– Вау! – воскликнул Блумквист, а потом, понизив голос, спросил: – А какой он?
– Вообще-то он очень приятный человек, – ответил Ульф – Феликс сказал…
Блумквист выпучил глаза:
– Феликс? Вы знаете, как его зовут – по имени?
– Он сам попросил меня так его называть, – еще небрежнее заметил Ульф. – Это была не моя идея.
– Феликс, – раздумчиво протянул Блумквист. – А как он называл вас? Ульфом?
Он даже рассмеялся от нелепости подобного предположения.
– Да, – ответил Ульф. – Он называл меня «Ульф».
Хампус резко поднял на него взгляд:
– Так вас зовут? Ульф?
– Да, я – Ульф. – А потом с улыбкой добавил: – Вы тоже можете меня так звать, если хотите.
– Так значит, и фамилия, и имя у вас означают «волк», – сказал Хампус. – Вы – «Волк Волк».
– Это достаточно распространенное имя, – ответил Ульф. – Есть и другие имена, означающие животных.
Блумквист нахмурился:
– Их не так уж и много. Вряд ли повезет наткнуться на человека, которого зовут «Собака» или «Лошадь», верно?
Ульф начал потихоньку раздражаться. Что «Ульф», что «Варг» были совершенно нормальными именами, и не стоило человеку, которого зовут «Хампус», отпускать замечания насчет чужих имен. Хампус… Исключительно нелепое имя – не то чтобы Ульф даже в мыслях осмелился как-то привлечь к этому внимание.
Блумквист тем временем увлекся:
– А помните ту историю про мальчика, который кричал: «Волки!»? Помните?
Ульф оставил это замечание без ответа. Повернувшись к Блумквисту, он спросил:
– А как насчет вас, Блумквист? Ваша фамилия ведь значит «Цветущая ветвь», не так ли? – Не дожидаясь ответа, он продолжил: – В любом случае имена нам обсуждать не обязательно. Когда вы должны явиться на базу?
– Завтра, – ответил Хампус. – Если, конечно, они не вызовут меня раньше. Сказали, чтобы я был готов явиться немедленно в случае экстренной ситуации, но что это может быть за ситуация такая, не объяснили. Может, вторжение?
Ульф посмотрел на часы:
– Я попытаюсь выбраться туда сегодня, ближе к вечеру. Если не выйдет, то завтра, но прямо с утра.
Хампус посмотрел на него с благодарностью.
– Вы очень ко мне добры, господин Варг, – сказал он и, повернувшись к Блумквисту, добавил: – И вы тоже, господин Блумквист.
По дороге обратно в контору, сидя в «Саабе», Ульф высказал Блумквисту все, что думал о поведении армейских.
– Они считают, будто закон им не писан, – сказал он. – Но подвергать риску гражданского человека – это настоящее преступление.
– Совершенно с вами согласен, – ответил на это Блумквист.
– Ответа «нет» я от этого полковника не приму, – продолжал Ульф.
Они завернули за угол, и Блумквист показал, где он хотел бы выйти. Но прежде чем выбраться из машины, он повернулся к Ульфу и сказал:
– Та пропавшая девушка – ну, которую недавно объявили в розыск…
– Сигне Магнуссон? Да?
Блумквист принялся разглядывать свои ногти:
– У меня, кажется, есть по ней кое-какая информация.
Ульф нахмурился:
– И? Вы ее видели?
– Нет, видеть не видел. Но так уж совпало, что я иногда заглядываю в одну кофейню неподалеку от моего дома. Не часто, конечно, но бывает. Так вот, они подают там превосходный кофе – сорта все из Центральной Америки. Знаете, это просто удивительно, насколько происхождение зерен влияет на вкус.
– Да, это, конечно, важно, – сказал на это Ульф. – Но почему вы заговорили об этом месте? Какое отношение оно имеет к девушке? Она туда ходила?
Блумквист ответил, что нет, не ходила.
– Там есть один бариста – молодой парень по имени Локе. Из Гётеборга. Он раньше был футболистом, на полупрофессиональном уровне, но травмировал колено и ему пришлось все бросить. Вот уж не позавидуешь. Ударился коленом – и всё, твоя карьера окончена. Навсегда. Не повезло человеку.
– Да, – сказал Ульф. – Непросто ему, наверно. Так что там насчет этого Локе?
– Она с ним встречалась.
– А-а.
– Да. И, кстати, не с ним одним.
Ульф ждал продолжения. Торопить Блумквиста не имело смысла – проще было дать потоку сознания донести до тебя все, что требовалось, – так сказать, естественным образом. Просто некоторые люди так уж устроены, подумал Ульф: Блумквист, госпожа Хёгфорс и еще пара знакомых.
– Понимаете, – продолжал меж тем Блумквист. – Как выясняется, Сигне Магнуссон встречалась одновременно с двоими. С этим Локе, баристой, и еще с одним парнем, который работает где-то в налоговой. С обоими.
– Это называется «гулять на стороне», – проворчал Ульф.
Блумквист покачал головой:
– Необычное дело для женщины, знаете ли. Для мужчины – да, но женщины… Мне кажется, проблема в том, что женщины вообще все больше становятся похожими на мужчин, и измена, так сказать, идет в нагрузку. Вам не кажется, что наше общество становится все более андрогинным, господин Варг?
– Да, Блумквист, я тоже так думаю. Но скажите: наши молодые люди знали об этой ситуации?
Блумквист ухмыльнулся.
– Не знали. Локе сказал, он и понятия ни о чем не имел, пока ему не сказала одна подруга Сигне. – Он сделал паузу. – И второму парню она тоже сообщила.
Ульф спросил, кто именно была эта подруга.
– Та девчонка, которая была на фотографии – помните, с парнем, которого не было? – сказал на это Блумквист. – То еще совпадение, согласитесь – но это она и есть.
Глава 13Перикардит
На солдата, стоявшего у ворот базы, удостоверение Ульфа не произвело ни малейшего впечатления: он настоял на том, чтобы все-таки обыскать «Сааб».
– Превосходная старая тачка, – заметил он мимоходом, копаясь в бардачке. – Террористы на таких не ездят.
Ульф добродушно улыбнулся:
– Что ж, профилировать[11] людей теперь не разрешают – а как насчет машин?
Солдат ухмыльнулся:
– Никак нельзя. Никакого профилирования ни при каких обстоятельствах. Это приказ.
– Даже офицеров полиции нельзя?
– Даже офицеров полиции. Понимаете, я-то понимаю, что вы – не террорист, который хочет нас тут взорвать, но я могу и ошибаться, верно? Так что я инстинктам доверять не имею права.
Ульф не мог с ним не согласиться. Но, усаживаясь обратно в «Сааб», объявленный солдатом безопасным после весьма поверхностного осмотра, он подумал: что произошло с доверием? Что за страной мы стали? Это были болезненные вопросы, и именно поэтому люди старались их избегать. И он, Ульф, не станет исключением. У него была работа, и он будет ее делать, делать как следует и – насколько это от него зависело – с состраданием. Остальное он оставит на совесть Истории, чем бы эта самая История на самом деле ни являлась: оставит тому, что люди раньше называли Богом, или Провидением, или даже Судьбою, – словом, тому, с чем не приходится спорить любому смертному, а уж тем более – сотруднику Отдела деликатных расследований Следственного управления города Мальмё. Даже сам комиссар, господин Альбёрг, на своем далеком Парнасе был вынужден исполнять волю вышестоящих небожителей из Стокгольма; а они, несмотря на все свои полномочия, должны были подчиняться диктату брюссельских властей и Европейскому суду в Люксембурге. И под властью подобных структур, подумал он, грандиозных и непоколебимых, мы и влачим свои ничтожные жизни, занимаясь повседневными делишками и пытаясь убедить себя в том, что мы – хозяева своей судьбы и что наши взгляды хоть на что-то влияют. И если так обстоят дела у него, Ульфа, то насколько же хуже положение Блумквиста, стоящего на несколько ступенек ниже его, или, если уж на то пошло, у Мартена, чье место было на самом дне общества, среди собак, для которых подчинение хозяину было всем, а любые свободы, ограничены или вовсе исключены.
Мартен… Он явно шел на поправку, и госпожа Хёгфорс докладывала, что во время последней прогулки он гонялся за безвременно опавшими листьями: до осени было еще далеко, и на улице было светло и тепло – именно то, что нравится собакам.
Припарковав «Сааб», Ульф улыбнулся. Ему было за что испытывать благодарность в этой жизни, пускай он и являлся лишь винтиком в громадной и сложной машине. Не в последнюю очередь ему хотелось сказать «спасибо» за то, кем он был – и где жил: в наше время найдутся вещи и похуже, чем быть шведом; и пускай на свете существовали люди, которые бы охотно его взорвали, – но были и другие, и очень многие, жизни которых угрожали целые армии – с генералами, с воздушными силами, со всевозможным дорогостоящим оборудованием, направленным всецело на их уничтожение. «Чужое несчастье, – подумал Ульф, – это и наше несчастье тоже: волны расходятся далеко, затрагивая жизнь любого из нас».
Надпись на указателе возле стоянки гласила: «КОМЕНДАТУРА». Ульф отправился в направлении, куда указывала стрелка, мимо строгих, геометрической формы клумб: цветы на них были высажены аккуратными рядами, очевидно, рукой военного садовника; но фланги, отметил про себя Ульф, все же подвергались атаке сорняков. После клумб ему встретился мощенный булыжником круг с двумя флагштоками посередине, один – со шведским флагом, другой – с флагом полка, насколько можно было судить по изображенной на нем военной символике: рог, барабан, копье. Флагштоки когда-то были белыми, но теперь краска местами облупилась, обнажив темную древесину.
Тут впереди показалась и комендатура: приземистое, невыразительное здание в три этажа неопределенного времени постройки; перед комендатурой были припаркованы официального вида автомобили, сияющие полировкой, с флагами на капотах. Полковник не заставил себя долго ждать, и всего через несколько минут женщина-капрал в щегольской форме – накрахмаленная и отглаженная юбка, два золотых шеврона начищены и блестят – провела его в просторный кабинет, располагавшийся в передней части здания.
Хозяином кабинета был полковник Боот Пуке[12] Теорнфлихте, командующий Полумеханизированной пехотной базой имени Карла XII Густава, дворянин, бонвиван и удостоенный наград ветеран нескольких натовских миротворческих операций на Балканах, в Афганистане и много где еще. Полковник, мужчина лет сорока пяти, был в самом зените своей карьеры. Генералом ему становиться совершенно не хотелось, поскольку тогда ему пришлось бы поступиться другими своими интересами, а к его методам командования начали бы приглядываться всерьез. Полковник – это было именно то, что нужно: он мог распоряжаться на базе, как его душе было угодно, в теплой и радушной компании подчиненных ему офицеров, и у него было полно времени на столь любимые им вечеринки и официальные приемы. Спокойная, приятная жизнь – и другой ему было не нужно. Конечно, время от времени кто-то из его людей делал глупость – совершал преступление, например, в которое были вовлечены гражданские лица, или что-нибудь еще в этом роде – и тогда при решении вопроса приходилось выходить за рамки военной дисциплины. Подобные случаи особенно претили полковнику, поскольку требовали вмешательства штатских, и уж наверняка, думал он, приветствуя Ульфа у себя в кабинете, этот следователь здесь именно за этим. Быть может, убийство? Или это имеет какое-то отношение к исчезнувшему со склада динамиту? Полковнику эта история не нравилась с самого начала: вдруг динамит попадет не в те руки – ну, например, к грабителям сейфов – и начнутся вопросы относительно охраны и безопасности. Может, именно это привело… Как его бишь там? Ульфа Варга – ну и имечко – в его кабинет. Поглядим.