверь мне. Лучше скажи — ты понял, о чем я говорил с сестрами?
— Версии есть, но они все бредовые, — признался Колька.
— Хорошо. — Герман смаковал парующий напиток. — Вот скажи мне, приятель — в чем таком не захочет признаваться местная работница, учитывая специфику этого учреждения? Поверь, младший медперсонал абы чем не проймешь, они все видели и все знают, тем более работая здесь.
— В связи с пациентом? — предположил Колька. — Ну ты понял, о чем я.
— Кто о чем! — поднял глаза к потолку Герман. — Нет. Это не приветствуется, но и не запрещается, особенно если не на рабочем месте, не в рабочее время и не за денежку. Да и вообще — у медиков мораль немного другая, понимаешь? У тебя не было медичек?
— Нет. — У Кольки и не медичек было немного, чего греха таить.
— Вот оно и видно. — Герман осушил кружку, с печалью посмотрел на чайник и вздохнул. — Запомни, юноша, одно из самых страшных прегрешений младшего медперсонала — сон на рабочем месте. А особенно это касается дежурных. Уснул, не услышал «пи-пи-пи» какого-нибудь прибора — и все. Статья, причем не в трудовой книжке.
— А они уснули, — понял Колька.
— Да, — подтвердил его слова Герман. — Причем каждая из них. Причем приблизительно в один и тот же отрезок времени. Понимаешь?
— Вряд ли это совпадение, — заключил Колька.
— Скажу тебе больше — это вообще ни разу ни совпадение. Ответь мне — почему?
— Время смерти! — не сразу, но дошло до Кольки. — То, что в заключении экспертизы!
— Молодец, так оно и есть. Третий час ночи. — Герман дурашливо погладил его по голове и протянул ему белую круглую таблетку. — Держи аскорбинку, мне ей весь карман набили.
Та сестра, что нынче дежурила, хотела устроить ребят в пустом боксе, но Герман воспротивился. Он засел в какой-то комнате, заставленной шкафами с лекарствами, но зато со стеклянной дверью, за которой было видно и коридор, и пост дежурной.
— Отличная позиция, — пропыхтел оперативник, двигая шкаф, за которым он собирался усесться. — Нам видно всё, нас не видно никому. В туалет сходил?
— Сходил. — Колька чувствовал себя несмышленышем. — Понятное дело.
— Вот и ладно. — Герман повозился на полу за шкафом и вздохнул. — Да ты не переживай так. Думаешь, со мной или Пашкой по-другому нянчились? Да точно также Загорянский, светлая ему память, гонял, и точно так же опекал. Если, не приведи Господи, я окажусь прав и придет тот, о ком я думаю, то шатание по коридорам может стать для тебя последней прогулкой в твоей юной жизни.
— А кто придет? — Колька вытянул ноги. — О ком ты думаешь?
— Когда придет, тогда и скажу, — Герман хмыкнул. — Нечего на тебя раньше времени жуть нагонять. Я надеюсь на то, что это вполне себе слабенькая нежить. Главное, когда начнется — следи за стеной, что напротив нас. Кто бы это ни был, тень он отбрасывает.
— Так вроде вампиры во всех фильмах… — возразил ему юноша, но оперативник только хмыкнул, давая понять, что кинематографическая информация — это даже не смешно.
И потянулось время. В коридоре потушили свет, угомонились больные, где-то раздался лютый храп. Колька начал моргать чаще обычного — его потянуло в сон.
— Колюня, — послышался голос Германа. — Держи-ка, а то уснешь.
Темная фигура приблизилась к юноше и вложила ему в руку горошину.
— Это чего? — спросил Колька.
— Витаминка! — прошипел Герман. — В рот кидай и не вздумай жевать, сразу глотай!
Колька забросил горошину в рот, почувствовал горечь и привкус хины.
— Это стимулятор. Нашей Вики творчество, между прочим, — пояснил через минуту Герман. — Теперь часов пять как батарейка будешь. А из чего она их делает — пес его знает, да мне и неинтересно. Есть вещи, которые лучше не знать.
В голове у Кольки разом прояснилось, сон как рукой сняло.
— Мощная штука, — шепнул он Герману. — Если на поток поставить — озолотиться можно.
Герман молчал.
— Я говорю… — снова начал Колька, но его напарник еле слышно сказал:
— Цыц! Сестра уснула! Смотри!
Колька высунул голову из-за шкафа и увидел, что дежурная и впрямь уткнулась лицом в стол. Она явно спала.
— Следи, — прошелестело из угла, где сидел Герман.
Колька уставился на стену напротив. Стена и стена, желтая, крашеная. Глаза начало слегка жечь, как будто в них мыло попало. И вот тут, моргнув в очередной раз, Колька увидел, как по стене проскользнула тень, длинная, темная, как будто высокого человека в шляпе.
— Там… — шепнул он, но Герман его перебил:
— Вижу, молодец. Все-таки это стриг, проще говоря — пожиратель душ. Беда.
В коридоре тихонько стукнула дверь, как видно, таинственный стриг вошел в палату.
— Так, слушай меня, малой. — Герман больше не шептал, но говорил негромко. — Стоишь за мной, вперед не лезешь, никакой самодеятельности.
— Ага. — Колька достал пистолет и щелкнул предохранителем.
— Убери! — Герман даже как-то возмутился. — Ты идиот? Что ты с ним носишься вечно, как дурень с деревянным яйцом? Там, в палате, люди! А если пуля от стены срикошетит? Да и что стригу твои пули? Кабы еще серебряные, а так…
— Как же тогда? — растерялся Колька.
— Как, как. — Герман скинул халат, пиджак и остался в одной рубашке. Слева у него под мышкой висел пистолет, справа оказались ножны, из которых он извлек тускло блестящий длинный нож. — Каком кверху. Не волнуйся, все будет хорошо. Или не будет. Пошли скорей, пока та тварь еще одного бедолагу к праотцам не отправила.
Оперативник неслышно скользнул к двери, Колька последовал за ним.
У двери палаты Герман еще раз показал, теперь уже знаками, что Колька не должен ему мешать, и рывком открыл дверь.
Над койкой одного из больных склонилась высоченная фигура в черном плаще и шляпе, и как будто что-то ему шептала.
— Оставь его, тварь! — рыкнул Герман, одним прыжком приближаясь к человеку в черном.
Звук, который раздался в ответ, никак нельзя было спутать с людской речью. Это было что угодно, только не речь.
Стриг распрямился, и Колька увидел то, что было у него под шляпой. Тусклых отблесков света из коридора было достаточно, чтобы разглядеть два круглых черных глаза без зрачков, отсутствие носа, бледную кожу и хоботок, находящийся там, где у человека обычно бывает рот.
— Твою мать! — вырвалось у него, и, забыв все, что говорил Герман, он стал скрести рукой по кобуре, пытаясь вытащить пистолет. Рефлекс, что поделаешь.
Сам же Герман, ловко, как будто танцуя, подобрался к стригу вплотную. В руке у него серебряно посверкивал нож.
Тварь снова издала жуткий звук и взмахнула рукой, причем рукав того, что Колька считал пальто, стал больше напоминать саван.
Герман увернулся и в ответ очень умело рубанул лезвием ножа по руке стрига. Вспышка на секунду ослепила Кольку, когда же он проморгался, черный силуэт был рядом с ним.
Глаза юноши скрестились с глазами твари, и время для Кольки остановилось.
— Присел! — голос Германа вырвал его из запределья черных глаз, тело автоматически выполнило команду, раздался противный скрежет по дереву, а после новая вспышка снова на мгновение лишила его зрения.
— Чтоб тебе! — Герман вырвал нож, застрявший в дверном косяке, и глянул на Кольку. — Ты как?
— Ух! — Колька потер глаза. — А где этот?
— Бежит отсюда быстро-быстро, и мы поспешаем за ним! Я его зацепил, так что есть шанс, — Герман распахнул дверь и припустил по коридору.
Выбегая в дверь, Колька заметил, что рядом с местом, куда воткнулся нож, еще есть четыре глубоких запила, как будто кто-то по дереву когтями ударил. Гадать, кто именно, не приходилось. «Блин, если бы не Герман, он бы мне горло разорвал», — подумал юноша, следуя за оперативником, и зачем-то на бегу пощупал свою шею.
Германа он догнал уже у выхода на пожарную лестницу. Тот сидел на корточках и нюхал свои пальцы.
— Ты чего? — Колька уставился на товарища.
— Ихор, — коротко пояснил ему Герман, показывая на темную лужицу на полу. — Точно зацепил я его, теперь мы ту норку, через которую он сюда лазит, наверняка найдем.
И впрямь — тварь метила свой путь темными, вонючими пятнами того, что заменяло ей кровь.