— Коля, ты пойми — государственная машина, это, конечно, прекрасно, — мягко сказал Ровнин. — Но в нее понабилось столько народа, притом самого разного, что один факт того, что она едет, сам по себе уже удивителен. Да, мы часть этой машины и вроде как неприкосновенны, но… Деньги творят чудеса, а у него они есть. Не все продаются, но всегда найдутся те, к кому он ключик подберет, точнее — уже подобрал. И вот они могут сделать так, что наша неприкосновенность станет не такой уж и всеобъемлющей. Что до «боится, не боится»… Вот он вчера тебя, человека государева, у подъезда схомутал — и что, он дрожал при этом? Или опасливо оглядывался?
— Нет, — хмуро ответил Колька.
— Ну вот. — Было видно, что сам Ровнин не слишком рад своей догадливости. — Плевать ему с колокольни и на закон, и на власть, и на нас всех. Почему — объяснить?
Дверь грохнула, и в кабинет Ровнина без стука вошел Пал Палыч с газетой в руках.
— Олег Георгиевич, однако — опять метро, — с порога сообщил он Ровнину и помахал газетой в воздухе. — Как я и предполагал.
— Ну, по крайней мере, теперь мы можем исключить совпадения. — Ровнин был рад тому, что тема разговора переменилась, вот только слова Пал Палыча его явно опечалили. — А ошибки нет? Это же у тебя «Столичный вестник», издание сомнительное, я бы сказал — полужёлтое. Так себе источник информации, не вызывающий большого доверия. Тамошние акулы пера из мухи слона сделать могут.
— Нет тут никаких ошибок. — Пал Палыч бросил газету на стол и плюхнулся в кресло. — Я Олега Севастьянова, который это писал, лично знаю. Вменяемый парнишка, из молодых да ранних. Правда, рисковый слишком, меры не знает и точно когда-нибудь по голове тяжелым получит.
— И? — Герман достал из кармана сигареты.
— Я ему позвонил, с ним поговорил. — Пал Палыч поймал заинтересованный взгляд Кольки и протянул ему газету, ткнув в одну из статей пальцем. — А он, Севастьянов, лично общался со свидетельницей, которая все видела своими собственными глазами.
Колька взял газету, уже порядком помятую, и глянул на то, что было рекомендовано ему к прочтению. Статья называлась «Поезд-призрак ждет своих пассажиров».
— Прямо сама? — недоверчиво протянул Герман. — Вот — сама-сама?
— Представь себе. — Пал Палыч склонил голову на бок и иронично посмотрел на приятеля. — Умная женщина, по словам Севастьянова. И везучая — ей позвонили в тот момент, когда поезд двери открыл, она в него и не села, не захотела в шуме разговаривать. А вот две других девушки — прямиком в вагон зашли.
— А вагон, как водится — старого образца? — уточнил Ровнин.
— Ну да. — Оперативник покивал. — Но это свидетельницу совершенно не удивило — сейчас на такое мода. «Красная стрела», юбилей, «ура-ура»… А вот то, что он отошел от платформы без звука и шума — это да, это ее ох как поразило.
Колька читал статью, краем уха слушая разговор старших коллег, и прочитанное замечательным образом увязывалось с услышанным.
В статье речь шла о том, что в московском метрополитене, в ночные часы, стал появляться поезд-призрак, в который если сесть — то все. Уедешь ты в темноту тоннеля и сгинешь там навеки. И что совсем недавно в вагон такого поезда сели две девушки-студентки — и больше их никто не видел. И это не первый подобный случай в этом году.
Ради правды, если бы такая статья попала в руки Кольки прошлым летом, то он бы просто посмеялся над этими побасенками, скрутил бы из газеты кулек и косточки от черешни в него плевал бы. Или в ведро мусорное ее постелил. Или вообще проверил, насколько хорошо бумага этого печатного издания мнется. Так сказать — два в одном, и почитать, и… Многофункциональное, в общем, издание.
Но то — прошлым летом. А сейчас — расклад другой. Неспроста же даже у Германа такое серьезное лицо.
— Георгиевич, ты думаешь, что их Хозяин забирает? — Герман достал еще одну сигарету и прикурил ее от предыдущей.
— А кто же еще? — Ровнин побарабанил пальцами по столу. — Я надеялся, честно говоря, что это очередной всплеск баек… Но раз ты, Паша, говоришь, что всё это правда, то тогда всё плохо.
— Это не я говорю, это полиция, — развел руками Пал Палыч. — Девчонок-студенток по телевизору показали, в рубрике «Ушли и не вернулись», вот их свидетельница и опознала. Телефон не запомнила, пошла в ближайший отдел, а там у Севастьянова в СКМ дружок старый сидит, Стасом зовут. Он одноклассник его бывший, тоже парень ушлый до невозможности. Он-то ему информацию и слил. Так что — из первых рук и без вариантов.
— Я врать не стану — при мне с Хозяином никто никогда не общался. Я вообще не очень хорошо знаю — кто он, что он. Так, обрывки информации. — Ровнин снял очки, которые периодически носил, видимо, для представительности, и потер переносицу. — Но систематизировать мне ее надобности не было. Да и времени на это тоже никогда не хватало. Аникушка.
В углу, за шкафом что-то зашебуршилось, и через секунду оттуда показалась мордочка домового, который уставился на Олега Георгиевича своими глазами-пуговками.
— Тетю Пашу попроси зайти ко мне, — приказал начальник отдела. — Прямо сейчас.
— Ну да. — Оперативники переглянулись, и Пал Палыч криво улыбнулся. — Кто, если не она?
Минут через пять дверь кабинета распахнулась, и в него без стука вошла уборщица тетя Паша. Она вытирала руки — как видно, опять что-то мыла или терла, без дела эта пожилая женщина сидеть не умела.
— Тетя Паша, здравствуй. — Ровнин встал из-за стола и подошел к пожилой женщине. — Помощь твоя нужна. Совет.
— Случилось что? — тетя Паша обвела глазами присутствующих и протянула руку к Кольке. — Ну-ка, дай сюда газетку.
Колька сунул уборщице «Столичный вестник» и встал со стула, галантным, по его мнению, жестом предложив женщине место.
— Да сиди уже, — махнула рукой та, достала из нагрудного кармана фартука, который был надет на ней, очки в изящной золотой оправе, нацепила их на нос и поднесла газету к глазам.
— Что скажешь, тетя Паша? — через пару минут молчания спросил Ровнин.
— А что здесь скажешь? — спокойно ответила та, возвращая газету Кольке, который так и остался стоять. — Случилось то, что и должно было случиться. Станции новые строят, а с Хозяином-то и не договорились. Странно ещё, что он «Парк Победы» проморгал — там ведь глубокого залегания станцию сделали. Видно — повезло просто. А может, потому что только ее одну и построили, дальше не продвинулись. Ну а сейчас-то как развернулся метрострой, сам посмотри? Что ни год — станция, а то и две. Вот Хозяин и осерчал — его же угодья отнимают, и всё безданно, беспошлинно, без уважения и почтения. Обидно ему это. И самое главное — в обход договора, без закладной жертвы, против правил. Я давно догадывалась, что этим дело кончится.
— Тетя Паша, а что же ты мне про это не сказала? — спросил у нее Ровнин как-то даже жалобно. — Могла ведь предупредить?
— А смысл? — холодно парировала женщина. — Ты что, доброй волей пошел бы туда, в темноту, в тоннели? Учитывая то, что ничего еще не случилось? А если бы так ничего и не произошло, «Парк победы»-то Хозяин проморгал? Сам посуди — нужен мне на душе еще один грех? И так не знаю, как уходить за Кромку буду, и что мне перепадет.
— Ну вот — случилось. — Ровнин вздохнул.
— Так я здесь, меня же первую и позвали, — резонно заметила женщина. — То же на то же и вышло.
— А что за договор? — Пал Палыч посмотрел на Ровнина, тот показал глазами на тетю Пашу. — Я про Хозяина метро краем уха слышал, а вот про договор с ним — ничего.
— Так откуда тебе про него знать? — Тетя Паша все-таки села на стул, рядом с которым стоял Колька, и положила натруженные руки на колени. — Когда с ним договаривались, тебя еще в проекте не значилось.
— А это когда? — не утерпел Колька. Что он обожал в своей новой жизни — так это тот момент, когда обыденная вещь, вроде того же метро, представала в совершенно другом свете, с той стороны, с которой её никто и никогда из обычных людей не видел. Да и не увидит.
— В старинные года, — передразнила его тетя Паша. — Подумать же можно, Колька? Головой. Когда метро в Москве построили?
— При Сталине? — неуверенно сказал парень, и взглядом попросил поддержки у Германа.
Тот промолчал.
— Вот поколение, а? — посетовала тетя Паша. — Ничего не помнят, ничего не знают и учиться ничему не хотят. Одни гаджеты на уме да развлечения всякие.
— Ой, тетя Паша, ладно тебе, — все-таки заступился за Кольку Герман. — А то в ваше время о другом думали? Да нам до вашего поколения в последней из названных тобой областей — как до Луны на тракторе!
Тетя Паша усмехнулась и стукнула Кольку кулаком в бок.
— При Сталине, при Сталине. — Как видно, у нее и впрямь была бурная молодость, поскольку комментировать слова Германа она не стала. — Метро строить начали в 1931 году. Ну как строить? Экспериментировали в районе Русаковской улицы, искали идеальные варианты. А вот в 1933 уже начали большое строительство, Великий Поход. Генплан утвердили, первую линию разметили и даешь! Сначала поверху копали, а уж потом вглубь зарылись, тоннели повели.
Тетя Паша замолчала, на лице ее гуляла улыбка — видно, хорошее вспоминалось.
— А после? — негромко спросил Пал Палыч.
— А после все юзом пошло, — уборщица перестала улыбаться. — То зальет все, то плывун, то обвал. И страх еще начал народ брать. И кого — это комсомольцев-то? Там такие сорвиголовы были — кто на гражданской повоевал, кто в ЧОНе служил, а остальные, кто помоложе — ни бога, ни черта не страшились, беззаветный был народ. А тут — прямо не пойми что твориться начало. С ума люди сходить начали, на стены бросаться. И — пропадать. Тут-то Глеб Иванович и подключился к этому вопросу. Тогда — не то что сейчас, тогда «твое-мое» не проходило! Общее дело было, одно на всех. Он хоть и не в отделе был официально, но делами его занимался.
Колька завертел головой — кто такой был Глеб Иванович, он не знал.
— Бокий, — пояснила тетя Паша, верно оценив его взгляды.