В гостиной Игорь Васильевич бросил Игоря в кресло возле низкого кофейного столика. Напротив находилось точно такое же кресло, в нем сидел плюшевый песочного цвета лев и смотрел на Игоря внимательными глазами. На спинке кресла висели фиолетовые детские колготки. На столике лежала пара белых детских носков, сероватых в месте стопы. Не выдержав внимательного взгляда льва, Игорь решил пересесть на диван к Игорю Васильевичу. Поскольку тот уселся посередине дивана, Игорь заметался, не зная, куда пристроиться – по левую руку Игоря Васильевича или по правую. Игорь Васильевич отвлекся от рюкзака, который мял в руках, и похлопал слева от себя. Игорь сел справа. С этого места он сразу же увидел свое жалкое отражение в телевизоре, подернутое патиной антибликового покрытия, и пожалел, что не сделал, как предлагал Игорь Васильевич.
Неожиданно появилась и так же внезапно убежала из гостиной девочка лет восьми, в таких же сиреневых колготках, какие висели на кресле. Она цапнула носки с кофейного столика, Игорь зачем-то оценивающе посмотрел и на ее удаляющуюся задницу, обтянутую трикотажем, после чего несколько раз мысленно ударил себя кулаком по башке.
В гостиную заглянула жена Фила и спросила, кофе им или чаю.
– Ирина, ну мы ведь не чай распивать пришли, – сказал Игорь Васильевич, потупившись.
– Даже и пяти минут не можете, что ли, посидеть? – спросила Ирина. – Раз уж пришли.
– Давай тогда кофе, – сказал Игорь Васильевич.
– А вам? – женщина обратилась к Игорю.
– Мне тоже, – вякнул Игорь.
Вернулась жена Фила с подносом, на котором стояли красные чашечки, сахарница и плоская тарелка с несколькими круглыми печеньями. За время своего отсутствия она успела переодеться в серый спортивный костюм и мохнатые тапочки в виде собачек. Она задержалась на пороге и, удерживая поднос в одной руке, щелкнула выключателем. Чашечки и ложечки на подносе опасно зазвенели, и Ирина торопливо ухватила поднос двумя руками. Только когда загорелся свет, Игорь понял, что начало темнеть. Жена Фила не слишком дружелюбно брякнула поднос на стол, так что кофе, разлитый по посуде, казавшейся Игорю кукольной, немного выплеснулся наружу.
– Налей уж тогда большую кружку, – сварливо заметил Игорь Васильевич, кивнув на угощение. – Ты же меня знаешь, как я эту вот штучечку буду в руках держать? Смех один.
Жена Фила залпом выпила кофе из чашечки, видимо, предназначавшейся Игорю Васильевичу, и снова удалилась.
На кофейном столике было светло, как на операционном столе. Игорь глянул наверх и увидел восемь очень ярких ламп. Он зачем-то посмотрел на Игоря Васильевича, но тот только отвел глаза, посуровел, и не двигался, пока женщина не принесла большую голубую кружку, наполненную кофе почти до краев и чуть ли не сунула ее гостю под нос.
Только тогда Игорь Васильевич пошевелился, неспешно ставя кружку перед собой, и неторопливо положил в кофе пять ложек сахара. Жена Фила села в кресло, куда Игорь Васильевич незадолго до этого совал Игоря. Видимо, из-за яркого освещения лицо ее казалось в цвет зеленоватым обоям, что их окружали. Женщина, наверно, ждала, когда Игорь Васильевич начнет говорить, но тот сначала размешал сахар, с глиняным пустотелым звуком брякая ложечкой, потом стал пить кофе, потом поставил кружку – так и не поднимая глаз.
– Что, он все-таки трахнул кого-то? – не выдержала наконец жена. – И теперь я должна ему передачки носить, как боевая подруга? Так?
Игорь Васильевич окаменел. Игорь не притрагивался к кофе и обрадовался этому, потому что от такого вопроса он непременно бы театрально поперхнулся.
– Нет, Ирина, нет, – покачал головой Игорь Васильевич, – никого он не трахнул.
«Кроме жены Рината», – подумал Игорь и едва не сказал это вслух.
Чтобы действительно не сболтнуть чего-нибудь, он торопливо ухватился за кружечку с кофе и попытался пить его как можно медленнее, хотя, как он заметил про себя, даже колибри бы управилась с такой дозой за пять минут.
– Умер Миша, – сказал Игорь Васильевич, не глядя на жену Фила.
Игорь поймал себя на том, что попеременно смотрит то на Ирину, то на Игоря Васильевича, будто наблюдает теннисный матч.
Жена Фила поднялась, зачем-то сложила колготки, висевшие на спинке кресла, как будто собиралась убрать их в шкаф, но вместо этого просто кинула их на подлокотник, потом зачем-то стала стряхивать несуществующую пыль с плюшевого льва. Игорь Васильевич, наблюдая за ней, издал горлом неопределенный звук, вроде покашливания, Игорь больше не решался смотреть на него, боясь обнаружить слезы в глазах напарника и, что называется, расчувствоваться. Видеть жену Фила, продолжавшую отряхивать льва, было тоже невыносимо, но не смотреть на них обоих он не мог, поэтому стал поглядывать то на колено Игоря Васильевича, обтянутое серой тканью, то на тапочки жены Фила, которые жизнерадостно пялились на Игоря собачьими глазами.
– То есть как умер? – спросила жена Фила подрагивающим, словно от злости, голосом.
– От инфаркта, – сказал Игорь Васильевич.
– Нет, я не о том спросила, – сказала жена Фила все тем же дрожащим голосом. – То есть вот он с вами связался, постоянно ездил во всякие ваши командировки, то туда, то сюда, мы с ним даже месяца не прожили без того, чтобы его куда-нибудь не дернули, и тут вы приезжаете в костюмах и заявляете…
Жена Фила замолкла, задушено заплакала и стала лупить Игоря плюшевым львом по голове и по шее. Первый удар был настолько неожиданный, что уже почти пустая чашечка для кофе тюкнулась об передние зубы Игоря. Чтобы женщина случайно не выбила чашечку у него из рук, Игорь, выбрав паузу между ударами, аккуратно поставил ее на поднос. Сначала избиение было безболезненным, потому что Игоря били затылком льва, но потом женщина перехватила льва в другую руку и Игорю досталось несколько ударов мордой игрушки, где были пластмассовые глаза и литой пластмассовый нос, весивший, как показалось Игорю, чуть ли не как сам лев целиком. Игорь стоически сносил избиение, а Игорь Васильевич не делал ничего, чтобы его прекратить, будто в смерти Фила был виновен не кто иной, как Игорь.
В итоге жена Фила промахнулась и угодила львом в поднос. Благоразумно отставленная Игорем чашечка, даром что казалось хрупкой, слетела со столика и, крутясь как юла, укатилась под кресло. Жена Фила села и расплакалась, уткнувшись лицом в живот льва и пытаясь заглушить рыдания. Голова и шея Игоря горели, будто натертые жесткой мочалкой. Он заметил, что у него мелко дрожат руки и колени.
– Ира, не надо, – тихо попросил Игорь Васильевич, не особенно, видно, надеясь на успех просьбы.
– Зачем вы приехали-то вообще? – злобно выкрикнула женщина, оторвавшись от льва. – Мне муж живой нужен!
Игорь Васильевич скомкал рюкзак у себя на коленях и тихо сказал:
– Ты когда отойдешь, может, тебе что-нибудь и понадобится. Там пепел его. Свидетельство о смерти, так что пособие на ребенка сможешь получать, и награды его.
Подождав какое-то время, когда женщина успокоится, Игорь Васильевич подошел к ней и слегка обнял за плечи.
Игорь осторожно ощупывал голову и смотрел на почти нетронутый кофе Игоря Васильевича, поэтому не сразу заметил, что тот подает знаки, что нужно потихоньку уходить. Игорь с готовностью вскинулся. Еще в самом начале избиения его львом Игорь понял, что не стоило проходить дальше порога, а может быть, не стоило заходить и в подъезд тоже. Скорее всего, нужно было сообщить жене Фила нехорошую новость прямо под турником, передать ей рюкзак и сразу же, не оглядываясь, идти в сторону машины. Еще Игорь понял, что льва нужно было не отряхивать, а выбить на улице или пропылесосить – в носу стоял запах плюшевой пыли.
Игорь Васильевич жестом показал на рюкзак. Игорь повесил его одной лямкой на руку напарника, как на вешалку, и сразу же подался в прихожую: видеть горе жены Фила было нелегко, потому что Игорь испытывал почти то же самое, что и она, с поправкой на то, что у него и Фила не было общих детей и долгой семейной жизни, прерываемой командировками. Плакать и бить людей плюшевыми игрушками Игорю было не положено, но почти от момента смерти Фила до этой секунды ему хотелось сорвать на ком-нибудь свое бессилие.
Он не прочь был всадить карандаш в ногу Игоря Васильевича еще раз, за то хотя бы, что он, как и остальные, как казалось Игорю, смотрят на него с некоторым осуждением, как будто Игорь был врачом и должен был усмотреть симптомы инфаркта еще за несколько дней до того, как он случился.
Завязав шнурки, Игорь еще минут десять простоял, ожидая, пока Игорь Васильевич покончит с сантиментами, или как еще было назвать его десятиминутное сидение в гостиной рядом с женой Фила.
Игорь Васильевич появился наконец, отдуваясь, как после бега, сразу, не нагибаясь, влез ногами в ботинки и вытащил Игоря из квартиры. В подъезде дышалось гораздо легче, несмотря на запах пара, видно, это был уже родной, привычный запах. Поглядев друг на друга, они оба, как по сигналу стартового пистолета, кинулись вызывать лифт. Реакция Игоря Васильевича оказалась быстрее, но толку от этого все равно не было, лифт долго скрежетал между этажами, как будто даже проезжал мимо, но не останавливался перед ними.
Напряжение Игоря усиливалось еще и тем, что он боялся услышать горькие рыдания из-за двери квартиры, которую они недавно покинули, он колебался между этим опасением и желанием дождаться лифта.
– Может, пешком? – предложил Игорь Васильевич, и по его напряженному голосу и по тому, как старший коллега оглядывается на дверь, Игорь понял, что его беспокоят те же самые чувства.
К счастью, тут двери лифта распахнулись. Внутри стоял старый холодильник «Юрюзань», на нем – герань, а больше никого не было.
– Переезжает, что ли, кто-то, – сказал Игорь Васильевич, но не стал ждать, пока хозяева холодильника и герани получат свои вещи и сразу же полез в лифт, Игорь втиснулся следом. Пока они ехали вниз, Игорь заметил, что сама герань чистая, как будто вымытая тряпочкой, и глиняный горшок тоже чистый, и даже белое блюдце, куда был поставлен горшок, хранило на себе следы многочисленных чисток, тогда как земля, в какую была воткнута герань, была покрыта пылью, словно цветок не поливали уже сто лет.