— Ну да. — Колька вздохнул. — Запомнить-то он все запомнил, жаль только понял не все…
— Ничего, на месте разберешься, — и Пал Палыч уверенно двинулся в снежную тьму.
Чем ближе сотрудники отдела подходили к темно-красному забору, тем пронзительней дул ветер, крутя маленькие снежные буранчики у них под ногами и толкая в грудь. Когда они почти вплотную подошли к нему, у Кольки внезапно заледенели кончики пальцев, причем ни с того ни с сего. Он поднял руку и потряс ей.
— Ага, уловил холод Ночи, — услышал он сквозь свист ветра голос Пал Палыча. — Ну вот, значит, ты точно наш, отдельский. Есть у тебя чуйка на экстраординарные явления, очень хорошо. Можно и без нее, но так спокойнее. Считай, что врасплох тебя уже не застанут.
А Колька тем временем вспомнил, что верно, такое несколько раз и случалось. В метро и на кладбище, причем на кладбище у него не то что пальцы, а вся кисть руки тогда заледенела. Стало быть, это маячок был, а он-то подумал…
Пал Палыч глянул на Кольку и внезапно спросил его:
— Ну, откуда они выходили на охоту?
«А я знаю?» — чуть не ответил Колька, но промолчал, походил вдоль кирпичной кладки, проваливаясь местами в снег, и понял, что, скорее всего, это место тут, рядом с этим чахлым деревцем. Откуда пришло это знание, он не понял, но решил, что интуиция есть интуиция. Не стоит с ней спорить.
— По ходу, здесь, — ответил Колька оперативнику и успел увидеть одобрительную улыбку, скользнувшую у того по лицу.
— Верно, — подтвердил Пал Палыч. — Следов, по крайней мере визуальных, здесь нет, да и быть не может. А вот эманации зла еще остались, и ты их учуял на уровне рефлексов. Молодец, со временем хорошим оперативником можешь стать.
— И чего теперь? — Кольке была приятна похвала коллеги, что уж тут скрывать. — Ну вот эти эманации остались, но мы же сами сквозь забор не пройдем?
— Конечно, сами не пройдем, — не стал спорить оперативник. — И по этой причине позовем-ка мы к себе сюда проводников.
Пал Палыч достал из сумки, висящей на плече, какую — то запечатанную мензурку, вынул из нее пробку, пробормотал себе под нос что-то на неизвестном Кольке языке и плеснул мутную жидкость на забор.
Снежная пелена окутала место, куда попало содержимое мензурки, повисела там около минуты и опала, оставив что-то вроде марева, сквозь которое было видно деревья на той стороне забора, так, будто в нем дырку пробили.
— Ух ты! — Колька аж открыл рот. — А это чего это?
— Цыц! — жестко произнес Пал Палыч. — Стой, смотри и молчи.
Марево колыхнулось, и сквозь него прошли две старушки, самые что ни на есть обычные, в черных платках, сгорбленные, разве что только без авосек в руках и одетые как-то очень легко, не по сезону, в шерстяные кофты, длинные юбки и платки, полностью скрывавшие лица. А вот верхней одежды не наблюдалось вовсе — ни пальто с побитыми молью воротниками, ни пуховиков китайских, универсальных. Колька хотел было этому удивиться, но тут заметил, что старухи эти еще вроде как слегка прозрачные, сквозь них забор проглядывает. Тут и понял он, кто прошел через марево и на их зов пожаловал.
Да еще и холодом его обдало изрядно. Когда старухи прошли сквозь эту пелену, к обычному зимнему ознобу добавился какой-то другой, странный, незнакомый до этого, он как будто обжигал парня изнутри и колол тысячей иголок.
Крючковатые носы, торчащие из-под платков, слегка зашевелились. Возникало ощущение, что эти существа принюхиваются, так же как голодный человек с удовольствием вдыхает запах еды.
— По какому праву вы сегодня забрали тех, кто принадлежит этому миру? — негромко, но очень отчетливо проговорил оперативник. — По какому праву или по чьей воле?
— Они пошли с нами добром, — сказала та старуха, что стояла слева, голос у нее был глухой и какой-то дребезжащий. — Они сами дали нам власть над своими именами.
Она явно не оправдывалась, а просто деловито сообщала то, что сделанное есть ее право. Право мертвого на жизнь живого.
— Они дети, зла не делавшие и его не ведавшие, нет у вас власти ни над именами их, ни над волей, ни над судьбами, — грозно сказал оперативник. — И вы знаете, что вам грозит за такое бесчинство.
— Нам не нужно разрешение для того, чтобы получить чью-то жизнь, — ухмыльнулась правая старуха. — И ты это прекрасно знаешь, судный дьяк.
— Знаю, — согласился Пал Палыч. — Но знаю также, что грозит вам за то, что три невинные души забраны были обманом. И не сомневайтесь, весть об этом будет донесена до нужных ушей.
Старухи гадко заулыбались, а Колька в этот момент приметил, что внутри у них не только прозрачность имеется, но и чернота какая-то, будто сгусток тьмы или клякса чернильная там сидит.
— А что твой спутник молчит? — вдруг сказала левая старуха. — Как тебя зовут, молодец?
Колька по простоте душевной и по привычке чуть было не брякнул свое имя, на что, видать, у подлой старушенции и был расчет. Но — удержался и только зубом цыкнул, — мол, не про твою призрачную душу имя мое.
— Хитер да умен — два угодья в нем. — Правая старуха прищурилась. — Ладно, пусть так, о твоем спутнике, судный дьяк, мы после поговорим. А что до деток малых — твоя воля. Иди, да и забери их, коли сможешь. Как идти да куда — ты знаешь. И что там тебя ждет — тоже.
Старухи дружно повернулись и убрели обратно, в марево. Пал Палыч вздохнул и двинулся за ними, Колька же последовал за старшим товарищем.
— Ты куда? — Оперативник повернул голову и шикнул на него. — Здесь оставайся!
— Вот еще. — Колька нахмурился. — А если что — кто спину тебе прикроет?
Пал Палыч явно сначала хотел еще раз ругнуть Кольку за настырность, но по его виду понял, что тот скорее помрет, чем отступит.
— За мной идешь, след в след, и там ни полслова с кем-то кроме меня. Понял? — сурово приказал он парню. — Отвечай уже!
— Чего не понять, — ответил Колька, обрадованный тем, что его не послали куда подальше. Хоть и жутковато, конечно, лезть в эту дрожащую белесой дымкой дыру, но ждать здесь Пал Палыча куда жутче. Или, не приведи Господь, потом всю жизнь себя корить, что с ним туда не пошел…
Никаких эмоций при прохождении сквозь дырку в заборе Колька не испытал, сначала ничего не почувствовал, а после не до того стало, уж очень забавно все с другой стороны выглядело. Забавно, странно и неправильно.
Во-первых, тут была не зима — здесь была осень, причем поздняя — деревья лысые стоят, снега нет и небо серое. Во-вторых, — тут почему-то был вечер, хотя с той стороны уже была почти ночь. И, наконец, в-третьих, — здесь дома по-другому не только стояли, но и выглядели. И людей совершенно не было. Ну что значит по-другому? Не так, как в том мире, откуда Колька только что пришел.
— Палыч, а это как так? — прошептал он, уже забыв, что ему оперативник наказывал.
— Это? — Пал Палыч внимательно оглядывался вокруг. — Это, приятель, другая реальность. И если ты меня еще раз по имени или отчеству назовешь, я тебя в ней брошу навсегда, дурака такого.
— Ой, блин. — Колька искренне расстроился своей глупости. — Я не подумал.
— А вот в это сразу верю, — не усомнился Пал Палыч. — Мы с тобой сейчас в другом городе, в другой Москве, в той, где время остановилось навсегда. Время, друг мой, оно странная штука. У нас, там, оно идет и не останавливается, минута за минутой, час за часом. Но это не значит, что каждая из прошедших минут исчезает бесследно. Представь себе аппендикс — раньше или позже он набивается всякой чепухой, воспаляется и его удаляют. Вот и у времени есть такой аппендикс, в нем оседают какие-то образы, дела, воспоминания. И в том числе призраки, которые являются населением этой реальности. Наверх их не взяли, вниз тоже, а быть им где-то надо, вот они и облюбовали эту местность. Тут тихо, спокойно и в нашу реальность шастать можно, при благоприятном сочетании звезд. Слава небесам, что такое бывает нечасто. Хотя, конечно, не все призраки живут тут — кто-то прикован к своему бывшему жилищу или, например, просто не желает здесь быть. И вот еще — не все они агрессивны, не все местные жители норовят человека прикончить, ты это помни. Не все — но очень многие.
— А эти старухи?
— А это такая погань, которую обязательно надо уничтожать, — очень серьезно сказал ему Пал Палыч. — Но здесь у нас на это шансов нет, может, потом их выцепим и развоплотим. Да и не до них сейчас, надо выручать ребятишек.
— Сначала их найти надо, — растерянно сказал Колька. — Вот только как?
— А ты приглядись. — Оперативник ткнул пальцем в булыжную мостовую, на которой они стояли. — Повнимательней глянь.
Колька уставился на серые камни и увидел три светящиеся ниточки, причем если одна из них светилась более-менее ярко, то две других еле мерцали.
— Твари, — сквозь зубы процедил Пал Палыч. — Они двух мальчишек уже почти выпили! Давай, руки в ноги!
Слово с делом у оперативника не расходилось, и он очень быстро зашагал по мостовой. Колька припустил за ним и, поразмыслив, задал все-таки вопрос, который просто вертелся у него в голове, не давая покоя.
— А это что, любой сюда может попасть? Если знать как?
— Нет, — ответил ему Пал Палыч. — Никто сюда попасть не может, это место для теней, а не для людей с горячей кровью. Здесь можно оказаться только в том случае, если тебе дал такое разрешение кто-то из обитателей этой реальности. Мальчишек привели старухи, они же пригласили сюда нас, и это наше уязвимое место — мы по факту заключили с ними сделку, пусть и без взаимных обязательств. Вот только выбора не было, что поделаешь.
— Ну если мы ничего им не обещали и обязательств никаких нет… — Колька хмыкнул, как бы подразумевая, что если он кому чего и должен, то готов простить эти долги.
— Это не люди. — Пал Палыч ускорил шаг. — У них другие понятия и о долгах, и о морали, помни это всегда.
— А вот ты сказал, что сюда нам хода нет, а как же тогда ты проход открыл?
— Одно дело его открыть, другое — в него войти, — наставительно ответил Кольке оперативник. — Я его активировал и заклинание вызова сущностей сказал, а пустили нас сюда они сами.