Кольке сильно понятнее не стало, хотя кое-что и встало на свои места.
— Что было дальше? — нетерпеливо спросил Пал Палыч. — Что Бокий сделал?
— Метро не Каганович придумал, и не Сталин. — Тетя Паша снова стала прежней, привычной. — Его еще Брюс спланировал, между прочим. И строили его территориально по тому плану, который именно он разметил. Они и сами этого могли не осознавать — но это так. И еще — Якоб Виллимович предупреждал в своих записях, что под городом, в глубине, есть нечто, и это нечто полноправный владелец тех мест. Тьма и тоннели под Москвой — его вотчина, и нельзя там что-то делать, прежде не задобрив эту сущность.
— И Бокий рассказал об этом кому следует? — уточнил Ровнин. Было видно, что эту историю целиком он тоже слышал впервые. — Ему поверили?
— Поверили, конечно. — Тетя Паша тихонько рассмеялась. — Ему — верили. И еще — боялись, как раз потому, что верили. Вот и приговорили потом «особым порядком», чтобы убрать быстро и тихо. И его самого, и людей, которые шли за ним.
— А я слышал, что не его тогда расстреляли, — заметил Герман, который, судя по всему, про этого самого Бокия кое-что знал. — Мол, какого-то уголовника шлепнули, а Глеб Иванович потом аж до семидесятых прожил.
Тетя Паша промолчала, давая понять, что эту тему она обсуждать не станет.
— Не суть. — Ровнин недовольно глянул в сторону оперативников. — Что случилось после?
— Глеб Иванович пошел туда, в тоннели. — Тетя Паша поёжилась. — Я была тогда в его кабинете, когда он решение об этом принимал. Барченко против был, он считал, что с такой сущностью лучше не договариваться, что легче его жертвами задобрить. А Бокий сказал: «Жертв не напасешься. И делу это вредить будет, первая линия метро должна быть сдана к тридцать пятому году. Значит — надо договариваться». И пошел.
— Один? — Герман аж глаза выпучил.
— Нет, — помотала головой тетя Паша. — Кто бы его одного отпустил? С ним Цибизов пошел, из 9 отделения, и Риза Хильми. Оба мужики большого риска, и опыта немалого. Что характерно — за Бокием были готовы идти в огонь и в воду. Хотя — у нас все такие были, потому и не осталось почти никого после тридцать седьмого года. А кого и раньше в расход вывели. Помню, в тот вечер Бокий все жалел, что Яшку Блюмкина расстреляли. Очень он ему доверял и очень уважал.
Кольке все эти имена почти ничего не говорили. Про Блюмкина, правда, он что-то слышал… Или видел? Там что-то с Есениным у этого Блюмкина было. То ли он был его друг, то ли наоборот — враг.
Но, судя по лицам оперативников, эти рассказы старенькой уборщицы производили на них серьезное впечатление.
— В ночь они и ушли, — продолжала между делом свое повествование та. — А вернулись утром. Все трое. Видок у них был — не дай бог еще раз такое увидеть. Ну и в грязи перемазались, конечно, мы потом с Лидкой их одежду отстирывали. Но — дело сделали. Договорились они с Хозяином подземелий о том, что он будет забирать себе одного человека в год, да еще заблудившиеся в метротоннелях тоже все его будут. Но только заблудившиеся, а остальных — рабочих, обходчиков и всех прочих он трогать не станет.
— Закладная жертва, как ты и говорила, — произнес Ровнин. — Понятно.
— Ну и еще — если будут метро расширять, то Хозяин вправе себе забрать одну дополнительную жертву, — продолжала говорить тетя Паша. — Ну а если это будет широкий фронт работ — то люди снова придут к нему и поговорят.
— И ходили? — немедленно спросил Герман.
— А как же. — Тетя Паша кивнула. — И в шестидесятых, и в семидесятых. В семидесятых, правда, тоже не сразу додумались до этого. Когда очередную ветку потянули, то всё как сейчас вышло.
Пиотровский, который тогда отделом руководил, быстрее сообразил, в чем тут дело. Но он и историю эту знал, в отличие от вас. Ему ее рассказал Эйлер, тот, которого он на посту начальника сменил. А Эйлер ее…
— Ты извини, тетя Паша, что перебиваю, — положил руку на плечо женщины Ровнин. — Так что Пиотровский?
— Тоже в ночи пошел в метро, — понятливо сменила тему тетя Паша. — Тоже с двумя сотрудниками. Тогда в тоннели смысла лезть не было — все стало проще. Хозяин уже поездом обзавелся, тем самым, в который две эти дурочки из газетной статьи сели. Да и сам он был уже не Хозяин подземелий, а Хозяин метро.
— Надо думать — договорился? — утвердительно спросил Ровнин.
— Понятное дело, — подтвердила тетя Паша его слова. — Кабы не так — ты бы про это знал. Правда, на землю из темноты вернулся один Пиотровский, двое его сотрудников там остались. Но договор был подтвержден.
— А теперь он снова нарушен. — Пал Палыч помассировал виски. — Я знаю, что у нас хватает такого, о чем я не в курсе, но иногда диву даюсь — как же этого всего много.
— И что будет дальше? — Ровнин присел на корточки перед тетей Пашей и взял ее руки в свои. — Теть Паша, что будет делать Хозяин?
— Если с ним не продлить договор — станет забирать людей, — как-то даже равнодушно ответила та. — Его аппетит огромен, а сам он ненасытен. Души людей, их страх — его пища, любимая, которая не приедается. Скоро он поймет, что его никто не контролирует, а значит — можно делать все так, как он сам того захочет.
— Тетя Паша, чем его зацепил Бокий? — Ровнин пристально смотрел в глаза пожилой женщины. — Как он его заставил покориться своей воле? С чего Хозяин принял условия договора — он же там, в темноте, в полной своей власти?
В кабинете повисла тишина.
Глава десятаяПод Москвой (окончание)
— Он его обманул, — наконец нарушила ее тетя Паша. — Точнее — запугал и обманул. Глеб Иванович очень хорошо умел такие трюки проворачивать.
— То есть? — удивленно спросил Колька. — Как это?
— Да очень просто, — ответил вместо уборщицы Герман. — Как это всегда и бывает, ничего нового. Мол — перекопаем все твои владения, камня на камне не оставим, потому как нет таких крепостей на свете, которые не могли бы взять большевики.
— Самое забавное, что, если бы взялись — так и перекопали бы, — заметил Ровнин. — Это были не люди, это были титаны. Хорошие ли, плохие ли — но титаны. Мы против них не пляшем даже. Узнал бы тот же Сталин о том, что какое-то чудо-юдо из-под земли не желает жить по советским законам — и срыли бы за пару месяцев весь исторический центр к нехорошей маме. Срыли бы! Чтобы некое подземное недоразумение много о себе не думало и не противоречило марксистско-ленинской теории.
— Да никогда, — невесело усмехнулась тетя Паша. — Людьми мы были одержимыми, но точно не идиотами, а особенно таким не был Сталин. Начитались вы всякой ерунды, вот и несете невесть чего. Из-за пары человек в год сносить центр города? Какая чушь. Но вот направление угадано верно, так оно и было. Тем более Хозяина кое-что напугало и до этого, а именно свет, звук, упорство и размах, с которым строительство велось. Точнее — это его не напугало, но смутило. И он пошел на сделку.
— А остальные начальники? — пытливо посмотрел на тетю Пашу Ровнин. — Они ведь были не Бокий, они были попроще?
— Но не дураки же? — заметила тетя Паша иронично. — Они просто держались той же линии поведения, вот и все. Мол — вот тебе твой человек в год, и не шали. Ты здесь Хозяин, мы твои права уважаем, но — не шали. И все снова довольны. Ну кроме нескольких бедолаг, которые имели глупость сесть в поезд-призрак или тех, кто сдуру поперся в тоннели и заблудился там.
— А почему нескольких? — задал вопрос Пал Палыч. — Речь же шла об одном человеке в год?
— Ну там такая сущность, что для нее разница между одним и несколькими незначительна, — тетя Паша говорила менторским тоном, как будто лекцию читала. — Но это не нарушение договора. Просто если в поезд, который раз в году приходит на «Парк культуры» после полуночи, сядет не один человек, а скажем — три, то Хозяин тоннелей разбираться не станет, всех заберет.
— Ну вот мы и знаем все. — Ровнин снова сел за стол, в свое кресло. — Что делать будем?
— А есть варианты? — удивился Пал Палыч.
— Есть. — Ровнин сложил руки на столешнице, как первый ученик в школе. — Например — ничего можно не делать. В Москве каждый божий день пропадает за сотню человек, и это только учтенных. А еще есть бомжи, гастарбайтеры, просто приезжие без регистрации — этих, думаю, поболе пропадает без следа. В семидесятых такое было невозможно, а сейчас… Десятком человек в год больше, десятком меньше…
— Олег, это не вариант. — Пал Палыч хрустнул пальцами. — Я прекрасно понимаю, что мы можем это дело оставить просто так, без движения, тем более что никаких указаний не было — ни сверху, ни… Не было, в общем. И мы не те ребята, которые работали здесь до нас, мы циничнее, безразличнее, это тоже так. Но… Олег, ты же сам не станешь просто так смотреть на то, что люди пропадают?
— Не стану, — согласился Ровнин. — Но это мой выбор, вы свой делаете сами. Я приказывать в данном случае не буду — дело неофициальное.
— Как же вы все похожи, — негромко и очень печально сказала тетя Паша.
— Ты о чем? — недоуменно глянул на нее Олег Георгиевич.
— Я о том, что, видно, и впрямь вас сюда подбирают. — Тетя Паша встала со стула и подошла к Ровнину. — На самом деле Пиотровский, а потом, в восьмидесятых, и Левитин, почти так же своим сотрудникам говорили. У них тоже не было приказа на разговор с Хозяином, не отдавал им его никто.
— Олег, ты знаешь, я не трус. — Герман, который последние пару минут мялся у окна, наконец решил высказаться. — Я кто угодно — но не трус. Но, прости, здесь без меня. Я под землю не могу.
— Герман, о чем ты? — Ровнин явно очень удивился. — Про тебя сразу речь не шла.
— А я пойду. — Пал Палыч залез в карман пиджака и достал помятую пачку сигарет. — Да и любопытно это.
— И я пойду, — неожиданно для себя сказал Колька. — Трое же всегда ходили, да? Ну вот, значит, и сейчас третий нужен.
— Коля, это не развлекательная прогулка, — очень тихо и очень серьезно сказал Ровнин. — Мы сами не слишком хорошо представляем, куда мы идем и с кем пр