— Человечьей — пока нет, — неохотно призналась женщина и еще раз уточнила, выделив слово голосом: — Пока. Нынче, я так понимаю, появится. Повязать она их ей хочет.
— Да какой там. — Герман посмотрел на старую ведьму чуть ли не с жалостью. — Что ей эти мелочи. Человеческая жертва — первый шаг за Кромку. Сначала весенняя жертва, потом танец огня, потом…
— Ох! — женщина закрыла лицо рукой. — Она себе свиту решила из нашего ковена сварганить.
— И откупные души, — не слишком понятно для Кольки, но, видно, понятно для женщины добавил Герман. — Видать, сильная бесовка, коли она у тебя из головы мысли-то поубирала.
— Сильная, — подтвердила селянка. — Очень. Но сила солому ломит, пособлю я вам, чем смогу.
— А что остальные? — полюбопытствовал Герман, доставая из кармана сигареты. — Они к ней лепятся, или в сомнениях еще?
— Да кто как, — подумав, ответила женщина. — Молодые они еще, понимаешь?
— Я-то понимаю. — Голос Германа был непривычно жестким. — Только ведь если они захотят ее защищать, тут не до церемоний будет.
— Так твое дело такое, — обречённо произнесла женщина. — Да и мы порядок знаем.
— Где ритуал проводить будут? — требовательно спросил оперативник. — Сколько всего ведьм в ковене? Где парня прячут? Почему именно его для жертвы выбрали?
— Завалил-то вопросами, завалил, что твои сани сеном, — проворчала бывшая ведьма, пожевала губами, но потихоньку, помаленьку рассказала напарникам, что к чему.
Оказывается, парень этот, Валера, тот, что сын большого человека, да и сам этот большой человек, по крови наследники могучего бесогона из ближников митрополита Филиппа, который еще аж во времена Ивана Васильевича Грозного сильно проредил колдовской мир Руси. Он и бесовок на чистую воду выводил, и колдунов жег нещадно, и всем остальным представителям отечественной нечисти веселую жизнь устраивал. Его сын, а после и внук, промышляли тем же, но всему выходят сроки, и семейная профессия в какой-то момент сошла на нет, а еще через пару поколений потомки о славных делах прапрадеда уже и не помнили.
Люди забыли, это им свойственно, а вот нелюди — нет. Там с памятью все в порядке, свои и чужие долги помнят хорошо, и отлично знают цену мести. Причем не только мести, но и крови. Колька с непонятной внутренней дрожью слушал рассказ бывшей ведьмы, деловито объясняющей то, что из ряда компонентов, среди которых самым главным будет кровь этого самого Валеры, в которой до сих пор плескается пара эритроцитов того самого истребителя нечисти, можно забабахать отменное зелье ведьмовской силы. А если туда еще добавить кусок его сердца, то оно такую силу возьмет, что будь здоров.
— А по сути, это ведь не зелье силы будет, — заметил Герман — Кровавая жертва и ее кровь, выпитая убийцами — это качественно другой уровень. Елки-палки, напарник, мы же всего за двести верст отъехали от столицы нашей Родины, а тут такие дела творятся. Что ж в Сибири происходит?
— Ничего там не происходит, — равнодушно сказала селянка. — В тех краях особо не разгуляешься, староверы шею мигом свернут. Им Уголовный кодекс не писан.
— Ладно, тетка, решено, будем считать, что наши интересы совпали, — деловито сообщил ей Герман. — Где и когда?
— В полночь. — Бывшая ведьма мотнула подбородком в сторону недалекого леса. — Там, верстах в пяти отсюда, есть поляна. Вот на ней все и произойдет.
— Не произойдет, — заверил ее Герман. — Не допустим. Но вот меня что беспокоит — мы эту поляну-то найдем? Да и леший…
— Ступайте по дороге, вон по той, что ведет из деревни. Километра через три вас встретят, — деловито сообщила бывшая ведьма. — И встретят, и проводят. Все, уходите, уходите, а я с докладом пойду, скажу, что спровадила вас. И вот еще — ты, молодой, напейся, напейся водицы-то, смотрю, горло у тебя пересохло совсем. Вода это, не бойтесь, ни к чему Меланье вас травить. Собак злить без нужды — ничего глупее не придумаешь.
— Меланьей, стало быть, ее зовут? — задумчиво сказал Герман, пока Колька глотал льдисто-холодную воду — Имя-то ее, или же?..
— Пес знает, — вздохнула женщина. — Я ее под ним знаю, а уж какое оно у нее на самом деле — то мне не ведомо.
Оперативники раскланялись с селянкой и зашагали по дороге.
— Мутная тетка, но верить ей можно, — сказал Герман, как они отошли от деревни на полкилометра. — Ясное дело, что она не нам помогает, она свои проблемы решает. Плевать ей и на нас, и на Валеру этого, и на все человечество в целом. Вот бесовку изжить да спасительницей ковена выступить — это да. А если повезет, так и силу Меланьину забрать, хотя подобное, конечно, сделать нелегко.
— Я половину из того, о чем вы говорили, не понял, — признался Колька. — Что за весенняя жертва, что за откупные души?
— Бесовке одной выжить трудновато, — пояснил Герман. — Можно, но сложно. Да и самой все делать приходиться. И потом — должок-то за заемную силу у нее стребовать в любой момент могут, а платить не хочется. Нет, за основную силу она расплатилась своей душой, но там все так устроено, что то и дело приходится по мелочам занимать — то знания, то еще чего. И надо всякий раз долги отдавать. Вот тогда бесовки ведьм и сбивают с панталыка. Они же, ведьмы, считай на грани стоят между Светом и Тьмой, один шаг в любую сторону — и все, выбор сделан.
— Ты же сам сказал, что светлых ведьм не бывает.
— Светлая ведьма называется «просто женщина». — Герман засмеялся. — Иногда, пусть очень редко, в особых случаях, они теряют силу доброй волей, и дальше просто живут, как все остальные люди. Что-то, конечно, остается, но это уже так, бытовое. Зуб заговорить, температуру сбить наложением рук, ложь распознать или, наоборот, наврать так, что ни в век не разберешь… Но это многие женщины и так умеют делать, особенно последнее. А вот те, кто на другую сторону подались, те, считай, пропали. А души их достанутся тому, кто их туда привел.
— Разменная монета, — понимающе кивнул Колька.
— И послушные слуги, на веки вечные, — подтвердил Герман. — Преданные до огня и костра, беспрекословно слушающиеся. Страшное дело. А чтобы это случилось, надо провести ритуал, вот про него мы и толковали. Весной человеческую жертву принести, потом, перед летом, через огонь пройти, потом русалку прикончить, еще что-то… Ну и последний, шестой шаг — осенняя жертва, самая жуткая. Ребенка надо убить, некрещеного.
— Слушай, а как же мы ее… — Колька помялся, подбирая слово. — Ее же, такую, поди, так сходу и не грохнешь?
— Не бздо, Колюня, — ткнул парня кулаком в бок Герман. — Жизнь одна и смерть одна, не здесь, так в другом месте головы сложим. Из нашего отдела на этом свете только один сотрудник задержался надолго, да и то в виде бесплотного призрака, все остальные кто где лежат. Как у нас говорят — «никто и никогда». Но — все по делу полегли, не за просто так.
Кольку данные слова не особо ободрили, но мыслей смыться куда подальше у него не появилось. Не потому, что он был смелым и честным, хотя и не без этого, а просто — не возникло, и все.
— Страшновато? — ухмыльнулся Герман. — Ну это нормально. Но ты особо не дергайся, у нас на руках пара козырей есть. Во-первых, бесовка пока тут одна, остальные еще не сделали даже первого шага. Во-вторых, она нас не ждет. В-третьих — мы же смелые, отважные и очень умелые. Так что, как ни крути — у нас хренова туча шансов для того, чтобы довести дело до ума. О, а вот и наша сопровождающая пожаловала.
Над головами сотрудников отдела пролетела небольшая сорока, не та, которую они видели раньше, поменьше.
— Не понял? — Колька повертел головой. — Где?
— Да вон. — Герман показал на сороку, которая влетела в маленькую березовую рощицу шагах в пятидесяти от них. — Или ты думаешь, что это и впрямь птица?
Сорока скрылась среди деревьев, и через мгновение из рощицы вышла стройная девушка, одетая в джинсы и короткую кожаную куртку, из-под которой виднелся белый свитер.
Колька икнул — такого он не ожидал.
— Подмосковные ведьмы редко оборачиваются кошками или кем-то другим, — пояснил Герман. — Обычное их обличие — сороки.
— Так а там… — Колька ткнул пальцем в сторону деревни.
— Нас пасли с самого начала, — кивнул Герман. — А ты как думал? Другое дело, почему сейчас без присмотра оставили.
— Марфе не повезло. — Девушка расслышала его последние слова. — Руку ушибла сильно. Так неудачно оступилась, прямо беда!
— Жалко Марфу, жалко бедолагу. — Герман криво улыбнулся. — А тебя как звать, красавица?
Девушка и впрямь была красива — отметил Колька. Белая кожа, веснушки на точеном носике, губы, алые без всякой помады, и глаза пронзительно-зеленого цвета.
— Зовут зовуткой, — бойко ответила девушка.
— Так и называть? — игриво поинтересовался Герман.
— Да хоть горшком кличь, главное, в печку не суй, — попросила девушка и пощелкала пальцами перед носом Кольки. — Парень, дырку на мне не протри. Сейчас вон куртка затлеет, так ты на меня таращишься.
— Извините, — смутился Колька. — Я просто таких красивых девушек, как вы, и не видел никогда. Только в телевизоре и в журналах.
— Святая простота, — вздохнул Герман. — Ладно, когда пойдем на поляну-то?
— А прямо сейчас. — Девушка улыбнулась, показав белоснежные зубки. — Чего тянуть? Но от меня ни на шаг не отходить, коли отобьетесь — я за вас не в ответе.
— Мы себе не враги, — ответил за обоих Герман.
— И вот еще, держите. — Она сунула каждому из напарников в руки по куску черного хлеба, которые достала из кармана куртки. — Как скажу — бросите перед собой.
Войдя в лес, девушка что-то пробормотала, отвесила три поклона, поворачиваясь слева направо, и со словами:
— Прими угощение, Лесной Хозяин! — бросила в кусты неподалеку горбушку.
Герман понятливо кивнул и сделал то же самое, попутно ткнув Кольку локтем в бок.
Когда и парень закинул свой подарок лешему в соседние кусты, над ними прошумели березки от внезапно налетевшего ветра, и как будто ниоткуда появилась тропинка, которой полминуты назад вроде и не было.