– Ну, не знаю, – подтолкнул их Игорь, – может, вы тут еще кого-нибудь на органы пускаете, или нужно съесть сердце допрошенного врага, или под Голливудом есть еще один Голливуд, или есть подземная вертолетная площадка, и мы послезавтра вылетаем на карательную операцию в какую-нибудь деревеньку и выжигаем ее дотла.
– А, – понял Игорь Васильевич, – ты об этом. Ты обиделся, что ли, что тебе не все сразу рассказали?
– Я боюсь, – сказал Игорь. – что я еще чего-то не знаю. Нельзя ли сразу как-нибудь рассказать обо всех аспектах моей работы.
– Нашелся гуляка? – донесся из коридора голос Сергея Сергеевича.
– Нашелся-нашелся, – ответили ему все дружным хором, даже Игорь зачем-то вставил свой голос, причем вложил в него ту же интонацию снисходительности и облегчения, что и остальные.
– Я же говорил, что он тут где-нибудь, – сказал Сергей Сергеевич и, судя по хлопнувшей двери, опять закрылся у себя в кабинете.
– Честно говоря, – сказал Игорь вполголоса, – кажется, я хочу нажраться. Мне даже странно, что я это произношу. Я понимаю, ребята, что вы это уже все очень долго делаете, и все самое тяжелое на вас лежит, но я не понимаю, как вы так долго выдерживаете. Мне кажется, что мне и двух раз хватило, и только алкоголь спасет меня от…
Игорь не мог подобрать слова, чтобы выразить, как едет у него в данный момент крыша, но судя по тому, что лица Игоря Васильевича, Молодого и даже Фила озарились светом понимания, сочувствия и готовности к выпивке, они поняли, что имеет в виду Игорь. Игорь Васильевич только глянул на Молодого, а тот уже кивнул:
– Я сейчас котел остановлю и схожу за чем-нибудь.
– А я кости, когда котел остынет, уберу, – сказал Фил, когда Игорь Васильевич взглянул и на него. – Вас развезу и посмотрю, как там и что.
– Только давай, чтобы они не лежали месяц там, – сказал Игорь Васильевич. – А то придет за тобой среди ночи призрак.
– Да ну тебя, – сказал Фил, – после того, что мы тут делаем, ты еще пугать меня будешь?
– Буду, – честно сказал Игорь Васильевич таким голосом, словно уже наподдал.
Через сорок минут они уже сидели в комнатенке Фила и пили водку. Игорь Васильевич предлагал что-нибудь полегче, вроде красного сухого вина, но Игорь сказал, что не любит блевать кислятиной. К ним пытался примазаться Ринат Иосифович, но он не скидывался, да и опыт прошлых пьянок подсказывал, что Рината Иосифовича нужно гнать в шею, поэтому так и сделали. Ринат Иосифович тут же сбегал и стуканул Эсэсу, что его работники пьют на рабочем месте, Эсэс позвонил Игорю Васильевичу, но, видимо, приводил какие-то неубедительные аргументы, потому что тот быстро отлаялся от него. Игорь Васильевич ошибся, когда клал трубку и нажал кнопку громкой связи, так что до всех ушей в комнате донеслась фраза «разгоню всех на хер к херовой маме», очень всех развеселившая, потому что все уже поддали, а Фил проникся общим хмелем.
После первой же пары рюмок Игорю стало легче на душе. Разум говорил, что так недолго и спиться, а чувства говорили, что дома один он пить все равно не будет, потому что не может пить один, а на этой работе он пьет впервые и не замечал, чтобы все тут всё время квасили.
Непьющий Фил стоял в уголке, поближе к дверям, будто на тот случай, если придется быстро покидать помещение. Игорь Васильевич и Игорь продавливали разные стороны диванчика и стряхивали пепел своих сигарет в пепельницу, стоящую между ними. Когда Игорь Васильевич промахнулся мимо пепельницы, Фил заметил: «Вы мне постель не сожгите». Молодой расположился за столиком, исполняя роль виночерпия, при том что и сам пил.
– Как только начну все ронять и разливать, значит, хватит, – со знанием дела предупредил Молодой в самом начале распития, все только отмахнулись от него, дескать, знаем, уже видели, даже Игорь отмахнулся, хотя ему было неловко от того, что он поддался всеобщему чувству снисходительности к Молодому. Пепельницей Молодому служила пустая банка из-под кофе, украденного из Ринатовых запасов. На столике стояла простецкая закуска, следующим утром Игорь не мог вспомнить, какая именно.
– Ничего, что мы тут курим? – то и дело спрашивал Игорь Васильевич Фила сквозь пласты дыма, которому некуда было выходить, кроме узенькой форточки.
– Когда мне станет неприятно, я сам скажу, – каждый раз отвечал на это Фил.
После четвертой рюмки Игорь поделился мыслью, которая пришла ему в голову в конференц-зале.
– Да это и так понятно, – отмахнулись от него все чуть ли не наперебой, то есть Игорь Васильевич и правда отмахнулся, а Молодой и Фил просто поморщились. – Нужно полным дебилом быть, чтобы зариться на однушку в какой-нибудь срани и привлекать при этом фээсбэ.
Фил и Молодой сопровождали кивками чуть ли не каждое слово Игоря Васильевича.
– Ну а что это тогда? – растерянно спросил Игорь. – Трупы мы с собой не берем, если привозим кого, то сжигаем, допросы эти, по-моему, чистая профанация. Мы с Молодым занимаемся какой-то ахинеей.
– У меня не ахинея, у меня чистая наука, – самодовольно сказал Молодой уже несколько заплетающимся языком.
– Ой, да ладно, «наука», – осадил его Игорь Васильевич. – Ты к результатам месяцами не притрагиваешься, то в «ВоВ» гоняешь, то в дотку, то лысого.
Несмотря на такую очевидную подколку, никто не засмеялся, даже сам Игорь Васильевич произнес шутку с каким-то автоматическим остервенением, словно Молодой просто заслуживал такой шутки, как курящий подросток, застигнутый врасплох, заслуживает подзатыльник от отца.
Молодой и Игорь Васильевич горячо заспорили. Это, впрочем, не мешало Молодому наливать в протягиваемые рюмки. Игорь ощутил приятное внутреннее тепло, какое бывает не от водки, а от мартини, но эту мысль он решил не озвучивать, поскольку чувствовал, что Молодой и Игорь Васильевич с удовольствием перекинутся со своего спора на всяческие насмешки над таким сравнением. Фил, как будто почуяв стеснение Игоря, широко улыбнулся ему из своего угла, включил телевизор и стал смотреть какой-то дикий сериал на втором канале. Игорь зачем-то тоже стал пялиться в экран, не особо вникая, что там происходит, и не понимая, зачем Фил это смотрит, пока не заметил среди актеров мальчика. «Зашибись», – подумал Игорь, надеясь, что ошибся, и понимая при этом, что другого объяснения найти просто не может. Не очень яркая лампочка под потолком и непроницаемость окон создавала ощущение, что они до сих пор находятся в подземном бункере. «Как Гитлер», – подумал Игорь, вспомнил о людях, которых они убили, и ватная тоска опять навалилась на него.
– Ты же сам меня на мысль навел, что мы, возможно, с пришельцами боремся, потому что другого объяснения не найти и никак это не оправдать, при этом ты утверждаешь, что знаешь, что на самом деле происходит, и не говоришь, – услышал Игорь отчаянный голос Молодого и снова прислушался к спору.
– Я? – сказал Игорь Васильевич. – Да я что, псих? Никогда я такого не говорил. Я говорил, что мы людей убиваем, которых никто не хватится, вот что я говорил.
– Я точно помню, что это ты мне сказал, только не помню когда и где, – возражал Молодой. – Я еще помню, что все версии от тебя исходят, с этим-то ты уж спорить не будешь, наверно.
– Это не от меня версии, а от Эсэса, – сказал Игорь Васильевич. – Он знает правду, но вам ее говорить не желает. Она вам, типа, жизнь перевернет.
Фил радостно засмеялся то ли телевизору, то ли словам Игоря Васильевича.
– Ну тебе, Миша, хер уже, что перевернешь, – угадал его мысль Игорь Васильевич.
– Вот и я о том же, – сказал Фил.
– Фил, – сказал ему Молодой, – ты вроде не пьешь, а кажешься теперь пьянее всех.
– Это всегда так, – ответил на это замечание Игорь Васильевич. – На семейных пьянках даже дети кажутся пьяными.
– Люди, – выскочил вдруг Игорь со внезапно возникшей мыслью, которую он боялся забыть, – а что это вы со мной носитесь, как с писаной торбой? Я еще в актовом зале спрашивал, да вы что-то замяли. Сейчас скажите.
– Да кто с тобой носится? – возмутился Молодой и некрасиво искривил свое и без того некрасивое лицо, ставшее еще уродливей под воздействием алкоголя – бледнее в тех местах, где прыщей не было, и краснее в тех местах, где прыщи были.
Игорь не нашелся, что ответить, но Игорь Васильевич вступился за него.
– Да нет, все правильно, носимся, – сказал он, – у нас просто ротация большая среди тех, кто допрашивает, какая-то херь вечно с ними, что уж скрывать. Бегут люди только так. Один реально сбежал, найти не можем.
– Есть подозрение, что в дауншифтинг ушел, – сказал Молодой, – через каких-нибудь случайных знакомых.
– Видимо, не всем дано людей допрашивать и знать, что их через сто с лишним вопросов в живых не будет, – сказал Игорь Васильевич. – Чего тут только не было. И пострелушки пытались устраивать. Один в дурку залег, возможно, что навсегда. Видимо, разговор влияет на восприятие. Одно дело, когда тебе говорят, что это враги народа там, не знаю, кто еще, а совсем другое, когда вообще не знаешь за что.
– Да ладно тебе, нашли тоже проблему, – возразил Молодой. – Взяли бы какого-нибудь палача из милиции, который на пытках попался. Каждую третью воспиталку детсада возьми, они будут домой приходить и спокойно засыпать.
– Так брали ведь уже, – сказал из угла Фил.
– Ага, – поддакнул ему Игорь Васильевич, – и чем это закончилось?
Самое интересное, что Игорь Васильевич не стал говорить, чем это закончилось, а продолжил:
– Почему-то всегда находится кто-то, на ком допросчик ломается. Ломал человек ребра невинным людям, ради палочек в отчетах, а тут – херак, не выдержал, что бомжа грохнули, от которого он сам нос воротил.
– А сами-то вы как? – спросил Игорь и посмотрел на Фила и на Игоря Васильевича.
Они переглянулись. Игорь ощутил, что между ними пробежал такой взгляд, какого ему никогда не понять.
– Я ведь уже объяснял неоднократно, – сказал Игорь Васильевич, – людей масса гибнет и без нашей помощи. Но чтобы их еще больше не погибло, нужно убирать тех, кто представляет угрозу. Если государство сказало, что они представляют угрозу, значит, там знают что-то, чего мы не знаем.