— И это зеркало из таких? — уточнил Колька.
— Зеркала, дружище, зеркала, — похлопал его по плечу Герман. — Числом три, все висят на третьем этаже. Я их сразу срисовал. Остальные — для отвода глаз. Ну, кроме еще одного, на которое у меня особые планы.
Тут он замолчал, явно не желая ими делиться до поры до времени.
— Фигня какая-то, — возмутился Крылов. — Сидим тут уже часа три — и ничего не происходит.
— Да как же не происходит? — невозмутимо ответил ему Герман, туша сигарету в кулечке, который он свернул из бумаги. — Вон, в зеркало за спиной глянь. Только повернись резко.
Колька решил не отставать от питерского сыскаря и повернул голову одновременно с ним.
Хмель с него слетел почти сразу. В зеркале, что висело у них за спиной, стояла женщина лет сорока, одетая по какой-то очень старой моде и с огромным кулоном на груди. Она неприязненно смотрела на расположившихся на лестнице оперативников и что-то шептала, это было понятно по шевелящимся губам.
Заметив, что живые уставились на нее, она погрозила им пальцем, после чего исчезла в стеклянной мути.
— Твою-то мать, это кто был? — Серега стер пот, выступивший у него на лбу.
— Не похожа эта, — Колька показал пальцем себе за спину, — на ту, что нам описывали. Та вроде как молодая, а этой сто лет в обед.
— А это и не она. — Герман сохранял спокойствие. — Эта дама из другой сказки, она в зеркале закрыта, я ее еще час назад приметил. Полагаю, что вот как раз эта-то гражданка — она натуральный местный житель, который отсюда никуда и не девался. Я в этом просто-таки уверен.
Он встал и вплотную приблизился к зеркалу, в котором снова появилась женская фигура, спустя пару минут он даже приложил к нему руку, которую перед этим держал в кармане.
В этот момент до слуха сыскарей донесся какой-то шум с верхних этажей. Это были обрывки музыки и топот ног.
— Вот и началось основное веселье, — с довольным видом сообщил напарникам Герман, обернувшись и убирая что-то в карман. — Так сказать — понеслось по трубам. Так, все всё помнят?
— Не есть, не пить, — бодро доложил Колька, трогая под мышкой свой пистолет. Доверия к верному оружию за последние полгода у него поубавилось, но все-таки он его таскал с собой, игнорируя шутки коллег о юношеском инфантилизме. Но, если честно, то только и ждал, когда ему дадут такой же нож, как у Германа. Он, похоже, был полезней табельного «Макарова».
— Не верить, не бояться, не просить, — хмуро добавил Крылов. — Гер, неохота мне к ним идти. Они же мертвые бог весть сколько лет. Может, на лестнице управимся?
— Фиг знает, — легкомысленно махнул рукой Герман. — Но, если чего — ты можешь и не ходить. Вон с ней оставайся.
Он показал на зеркало, в котором снова маячила немолодая женщина в кофточке под горло и длинной юбке.
— Ну уж нет! — замахал руками Крылов. — Я лучше с вами!
В этот момент по лестнице зацокали каблучки — кто-то спускался сверху, и этот «кто-то», судя по легкости шага, явно был женщиной.
В пролете мелькнуло что-то белое, видимо, платье, и в этот момент Герман громко сказал:
— Мы уж вас заждались. Нет, женщинам позволительно опаздывать на свидание с мужчиной, но это если он один и влюблен. А нас все-таки трое, и мы не ваши любовники, к сожалению.
Цок. Цок. Бег замедлился, стал шагом, и секунду спустя сыщики увидели молодую и красивую девушку, с пышными, изящно убранными волосами, одетую в платье, наводящее на мысли о давно ушедшем времени. Она смотрела на них, но ни один из мужчин не смог поймать её взгляд.
— Трое, — мелодично прозвучал ее голос. — Трое — не нужны. Мне нужен один.
Она поднесла пальчик с золотым массивным кольцом к губам и стала переводить глаза с одного оперативника на другого.
— Только оптом, — возразил ей насмешливо Герман. — Увы.
— Не знаю такого слова, — небрежно ответила девушка. — И ты мне не нужен. Скройся. И ты, мальчик, тоже. Мне нужен вот этот, крепкий, сильный. Иди ко мне.
Она указала на Крылова, а после поманила его к себе.
— Не-не. — Серега сжал в кулаке амулет Германа. — Я без пацанов не пойду. Это неправильно. Лучше ты к нам спустись. У нас и коньячок есть. Да не боись, мы не «чубаровцы» какие. Солдат ребенка не обидит.
— Вот это правильно, — одобрил его слова Герман. — Идите к нам, мадмуазель.
Девушка явно не понимала, что происходит. Она махала руками, как будто что-то стирала со стола, бормотала себе под нос какие-то слова, — но натыкалась лишь на насмешливый взгляд Германа.
— Никак? — наконец сочувственно спросил он у нее. — Эх, беда, беда.
— Кто ты? — по лицу девушки как будто пробежала рябь, такая, какая бывает на воде при усилении ветра. — Ты не чародей, я это вижу.
— Ну так и ты не этих кровей, — заметил Герман. — Ты зачем людей за собой уводишь, малахольная? Зачем их губишь? Не так, как должно, поступаешь, нет у тебя права на подобные вольности. Твое место — за зеркалом, и власть твоя может быть только над теми, кто сам, доброй волей или по глупости по коридору свечей туда придет. А сюда тебе ходу нет.
— Я сама решаю — куда идти и кого забирать, — глаза девушки сузились.
— Да ты что? — Герман насмешливо нахмурился. — Ну так попробуй это сделать со мной. Ну а если не выйдет, то…
Красавица застыла, закусила губу, а после, развернувшись, припустила вверх по лестнице.
— За ней, — скомандовал Герман, поморщившись. — Эх, не вышло все тут решить, на месте. Несговорчивая попалась. Ей же хуже, сама виновата.
Договаривал он уже на бегу, прыгая через ступеньку.
На третьем этаже громыхала струнная музыка, исполнявшая какой-то древний танец — может, кадриль, а может, и полонез.
Несколько зеркал ярко мерцали, создавая причудливую картину светотени в темном коридоре. В свет одного из них и кинулась беглянка.
— Ну, парни, нас ждет галантный век, — залихватски сообщил друзьям Герман и последовал за ней.
Хлоп — и по лицу Кольки, спешащего за своим наставником, как будто размазалась какая-то холодная и влажная пленка, тут же по ушам хлестнула оглушительная музыка с визжащими скрипками, а в нос шибанул спёртый запах горящих свечей и одуряюще пахнущих духов.
— Добро пожаловать ко мне в гости, — прозвенел колокольчиком девичий голос. — Теперь вы в моем мире!
Жительница зазеркалья стояла в центре огромной залы, по которой под музыку кружились пары. Все это навеяло Кольке воспоминания о длинном старом фильме «Война и мир», там он видел нечто подобное. Эполеты, камзолы, платья до пола, люстры вон со свечами. Забавно!
— Так доброй волей, без твоего участия и через твое зеркало. — Герман и не подумал смущаться или пугаться. — Ты думай лучше, что с нами делать будешь? Власть твоя над зеркалами — только до рассвета, а потом всё, конец ей. Ну как мы живы до восхода останемся и отсюда не уйдем? А так оно и будет, поверь. И что тогда? Красавица снова закусила губу и махнула рукой, после чего в зале заметно потемнело. Это погасли три зеркала, из которых струился яркий поток света.
Танцующие пары поблекли и стали больше напоминать тени. Они никак не реагировали на гостей, знай кружились по огромной зале.
— Ну и? — пожал плечами Герман. — Ничего же не изменилось. Мы не принадлежим этому миру, и ничего ты с нами сделать не сможешь. Золотко, ты откусила кусок, который не сможешь прожевать.
Девушка ничего ему не ответила и уставилась на Кольку.
Тот наконец поймал ее взгляд и автоматически отметил, что глаза зазеркальной красавицы воистину прекрасны, их голубой свет притягивал к себе. Его лицо как будто опутала тончайшая паутина, а в ушах раздался шепот, правда, слов он разобрать не смог.
Парень потер лицо и все закончилось.
— Да кто вы такие? — как-то совершенно по-человечески возмутилась девушка.
— Мы потомки тех, кого призвал на службу Брюс, — с достоинством ответил Герман. — Ты ведь про нас слышала, еще в той, настоящей, жизни.
— Довелось, — по ее лицу вновь пробежала рябь. — Но я все равно вас не отпущу. Да, мой дом погибнет, но и вы из него не выберетесь. Это зеркала работы семейства Торильо из Лекко. Они не так просты, как ты думаешь. Вы будете веками скитаться по лабиринтам отражений, но не найдете дорогу в свой мир.
Колька не знал почему, но как-то сразу ей поверил.
— Вот ты вроде и красивая, но — глупая, — огорчился Герман. — Это я тебя не обидеть хочу, а просто факт констатирую. С каждым шагом ты свое положение все ухудшаешь и ухудшаешь. Казалось бы — чего нам еще там, на лестнице, не договориться? Дала бы ты мне слово, что закончишь свои визиты в мир живых — и всё. И развлекайся тут, на балу пляши, дурачков с той стороны рамы пугай. Нет, не захотела. И сейчас по-доброму разойтись не желаешь.
— Мне нужна живая сила. — Лицо ее перекосилось, потеряв красоту. Оно стало похоже на маску, причем страшненькую. — Мне она пришлась по вкусу.
— Это-то понятно, — кивнул Герман. — Еще бы. Вот только не дело это. Живым живое, мертвым — мертвое. Живешь ты в зеркале — так и живи, не лезь не в свой мир.
Девушка подошла к нему, встав лицом к лицу.
— Я тебя заберу, воин. Я не умру, я сильная. Я буду стоять за вашими спинами в зеркальных лабиринтах, я буду ждать, когда вы ослабеете и призовете смерть. Она — не придет, а я — приду.
— Я, я, я. «Я» — последняя буква алфавита. Нет, нельзя с тобой по-хорошему, — печально сказал Герман, быстро и ловко достал из кармана маленькое зеркальце и поднес к ее лицу. — Вот она. И она — твоя.
В руке его как будто на секунду оказался прожектор, он сверкнул лучом света, и Серега с Колькой увидели, что к компании добавился еще один персонаж — та самая немолодая женщина из зеркала, которая так их перепугала на лестнице.
— Как договаривались, — показал на красавицу пальцем Герман и повторил: — Она — твоя.
— По какому праву ты пришла в мой дом? — требовательно, высоким голосом спросила пожилая женщина. — По какому праву ты наводишь в нем свои порядки?