— Ну да. — Пал Палыч покачал головой. — Все же так просто. Они ведь на кладбище стоят.
— Которое никто не перезахоранивал, — подтвердила тетя Паша. — Прямо на кости рельсы клали, на надгробия. Понятное дело, что Хозяин такое пропустить не мог. Это то место, где путь к людям для него наиболее короток. И к нему — тоже. Не знаю, кто название станции этой придумывал, но он как в воду глядел. Для Хозяина эта станция — окно и дверь, он ее любит, он ее бережет, и люди это чувствуют на подсознательном уровне. В войну там сидел наркомат путей сообщения, потом там же первый турникет опробовали. И еще — оттуда ни разу ни один человек не пропал.
— Ну вот и славно. — Ровнин убрал значок в нагрудный карман пиджака. — У меня еще дела есть, я поехал. Паша, встречаемся у южного вестибюля, того, что на внутренней стороне Садового, без пятнадцати двенадцать.
Он подхватил со стола второй значок и перебросил его Пал Палычу.
— А я? — возмутился Колька — Я тоже иду.
— Коля, не валяй дурака, — попросил Ровнин. — Это не самая лучшая идея. Отдай значок тете Паше и дуй к себе, изучай архивы. И потом — ты вечный дежурный или кто?
— Он один из вас. — Тетя Паша скрестила руки на груди и укоризненно глянула на Ровнина. — И вправе принимать подобные решения сам. Олег, ты не хуже меня знаешь, что наши судьбы давно уже расписаны. Если это его доля — он все равно ее найдет. Ну и потом — никто из сотрудников отдела никогда не умирал своей смертью, у каждого из нас свой час имеется.
— А Титыч? — влез в разговор Колька. — Он же вроде сам помер?
— Не верю я в это, тетя Паша, — сморщился Ровнин так, будто гнилой орех раскусил. Вопрос парня он пропустил мимо ушей. — Судьба, фатум… А что до того, что мы все преставимся не в своей постели — ну так у нас и работа такая. Но в долю, в предназначение — не верю, извини.
— Это твое право, — с готовностью подтвердила уборщица. — А идти с вами — его. В предыдущие разы сотрудники тоже доброй волей ходили. При Глебе Ивановиче чуть даже не подрались за право его сопровождать.
— Без пятнадцати двенадцать, Николай, — сдался Ровнин. — И еще — оружие не берите. Я слышал, что Хозяин метро этого не любит.
— Верно слышал, — подтвердила тетя Паша. — А как выберетесь оттуда — сюда приходите, у меня пара поллитровочек «казенки» припасена. Вам оно не лишнее будет.
Южный вестибюль станции «Красные ворота» напомнил Кольке ракушку. Он минуты три глазел на него, пытаясь понять, что вкладывал скульптор в это творение, и не был ли этот ваятель дедом нынешних авангардистов. Если да — то это многое объясняло, в этом случае он ничего в него не вкладывал. Ну, может, только личные средства в покупку тяжелых наркотиков, перед тем как творить начать.
— Это схематичное изображение тоннеля, — пояснил ему незаметно подошедший Ровнин. — Творили в тридцатых, тогда абстракционизма не было, а царил исключительно реализм. Так сказать — что на витрине, то и в магазине. Паша не пришел еще?
— Не видел. — Колька еще раз глянул на станционное украшение — ну да, тоннель. А поди догадайся!
— Вон он идет. — Ровнин убрал в карман портсигар, который было достал. — Паш, ну ты где пропал?
— Нигде я не пропал — Пал Палыч глянул на часы. — До полуночи еще времени вагон.
— А помолчать с суровыми лицами? — Ровнин мягко улыбнулся. — А обменяться понимающими взглядами? А с легкой грустью глянуть на звездное небо?
Из дверей метро выпорхнула стайка длинноногих девушек в коротких юбках. Они со смехом и гвалтом пропорхнули мимо трех сотрудников отдела, и скрылись в теплой московской ночи, оставив после себя запах духов и ощущения нереализованных возможностей.
— Эх! — Пал Палыч глянул им вслед и повертел в воздухе пальцами, как бы говоря: «Где мои двадцать лет?». — Коль, может — ну его? Шел бы ты за ними, по твоему возрасту тебе плясать до утра полагается и одну из этих красавиц сначала нежно в танце за попу трогать, а после к сожительству склонять. Охота тебе была с нами по метро лазать?
— Может — покурим? — Колька глянул на часы и достал из кармана сигареты. — Еще десять минут в запасе есть.
— Упорный, — одобрительно сказал Пал Палыч и взял сигарету из протянутой ему пачки.
Кольке прежде на этой станции бывать не доводилось и он, спустившись вниз, об этом ни капли не жалел. Была она сумрачная, холодная и мрачная.
— Сталинский «ампир», — заметил Ровнин. — С душой подходили к оформлению, что уж там. Это тебе не станции восьмидесятых, те, что высокого залегания с песчаником на стенах. На века творили.
— Неуютно здесь, — пробормотал Пал Палыч.
Перрон был пуст. Ни дежурной у эскалатора, ни людей с зелеными гудящими машинами, ни полицейских, ни пассажиров — никого, кроме сотрудников отдела, на станции не было.
— Как нарочно прямо. — Колька повертел головой. — Где люди-то?
— На горшок сходили и дома спят. — Пал Палыч потрепал его по плечу. — На этой станции и днем народу немного. Она не кольцевая, чего ты хотел?
— Три минуты первого. — Ровнин достал из кармана значок. — Время, однако. Какая там сторона? Левая?
Оперативники направились за ним, зажав свои значки в ладонях.
В молчании они стояли минут пять, потом Колька не выдержал.
— Может, они не работают? — парень покрутил кулаком с зажатым в ней предметом.
Если честно, он чувствовал себя глупо. Ну посудите сами — стоять в метро, сжимая значок, и ждать поезд-призрак — это как минимум тянет на принудительное лечение. Кому расскажешь — засмеют. Нет, он уже много чего такого видел за это время, но тут уже перебор выходит.
— Стой и жди, — невозмутимо ответил ему Ровнин. — Мне другое интересно — как именно эти значки стали ключами? Бокий ходил к Хозяину в тридцать третьем году, а эти уникумы выпущены в тридцать пятом, если не позже. Как они получили такие свойства? Или даже так сформулирую — кто им их придал? В тридцатых в СССР серьезных «делателей» не было. Гурджиев отбыл во Францию, Успенский осел в Британии.
— Да брось. — Пал Палыч глянул на Ровнина. — Это те, про кого мы знаем, а про тех, кто сидел в одиночках на Лубянке, можем и не догадываться. Ну и потом — с Бокия сталось бы еще разок сходить к Хозяину и…
— О, поезд идёт. — Колька заметил свет в тоннеле. — Вопрос — какой? Настоящий или наш?
В душе он был уверен, что это обычный состав. Он уже успокоился, схлынуло напряжение первых минут, да и веры в то, что им надо будет идти к какому-то там Хозяину, было все меньше.
— Наш, — через полминуты сказал Ровнин. — Шума нет. И движения воздуха тоже.
Начальник отдела оказался прав — подобного поезда, который тащил за собой вагоны Колька никогда не видел. Он был с большими круглыми фарами, с какими-то палками, вделанными в его корпус, с рублеными формами и еще с цифрой «9», нарисованной под темным квадратным стеклом кабины. Кто был в кабине, кто управлял поездом — было непонятно, в ней царила непроницаемая мгла.
Вагоны тоже были непривычно незнакомые. Квадратные, со светло-желтым верхом и коричневым низом, они беззвучно подъехали к платформе и гостеприимно раздвинули свои двери.
— Коля, еще раз советую — останься здесь, — мягко предложил Ровнин парню. — Езжай в отдел, жди нас там.
— Светк, вон поезд! — раздался крик от эскалатора. — Давай быстрее, а то потом хрен знает, сколько мы его ждать будем!
— Да елки-палки, как все некстати! — Пал Палыч шагнул в двери вагона. — Олег, давай, а то еще и этих потом придется вытаскивать!
Ровнин открыл рот, чтобы что-то ему ответить, но Колька без всякого почтения толкнул его в вагон и сам последовал за ним.
— Поехали! — рявкнул Пал Палыч, заметив, что компания молодых людей уже бежит к составу.
Неизвестно — то ли время стоянки поезда вышло, то ли кто-то там послушался оперативника, но двери беззвучно закрылись, и состав, мягко качнувшись, тронулся, оставляя позади тусклый свет ламп станции и расстроенно-удивленные лица нескольких парней и девушек, которые только что остались в живых, сами того не зная и не понимая.
— В неотвратимости бытия есть свои плюсы, — заметил Ровнин, опускаясь на скрипнувшее пухлое сиденье вагона. — Теперь нам не надо гадать, что впереди. Мы этого не знаем, зато наверняка можем быть уверенными в том, что обратной дороги нет. Нет, ну какие раньше были удобные сиденья в метро, а?
Колька плюхнулся рядом с начальником и полностью с его словами согласился — очень удобно на этом диванчике оказалось сидеть. Чувствовалось, что внутри пружины, но они не доставляли дискомфорта.
— Тут вообще все другое, — заметил он, попрыгав задом на диване. — И двери вон какие. Массивные, не то что сейчас.
— Это ладно, — отозвался Пал Палыч, севший напротив них. — В Питере вообще в метро двойные двери.
— Да? — в городе на Неве Колька не бывал, хотя и собирался туда когда-нибудь съездить. Туда — и еще в Лас-Вегас, очень ему хотелось побывать в игровой столице мира. Он не был азартен, просто хотелось — и все.
— Формально они вроде для дополнительной безопасности пассажиров такими сделаны, чтобы в случае наводнения вода в вагон не попала. — Ровнин запрокинул голову назад и прикрыл глаза. — А по факту… Там в метро такое водится, что куда нашим страстям-мордастям! Земля ижорская — земля древняя, пока их метро рыли, народу полегло не меньше, чем в финскую войну, причем две трети смертей так и не были идентифицированы и обнародованы. Неудивительно, что там тоннели от платформ железом отделены. Не жестью — железом.
— Небось еще и с примесями серебра, — добавил Пал Палыч. — Да кабы в Питере только в метро все упиралось… Но, знаешь, Олег — лучше уж твари подземные, чем то, что у нас водится. С ними все ясно, а тут…
— Слушайте… — Колька завертелся на сиденье. — А вот еще говорят, что в метро крысы-мутанты есть!
— Коль, слушай поменьше сплетни и слухи по дециметровым каналам, — посоветовал ему Ровнин, не открывая глаз. — Крысы, может, и есть, они везде присутствуют, но мутанты… Чушь это все. И слепые черви длиной в полметра — тоже.