— Все старые зеркала снимут и отправят на чердак, — сообщил ей Герман, как только она закончила. — Это не обсуждается. И ваше, мадам, тоже.
— Ничего не имею против, — сварливо сказала его собеседница. — На плебейские рожи нынешних обитателей дома мне смотреть радости мало. И потом — у меня теперь есть с кем пообщаться, то есть в ближайшие лет сто мне будет не скучно. Из моего дома эта мерзавка уже не выйдет.
Девушка выставила вперед ладонь и что-то выкрикнула, чем очень рассмешила и Германа, и женщину.
— Давай-давай, — посоветовал оперативник ей. — Еще что-нибудь попробуй. Чудо ты в перьях! Это ее дом, и она в нем хозяйка. А ты в него без спросу залезла, как воровка.
— Подумай теперь, что хозяева делают с ворами, когда их ловят, — жестко сказала пожилая женщина окончательно растерявшейся девушке. — Хорошенько подумай.
— Ладно, пойдем мы, — сказал оперативник своей собеседнице и кинул на пол свое зеркальце, которое со звоном разлетелось на мелкие осколки. — Рассвет на носу.
— Прощайте, — та взмахнула рукой, и одно из зеркал засветилось. — У вас есть минута.
— Быстренько! — Герман, как спринтер, взял с места в галоп, добавив на ходу: — Она не шутит.
Как ни странно — и впрямь светало, в окнах не было темноты, там появилась предутренняя серость.
— Не понял. — Серега взглянул на часы. — Это как так?
— Разные миры — разный ход времени, — пояснил Герман. — Надо же, а девка эта и впрямь сильной оказалась. Недооценил я ее.
— Так что, она могла нас ухайдокать? — Колька только глазами захлопал.
— Не совсем так, но по сути — да. — Герман зашагал по направлению к лестнице. — Силу она набрала большую, понимаешь? Видишь ли, если человека попал в зазеркалье, но при этом пришел туда по своей воле и до рассвета остался жив, то происходят три вещи. Зеркало это лопается, хозяин или хозяйка его навеки развоплощается, а человек оказывается в своем, то есть нашем мире. А эта тварь силу взяла большую, народу-то она погубила уже немало. В результате зеркало бы лопнуло, но мы бы сюда не попали, а она не сгинула бы.
— И? — Серегу слегка пошатывало.
— Мы бы побрели по зеркальным мирам в поисках выхода, а она потащилась бы за нами, выжидая момент, пока мы не сдадимся, — пояснил Герман. — Но не учла одного.
— Твоего великого ума? — предположил Колька.
— И невероятной предусмотрительности, — уточнил Герман. — А вот ты слушать не умеешь. Тебе же сказано было — тут жили Барятинские, потом Романовы. Пока мы плыли на кораблике, я пошарил в сети и выяснил, что никаких молодых хозяек в этом доме сроду не водилось, а вот одна из старых то и дело мелькает в зеркалах. Сайты любителей страшилок — они для нас первое подспорье. Вывод?
— Она, то есть эта, молодая, — тщательно подбирал слова Колька, — не имеет права тут промышлять?
— Верно, — погладил его по голове Герман. — Толковый какой у меня ученик! Не имеет. И делает это против воли хозяйки дома, которая заперта в своем зеркале. А у нее — имущественное право. Вот я и перенес ее в свое зеркальце, а потом напустил на эту дуру. Помните, я у зеркала на лестнице стоял?
— А если бы вы договорились с этой молодухой? — поинтересовался Крылов, садясь на ступеньку и беря в руку недопитую бутылку коньяку. — Еще тут, на дальних подступах? Дала бы она тебе прямо здесь клятву, что больше шалить не будет, а ее они, я так понимаю, нарушить не могут. И что бы ты тогда с этой хозяйкой дома делал?
— Я бы завтра утопил это зеркальце в Неве. — Герман отобрал у него бутылку. — Чем их меньше — тем нам лучше. Хотя все равно никуда бы она не делась — часть ее вечно будет жить в этом зеркале.
— Ты подлый человек, — констатировал факт Серега. — Оставь на пару глотков.
— А вот ты там про коридор из свечей говорил? — Колька стремился выяснить все детали, пока они из памяти не исчезли. — Это что такое?
— А, это, — крякнул оперативник, хлебнув ароматной влаги. — Это когда отдельные раздолбайки из тех, что помоложе, пытаются древний колдовской обряд к гаданию приспособить. Что к чему не знают, и дорогу таким образом всякой нечисти в наш мир открывают, или сами по ней уходят на ту сторону. Да ты такое видел, сейчас это модно в сериалы вставлять. Ну знаешь — берется зеркало, зажигаются свечи…
— Видел, видел! — обрадовался Колька. — У нас девки так гадали.
— Дуры несусветные у вас девки, — зло сказал Герман. — Это же какими надо быть идиотками? Старые маги перед такими вещами защитные руны неделю рисовали, — а эти максимум шампусика хлебнут! А потом везде плакатики висят: «Ушла из дома и не вернулась…». А откуда она вернется? Из зазеркалья?
И он снова отхлебнул из бутылки, после же протянул ее Кольке.
— Ты к нам еще приезжай, — попросил Германа Крылов. — С тобой хоть и жутко, зато весело. Тьфу. Хрень какую-то сказал.
— Нормально, — одобрил его слова Герман. — Нет, звучит диковато, но некая логика присутствует. Слушай, во сколько «Штолле» открывается? Хочу Вике вишневый пирог купить, он ей понравился очень тогда. Колька, паразит, хоть слово кому об этом скажешь — мало тебе не покажется!
Глава тринадцатаяДве души
— Ломайте, мать вашу! — гулким эхом отозвался во дворе командный генеральский бас, и в тон ему скрежетнуло железо подвальной двери.
— Палыч, это уже как-то совсем не по правилам, — нахмурившись, сказал Герман невозмутимому Ровнину. — Я все понимаю, тактика, стратегия… Он ведь не конторский даже, он сапог армейский! А мы чего-то под него гнемся!
— Герман, не суетись, — лениво ответил ему Ровнин, качнув черным зонтом, под которым стоял. — Ну да, ты прав. Я вообще их мог сразу к лешему послать, без разговоров, но зачем спешить? Пусть дитятя в погонах еще поиграется. Смотри, как потешно он щеки надувает, это же прелесть какая-то просто. Сейчас поломает дверь, потом его гоблины в пылюке все перемажутся, а после он отсюда свалит, выбора у него не останется. Причем он себе яму этим выроет такую, что в ней полгорода закопать можно. Он-то этого не поймет сразу, но данный момент не столь важен.
— Почему не поймет? — заинтересовалась Вика.
— Потому что у него извилина в голове всего одна, — охотно ответил ей руководитель отдела. — И та в форме обода от фуражки. Но тут ничего не поделаешь, не всем военным гениями быть.
Остальные сотрудники отдела, которые тоже вышли из здания под холодный и противный ноябрьский дождь, слушали этот разговор и с интересом смотрели на происходящее, предвкушая развлечение. Страха или чего-то подобного ни у кого в глазах не имелось. Как, кстати, и удивления.
Колька, естественно, тоже слышал этот разговор, но вот ему лично почему-то было невесело. Да и какой тут повод для смеха? Спросить-то с него могут за все сразу — и за то, куда делись три горячих джигита, которые позавчера вечером спустились в этот подвал, и за то, почему даже их тел в нем не оказалось. А что их там не окажется, он отлично понимал.
Неделю назад Сослану был передан план здания. Насколько данный документ соответствовал правде, Колька не знал — он получил его от Ровнина, который попутно объяснил парню, что при продаже этого документа ему надо будет сказать заказчику.
— Слово в слово, — втолковывал он Кольке. — Ты непременно должен произнести при разговоре и потом еще раз повторить! Итак — вот здесь, в подвале, ты не был никогда, тебя туда не пускают, и что там находится, ты не знаешь. Да и вообще не советуешь никому туда соваться, поскольку слышал разговор о том, что там небезопасно. По факту потом выйдет, что ты их честно предупреждал. Ну а что тебя не послушали — так в этом ты не виноват.
— Что-то я сомневаюсь, что Сослан мои предупреждения припомнит, — поёжился Колька. — Нет, я не трушу… Или не сильно трушу… Но как бы мне потом не аукнулись эти интриги.
— Во-первых, может, у них достанет ума не лезть в подвал. Вряд ли, но кто знает? — пригладил волосы Ровнин. — Во-вторых, убив тебя, они ничего не выигрывают. Источник в здании будет потерян, и время с деньгами, в него вложенные — тоже. Деньги ладно, а вот времени Арвену точно станет жаль. И того, что уже прошло, и того, которое придется потратить на поиски нового канала информации. А самолюбие? А натянуть нам нос максимально быстро? Ментальность тоже учитывай.
— Тогда какой смысл в этих словах? — не понимал Колька.
— Огромный, — назидательно произнес начальник отдела. — Это — Кавказ, и слово «месть» там не просто слово. Если ты предупредил его о том, что там небезопасно — тебе можно и не мстить, ты свою часть договора выполнил. Ну, на самом деле, если бы ты был для него бесполезен, тебя бы убили и так, и эдак. Но ты — полезен, а значит, тебя стоит оставить в живых. А вот если ты просто отдашь карту и ничего не скажешь — значит, виноват, значит, завлек его людей в ловушку, а такое прощать нельзя. И черт с ними, со временем и деньгами. Нет, он бизнесмен, ему, возможно, все эти дремучие традиции и будут по барабану, но его же люди такое поведение понять не смогут. Так что придется ему соответствовать. Осознал?
— Маленько, — опечалился Колька, предчувствуя очередные неприятные моменты в своей жизни. — Вот что ему неймется? Ведь мы хорошими делами занимаемся, чего он к нам лезет? А мы ведь и сына его спасли!
— Вопрос, я так понимаю, риторический? — улыбнулся Ровнин. — Я же тебе всё объяснял.
— Да помню я, — невесело ответил ему парень. — Только от этого не легче. И, если честно, немного не по себе.
— Было бы странно, случись по-другому. — Ровнин был невозмутим. — У тебя просто все нормально с рефлексами, я это всегда утверждал. И сейчас ты тоже сделаешь всё как надо. Пора это дело потихоньку к логическому концу подводить.
И Колька сделал всё как надо. Он передал карту Сослану, дважды повторил предупреждение, и вот результат. Накануне, два дня назад, три поджарых джигита вскрыли дверь, ведущую в подвал, который находился с торца здания, и зашли в него, Колька сам видел запись с камеры. Собственно, на этом всё и закончилось, по крайней мере, для них. Обратно они не выходили и в здании не появлялись, куда делись — непонятно.