– Это нацизм какой-то, – сказал Молодой. – Я тут полностью замешан, своего участия не отрицаю, не говорю, что я весь в белом, но что-то фашистское в твоих взглядах. Так, знаешь, коменданты концлагерей говорили на судах.
– Нацизм – это когда пачками людей уничтожаешь, – возразил Игорь Васильевич, – по этническому или какому другому принципу. А мы, как видишь, так далеко не заходим.
– Нет, я имею в виду, что вы так спокойно приказы выполняете оба, – сказал Молодой.
– Ну так ведь кто-то должен их выполнять, – сказал Игорь Васильевич. – Причем, как ты сказал, «спокойно». Иногда через это «спокойно» приходится их выполнять. Но это вопрос веры. Вот ты, например, в бога не веришь, и я не верю, я верю в государство и что оно необходимо. Ты во что-то тоже веришь. Любая вера так или иначе убивает. Каждая идеология жертв требует, без этого никак. Тот же капитализм много жизней уносит, но ты деньгам это в упрек не ставишь.
– Анархизм не требует ничего, – сказал Молодой, – он вообще отрицает всякую власть человека над человеком.
– Это он на словах отрицает, – сказал Игорь Васильевич. – У муравьев это, может, и прокатило бы или у пчел, но мы-то обезьяны, просто высокоорганизованные, мы в любом случае будем иерархию выстраивать, хотим мы этого или нет. Уже в самой идеологии анархизма спрятано насилие над человеческой природой, потому что он заставляет быть человека не тем, кем он является. Или быть тем, кем он не является. Или как я раньше сказал?
– Да ты уже и так и так сказал, – откликнулся Фил на адресованный Молодому вопрос.
– Похоже, тебе уже хватит, – заметил Молодой Игорю Васильевичу.
– Тебе еще несколько раз придется сказать, что мне хватит, когда правда будет хватит, – сказал Игорь Васильевич со знанием дела, но хриплым от опьянения голосом. – И как бы ты раньше в аут не ушел. Тут так-то и пить нечего.
– Ты же сам поймешь, когда ему будет хватит, – сказал Фил Молодому, – ты этот момент не пропустишь.
– Это когда он на мне всякие захваты начнет показывать? – слегка возмутился Молодой. – Надеюсь, до этого мы разъедемся уже.
– Это от меня зависит, разъедетесь вы или нет, – усмехнулся Фил. – Вы так-то уже хороши.
Тем не менее просидели они еще достаточно долго. Постепенно теплота и покой в теле Игоря сменились на речевое оживление, потому что все стали рассказывать про книги и сериалы, а Игорю непременно нужно было вставить свое мнение в общий хор. При том что Игорь каждую секунду контролировал себя, наступил момент, когда осталось для него только это настоящее, на котором нужно было балансировать, как циркачу на проволоке. Затем наступил предсказанный Филом момент, когда на любую фразу Молодого Игорь Васильевич предлагал обучить его всяким болезненным захватам, чтобы у того в жизни все было хорошо и за него не нужно было бояться. Игорю уже отшибло алкоголем все эмоции, кроме веселья, поэтому ему казалось смешным болезненное верещание Молодого, его даже позабавила мысль, что Игорь Васильевич может случайно свернуть коллеге шею. С каждым болезненным воплем Молодого Игорь смеялся, представляя растерянную морду Игоря Васильевича, стоящего над бездыханным телом.
Затем была не менее смешная сценка, когда Фил пытался забрать у Игоря Васильевича ключи от машины, но тот не давался, утверждая, что еще в силах развезти всех сам и старался захватить Фила, но тот уворачивался. Игорь тоже чувствовал себя способным доехать до дома самостоятельно, но все никак не мог найти ключи от машины, потому что они остались в повседневной его одежде (об этом он догадался, когда протрезвел).
Затем в памяти Игоря наступил окончательный провал, потому что они пили за отъезд с рабочего места, сидели на дорожку и несколько раз пили «по последней». Следующее, что помнил Игорь утром, – это как они – Игорь, Молодой и Игорь Васильевич – стояли возле гаража и смотрели, как Фил выруливает наружу в обширном автомобиле Игоря Васильевича, пока сильный ветер с мелким острым снегом дул прямо в их лица.
Последовал очередной провал в памяти. Очнулся Игорь из-за телефонного звонка, который сначала весьма долго наигрывал веселую мелодию прямо у него во сне, где продолжалась пьянка, работал телевизор, горела желтая лампа под потолком, только были они там в полном составе, включая Рината, Сергея Сергеевича и убиенного Дмитрия, еще была там большая черная собака, ходившая меж людьми и дававшая Игорю тяжелую лапу. Игорь поднял трубку, выслушал ругань жены, и только в процессе ругани, оглядевшись по сторонам, догадался, что он не дома, а все еще находится в машине Игоря Васильевича, пристегнутый к переднему пассажирскому сиденью, в то время как Фил держится за руль двумя руками и поглядывает на Игоря не без упрека.
– Да мы тут с ребятами напились, – честно сказал Игорь жене, помахивая рукой Филу, сигнализируя, что сейчас он объяснится с женой и дойдет очередь и до объяснений с Филом. – День тяжелый был просто, вот и все.
– И много таких тяжелых дней намечается? – спросила жена. – Ты знаешь, который час?
– Честно говоря, нет, – сказал Игорь.
– Ты с пьянки этой позвонить не мог? – спросила жена.
– Честно говоря, нет, – Игорь решил особо не фантазировать и по возможности придерживаться этой фразы, потому что она сама лезла наружу в ответ на любой вопросительный знак в речи жены.
– Совесть у тебя, дебила, есть? – спросила жена.
Игорь ответил ей в том же духе, что и прежде, и жена в сердцах бросила трубку.
Игорь с готовностью повернулся к Филу, чтобы выслушать теперь и его претензии. Он был в таком состоянии, когда похмелье еще не наступило, тяжелая фаза опьянения уже схлынула, а все окружающее было полно необычайной отчетливости и энергии, после этой бодрой фазы наступали «вертолеты» и совсем уже непреодолимая сонливость.
– Проснулся? – поинтересовался Фил с непонятным Игорю сарказмом.
– И что? Мы уже приехали? Ты меня выгрузить не можешь? – спросил Игорь.
– Ты адрес назвал, а теперь вылезать не желаешь, – объяснил Фил. – Говоришь, что это не твой дом.
– А какой адрес я назвал? – спросил Игорь.
Фил сказал адрес.
– Неудивительно, что я не хочу вылезать, – сказал Игорь. – Мы по старому адресу приехали. Мы раньше тут жили, а пару лет назад переехали. Не знаю, зачем я такое нагородил, но теперь нужно как-то домой все-таки попасть, ты хоть не выбросишь меня, надеюсь?
Фил смерил Игоря таким тяжелым взглядом, что будь у Игоря весы, он смог бы измерить тяжесть этого взгляда.
– Ну вы и фокусники сегодня, – вздохнул Фил, заводя и трогаясь. – Я уж думал, мы тут с тобой до утра просидим, даже смирился как-то с этим.
– Че фокусники-то? – спросил Игорь виновато.
– Адрес говори, – рыкнул Фил, но без злобы, скорее устало.
Игорь назвал адрес, на что Фил шепотом выругался.
– Ну, хочешь, я такси поймаю, – сказал Игорь. – Я же понимаю все.
– Еще не хватало, – сказал Фил, и сосредоточился на дороге и на чем-то, что происходило у него в голове, он, видимо, представил, каким бы он был козлом, если бы высадил Игоря, и ему это совсем не понравилось.
– Так что было-то? – спросил Игорь, когда лицо Фила слегка смягчилось.
Фил только цыкнул на это, вздохнул и покачал головой:
– Это одиссея была. Три дурных, один дурнее другого. Ты и Молодой несколько раз двери на ходу открывали, чтобы поблевать, причем, кажется, так и не поблевали, но каким-то горцам показалось, что Молодой таки добрался до их колеса, они давай нас тормозить, Васильич вышел, стал рассказывать им, что он делал с их мамами и папами, они отвязались, но он до самого своего дома рассказывал, что он делал с их мамами и папами, он им, вроде, стрелу забил на завтра.
– А я еще что-нибудь делал? – спросил Игорь.
– Да куда уж еще больше? – удивился Фил. – Блевать пытался на ходу – это раз. Не туда приехали – это два. Сейчас, считай, едем, когда еще приедем – неясно. Ты точно адрес назвал?
– Да точно-точно, – обнадежил Игорь.
– Смотри у меня, – сказал Фил.
– Вот странные все-таки люди, – начал Фил после некоторой паузы, – я этих ребят имею в виду, что с Васильичем спорить начали, да и сам Васильич, да все мы, наверно. Оскорбляемся тем, на что и обращать внимания не стоит, и не оскорбляемся, когда доходит до реального дела, когда нужно было бы обидеться. Вот сказал им Васильич про мам и про пап, ежу ведь понятно, что он с ними ничего не делал, что это пустой треп, из-за которого в бутылку лезть бессмысленно. Но сколько людей за неосторожный мат перо получили в бочину – не перечесть. Взять дядьку моего, он на дне рождения своего друга что-то ляпнул, что потом и вспомнить не могли, так ему друг ножом в артерию легочную попал с первого раза. Один – в могиле, другой – на пятнашку загремел. А как денежную реформу провели, никто и не думал перо в этих людей совать, хотя они много жизней поломали этой штукой. Никто того же Грачева не пытался подрезать, хотя он этого и заслужил. Тех же болельщиков взять. Одни орут, что чужой клуб говно, их противники – что говно как раз таки клуб их соперников, мощные все эти замесы. Я вот, по сути дела, пидор. Но если меня кто-нибудь так в кабаке назовет, я ведь ему все руки и ноги переломаю, хотя он, может, и не знает обо мне ни хера, просто так сказал, а если бы и знал, то ведь он прав, а все равно целым бы не ушел. Загадка.
Игорь во время бесстрастного спича Фила смотрел на приборную панель, потому что, как оказалось, оглядывать окрестности не мог: движение порождало мутное чувство в том месте, где он предполагал желудок. Указатель уровня топлива показывал, что бензина осталось всего ничего, но Фил как будто не обращал на это внимания. Игорь забеспокоился, что им придется встать где-нибудь посреди всей этой зимы, но он смолчал насчет бензина и выразил беспокойство совсем другими словами.
– А Молодому ты когда-нибудь голову не отвинтишь на этой почве? – спросил Игорь.
Фил только хмыкнул, однако, как будто поняв настоящую озабоченность Игоря, свернул и прибился к светящейся автомобильной заправке.