Самое обидное — колдобина, в которой они сели, оказалась чуть ли не последней, дальше дорога была, конечно, не как на Рублевке, но все равно — более-менее.
Колька было заикнулся по поводу того, что можно пойти попробовать вытолкнуть микроавтобус, но Герман только отмахнулся, посоветовав ему не валять дурака, непонятно добавив: «Раз уж распорядились нами так — чего зря дергаться?».
Поразмыслив, парень пришел к выводу, что кто-то, видно, за ними наблюдает, по крайней мере, Герман думает именно так. Он поозирался вокруг, но никого не приметил — слева пустынное поле, справа подлесок, в котором тоже ни души — среди невысоких березок особо не спрячешься, особенно сейчас, когда нет листвы. Ну кроме сороки, которая застрекотала, как будто поняв, что Колька на нее смотрит, взмахнула крыльями и полетела над лесом.
Маленькая деревенька, видимо, та самая Волоховка, появилась перед напарниками часа через полтора, когда они уже порядочно перемазались грязью и даже немного продрогли — весна-то она весна, но ветерок иногда поддувал вполне себе прохладный.
— Н-да. — Герман окинул глазами маленькое поселение, домов из двадцати. — Типичная среднерусская деревенька, из тех, что называют «уходящей натурой».
— А там вообще живет кто-нибудь? — Колька вовсю глазел на покосившиеся дома из почерневших бревен. — Какая-то она… Нежилая, что ли?
— Окна не заколочены — стало быть, живут, — уверенно сказал Герман и зашагал к крайнему дому. — Пошли, воды попьем и получим стартовую информацию.
Надо заметить, что налет легкой шутливости и даже где-то придурковатости с Германа сполз так, как змея сбрасывает старую шкуру. Он сейчас напоминал Кольке бойцового пса, который подобрался перед схваткой, превратившись в комок мускулов. Плохо только, что своими опасениями он не хотел поделиться с ним, неправильно это было, надо же понимать, чего ожидать? Впрочем, может, просто он не хотел его, Кольку, пугать?
— Хозяева! — гаркнул оперативник, подойдя к невысокому дощатому забору и без излишней скромности открыв калитку. — Есть кто в доме?
— Кто-нибудь да есть, — послышалось из дома, и на пороге, скрипнув входной дверью, появилась невысокая, опрятно одетая старушка в белом платочке на голове. — Чем обязана?
Колька не удержался от улыбки — с учетом сегодня узнанного, она должна была сказать что-то вроде: «Чего тебе надобно, добрый молодец?».
— Добрый день, почтенная, — учтиво сказал Герман. — Нам воды бы попить.
— Так колодец в трех домах отсюда есть, — ткнула пальцем старушка. — Там и ведро в наличии. И попьете, и почиститесь, а то вон как замарались, даже смотреть страшно. И не бойтесь мимо него пройти, он у нас в глаза всем проезжающим и проходящим бросается.
Как будто подтверждая ее слова, застрекотала сорока, которая, оказывается, сидела на печной трубе, торчащей на крыше.
— Так неудобно из ведра-то черпать. — Герман обаятельно улыбнулся. — И потом — вода холоднющая. Нам бы теплой, а то застудимся.
— Так откуда ж ее взять-то? — всплеснула руками старушка. — У нас тут центрального отопления нет, а баню я нынче не топила, мне это без надобности. Да и не пускаю я в нее абы кого, уж не обижайтесь.
— Да какие обиды? — отмахнулся Герман. — Ладно, пойдем мы тогда.
Он было уже собрался закрыть калитку, как хлопнул себя ладонью по лбу и снова повернулся к старушке, пристально смотрящей на него.
— Чуть не забыл. — Герман даже покачал головой влево-вправо, как бы сетуя на ослабшую память. — Я чего хотел еще спросить. Тут мой приятель где-то обретаться должен, Валерой зовут. Длинный такой, худющий, молодой. Не знаете, часом, в каком доме он остановился?
— Да что ты, что ты! — даже замахала руками старушка. — У нас тут если и появляются молодые люди, то только совсем уж летом. Эти, как их… Поисковики. «Черные копатели».
— Ух ты, какие вы слова знаете, — поразился Колька.
— Так не в глуши живем, — с достоинством ответила старушка. — Смотрим новости и другие программы.
Она ткнула пальцем в направлении крыши, где Колька увидел белую тарелку спутниковой антенны.
— Не было — и не было. — Герман вроде бы как даже не был сильно удивлен. — Может, мы его опередили просто?
— Может, — покладисто согласилась старушка. — А может, и друг ваш чего перепутал, у нас места-то тут такие, заплутать запросто можно. А ну как он вообще в Капустино поехал?
— Точно. — Кулак Германа ударил в Колькино плечо, тот удивленно ойкнул. — А что, запросто Валерка перепутать мог! Спасибо тебе, мать, подсказала. А зовут-то тебя как?
— Так чего меня звать? Вот она я. — Старушка сузила глаза. — Имя дело такое, не стоит его попусту трепать. Ну все, странники, идите себе к колодцу, да в Капустино ступайте, за другом своим.
— Ну да, ну да, — заторопился Герман. — Идем.
Он закрыл калитку и зашагал размашистым шагом вперед.
— А ты хоть знаешь, где это Капустино? — еле догнал его Колька. — А?
— Какое Капустино? — негромко ответил ему Герман. — Нет здесь никакого Капустина поблизости, бабка нам обоим глаза вовсю отводила и, заметим — очень умело. Кабы на нашем месте простой прохожий был, я бы за его жизнь гривенника не поставил. Это ж не ведьма была, а бесовка. И наглая какая, даже имя этого охламона пропавшего оспаривать не стала. Ох, Ровнин, если выберемся отсюда, то я тебя на такую проставу разведу! Ты поллитрой не отделаешься, даже не надейся.
— А в чем различие? — на ходу спросил Колька. — Ну ведьмы и бесовки?
— У одной душа есть, потому что она злу не предалась, она нечто третье между Светом и Тьмой, а у второй ее нет, потому что она пошла в оплату за выданную ей силу, — совсем уже негромко пробормотал Герман. — А тебя, я гляжу, тоже не сцепило? Это почему? Я уж думал, придется тебя за ноги хватать, чтобы невесть куда не убежал.
— Не знаю, — только сейчас удивился этому факту Колька. — Может, из-за мешочка, что мне Аникушка дал?
— Так и носишь его? Он у тебя его не отобрал? Надо же, — удивился Герман. — Молодец, так держать.
Тут они наткнулись на колодец, о котором говорила старуха. Он и впрямь выглядел инородным телом в этой деревне — эдакое смолисто-желтое пятно среди черных бревен домов.
— Почиститься — почистимся, — прошептал Герман. — А воду из него пить не смей.
— Чего так? — опечалился Колька. Во рту у него как будто наждаком прошлись, и холодной воды хотелось невозможно. А еще лучше — пива.
— Мы не знаем, что это за колодец и что в нем за вода, — зашипел Герман. — Мозги включай хоть изредка. А если это вообще не колодец, а морок, и в ведре нам невесть какой настой поднесут? Никогда не ешь и не пей того, в чем не уверен на сто процентов, тем более в таких местах.
Оперативник бросил ведро в колодец, дождался мелодичного «плюх» и начал вращать скрипучий ворот.
— Слушай, если все так непросто, то, может, позвонить в отдел, наших предупредить, что тут ситуация изменилась? — предложил Колька. — От греха?
— Давай-давай — одобрил Герман, подцепляя рукой дужку ведра. — Хо-о-орошая идея!
Колька вынул из кармана телефон и понял, что оперативник, по традиции, шутки с ним шутит. Сигнала не было вовсе, будто спутники и вышки операторов огибали стороной маленькую Волоховку, рассудив, что местным жителям связь с Большой Землей не нужна.
— Капец какая холодная. — Герман черпал горстью воду прямо ведра и затирал ей грязные пятна на своих джинсах. — Как бы радикулит не получить.
— Ну нафиг. — Колька глянул на красно-синие руки Германа и поежился. — Мне в Кремль на прием не идти, я и так похожу.
— В машину грязным не пущу, — мстительно заявил оперативник. — Даже не мечтай.
— А я портки сниму и в труселях поеду, — хмыкнул Колька. — Дам с нами нет.
— Что ж это ты, лихоимец, делаешь! — раздался визгливый вопль. — Из общего ведра — и грязь свою! Чтобы тебе пусто было, чтобы тебя бородавки задавили, чтобы…
— Хорош орать, — остановил злословие невзрачной бабенки средних лет, стоящей около колодца с пустым ведром, Герман. — Тем более пустые твои проклятия, тетка, от них даже комар не чихнет. Нету у тебя силы, я это чую. Старуха из крайнего дома тебя послала?
— Какая-такая старуха… — неуверенно начала бабенка и осеклась, увидев уже знакомый Кольке серебряный нож. — Она.
— Я-то думал тут ведьмы живут, а тут кубло гадючье, — задумчиво протянул Герман. — Как-то так.
— Одна она здесь, бесовка эта, — проговорила бабенка. — Пришла три года назад сюда, лешего нашего подчинила себе, потом Власия, хозяйка ковена нашего, пропала как в воду канула. Остальные-то девоньки у нас молоденькие, куда им с этой тягаться.
— А ты что же? — Герман убрал нож под куртку. — Ты-то не молоденькая, я погляжу.
— Да уж, не молоденькая. — Колька моргнул — показалось ему, что некрасивое, но нестарое еще лицо селянки на миг стало лицом древней старухи. — Только вот силы у меня нет, забрали ее у меня, еще при царе-Освободителе забрали. Сцепилась я с одной залетной, гордыня меня, вишь, обуяла, захотелось доказать этой лярве французской, дуре картавой, что наши онучи ихних не вонюче.
— Доказала? — почти дружелюбно уточнил Герман.
— Доказала, — вздохнула селянка. — Только вот вышло все криво да косо, погорячились мы с той Жаклин. В соседней деревне пять домов сгорело, и в наш лес я вообще полвека потом ходить боялась. Да и по сей день леший мне той поваленной березовой рощи не забыл, как видит, сразу пенять на этот давний грех начинает. Француженка в дом скорби загремела, а я силы навек лишилась. Выгорела она у меня вся, сила-то, до донышка. Вечная жизнь осталась, облик остался вот этот, — а силы нет. Так вот и живу, небушко копчу. А сейчас и вовсе в служанки к этой твари бесовской попала. А куда деваться? Она бровью поведет — и все, конец мне, истаю, как снежная баба по весне.
— Так в чем же дело? — Герман широко улыбнулся. — Помоги нам, ты же поняла, кто мы такие есть. Ведьм без нужды мы не трогаем, ты это знаешь, а вот бесовки — это другое дело. Это наш профиль. Девки-то ваши не успели начудачить, крови нет на них?