- Сам-то ты где обитаешь, Паша?
- Я, Софья Игоревна, в Дорожном РОВД обитаю, там по коридору до конца, спускаетесь в подвал и возле, извините, уборной, самый маленький кабинет. Так он мой.
- И почему самый маленький?
- А у меня это… - я задумался: - В общем, забыл название, боязнь больших помещений. Поэтому начальство пошло мне навстречу, выделило помещение, как раз, под мои запросы…
- Слушай, у ваз же в Дорожном РОВД какой-то скандал недавно был…
- Не знаю, Софья, я в отпуске почти полтора месяца был, поэтому, наверное, все самое интересное пропустил. Слушай, дай мне несколько визиток своих, если что, клиентов тебе денежных «подгоню».
Раскланялись мы с адвокатом на стоянке перед тюрьмой. Она гордо прошла в сторону юркой «Хонды-Цивик», после чего, лихо вырулила на дорогу, но я «сделал» ее на первом же светофоре, после чего, сразу вышел из соревнования, свернув на узкий, внутриквартальный проезд, оставив первое место в мини –гонке за собой.
Глава 14
Глава четырнадцатая.
Сентябрь 1993 года.
Золотая осень.
Локация – Дорожный РОВД.
- Громов, ты где вчера был целый день? – голос, раздавшийся за спиной, по всем признакам можно было классифицировать, как женский, но однозначно утверждать это мешал явственно слышимый в нем лязг металла.
Пацаны, с которыми я трепался «ни о чем» у крыльца РОВД, деликатно отвернулись, а я медленно и осторожно начал оборачиваться.
- И вам доброго утречка, Ольга Борисовна.
Я снял с головы фуражку с красным околышем и, прижав ее к груди, поклонился.
- Ты мне зубы не заговаривай… тьфу, не паясничай. – прекрасные глаза моей начальницы метали молнии: - Где вчера был?
- Так в СИЗО, я же вас предупреждал об этом.
- Что, целый день в СИЗО проторчал? Уверена, с тамошними операми водку пил…
- Нет, вчера не получилось, у них карантин и уставной порядок, по крайней мере, на месяц. Так что я, честно, с обеда одни только явки принимал.
- А до обеда где был?
- В Заречном РОВД разрешение на работу с жуликом выпрашивал, у майора Куделкиной…
- И что, эта сука тебе разрешение дала?
- Сначала не давала, но я сказал, что я под вами хожу, и она сразу все подписала…
- Врешь ты все, Громов…- уже спокойно, констатировала капитан Супрунец: - Сколько там явок получилось? Сколько погребов он на себя взял?
- Да кто их считал? Таких как, «пришел к психиатрическому диспансеру на улице Первой Революции, и, между двумя старыми домами вскрыл семь или восемь погребов», таких двенадцать по двум районам, если место далеко от нашей территории получается, то я такие не оформлял, итак работал до упора, уже выгнали меня из СИЗО под конец, типа, они до шести работают.
- Ну тогда молодец, конечно. А только что ты с этими явками делать будешь? Тебе жулика, на одних только явках из СИЗО, для проверки показаний на месте, не выдадут, сам знаешь, сколько таких явок из тюрьмы и зон каждый месяц приходит. Зека покататься хотят, обстановку сменить, вот и пишут всякую ерунду.
- Вы, Ольга Борисовна, не волнуйтесь, у меня все продумано. Во-первых, я вчера вечером заехал к госпоже Поповой, маме жулика и изъял у нее все эти банки при понятых…
- Да? Молодец. Пошли, покажешь…
- Э… Я, Ольга Борисовна, эти банки у гражданки Поповой оставил.
- Паша, ты дурак? Она же их…
- Да ничего она с ними не сделает. Я как изъял соленья, так, при этих же понятых, гражданке Поповой под ответственное хранение соленья и выдал, под роспись. У нее, все-таки, условия, а мне и хранить их негде. Да и вообще, я, в конце концов, офицер милиции, а не грузчик, и машина у меня не для перевозки ржавых банок предназначена.
Видя, что начальница недоверчиво хмурит тонкие, щипанные бровки, я сказал ей «Щас!» и пошел к припаркованной у тротуара машине.
Полюбовавшись через видоискатель камеры, как пожилая женщина, снимаемая на фоне подвальной кладовки с старыми дощатыми стенками, заставленной банками с домашней консервацией, прижав к груди акт передачи на ответственное хранение материальных ценностей и раскрытый паспорт, выкатив, прямо в объектив камеры, испуганные глаза, громко повторяет за мной, что она, такая-то, имя рек, принимает на ответственное хранение сто двадцать шесть банок домашней консервации, ранее добровольно выданные ей органу дознания в моем лице, и о том, что она ознакомлена о уголовной, материальной, административной и дисциплинарной ответственности за утерю или порчу вверенных ей материальных ценностей, Ольга Борисовна ничего не сказала, только пожевала ярко-красными губами, как будто не нашла подходящих слов.
- И это еще не все…- я ухватил за поясок плаща, собиравшуюся уйти, начальника отдела дознания: - Я еще, с утра, парня притащил, он с жуликом эти погреба вскрывал. Я его сейчас быстренько «поколю» т он у меня свидетелем по делу пойдет. Попов уже в явках написал, что он гражданина Славенюка Петра Федоровича силой заставлял ему помогать, но тот ни денег, ни солений от жулика не получал. То есть у нас есть банки, во всяком случае, часть их и свидетель. Как думаете, этого хватит, чтобы Попова на проводки из СИЗО забрать?
- Работай, если все в срок сделаешь, премию получишь. – Ольга Борисовна взглянула на часы, ойкнула и бросилась к входной двери в РОВД: - Пошли быстрее, сейчас селектор начнется.
Как говорится в известной поговорке – хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Вроде бы Богу я ничего не рассказывал, но план работы на день сразу полетел в тартарары. Сразу после развода, на выходе из Ленинской комнаты меня перехватил исполняющий обязанности старшего группы по «тяжким» Клименко Алексей.
- Здорова! – коллега от души хлопнул меня по плечу: - Ну, чё-как? Из СИЗО что-то путное привез?
- Извини, брат, но пока голяк… - я сокрушенно пожал плечами: - Но я продолжаю работу, если что прояснится, я сразу к тебе.
- Ладно, не забудь. – Алексей подхватил меня за руку и потащил в сторону моего кабинета: - Пошли, вместе посмотрим…
- Что посмотрим? об– не понял я, но пошел вслед за Клименко.
- Да вот, смотри…- Алексей развязал целлофановый пакет, отчего по кабинету поплыл тошнотворный аромат, достал из него потертую дамскую сумочку, обмазанную какой-то слизью, и аккуратно, исключительно по мнению опера, вывалил на подстеленную газетку ее содержимое: - Что вчера из морга прислали. На трупе была, а ты и не заметил…Надо бумаги почитать, а то труп то, до сих пор, не установленным числится.
- Фу-фу. – я отскочил от покатившейся мне под ноги, выскочившей из сумки, патрончика губной помады: - Ты что руками эту дрянь держишь? Трупный яд в любую ранку на коже занесешь и сдохнешь.
- Да ладно. – Алексей вытащил из МОЕГО канцелярского набора МОЙ карандаш и стал увлеченно тыкать им влажный и слипшийся бумажный ком, выпавший из сумочки на стол, пытаясь его развернуть.
- Стой! – я схватил коллегу за руку: - Ты что творишь? Иди к экспертам, пусть они эти бумаги хотя бы просушат и упакуют… И все свое дерьмо отсюда забери.
- Ладно. – Алексей попытался запихнуть бумагу обратно в сумку, но я ему не дал, нашел глубокую пластиковую миску из числа одноразовых, скатил испорченным карандашом бумажный комок туда и прикрыл его сверху, которые и вручил Алексею.
- Неси так экспертам, только смотри, чтобы ветром не унесло, скажи, что по трупу женщины, криминальному. Пусть хоть что-то сделают, чтобы можно было текст попытаться прочитать.
- Да понял я, понял, не дурак же. – Клименко собрал сумку и миску, после чего двинулся на выход, а я подхватил тряпку и двинулся в сторону туалета – мне предстояло сомнительное удовольствие – уборка стола после вещей покойницы.
Все-таки, Клименко, собирая рассыпанные вещи, был очень невнимательным. Тщательно, с содой, протирая столешницу, я случайно надел ногой, валяющуюся на полу, облатку от таблетки, фольгой темно-синего цвета, с одной стороны. Я поднял ее, хотел выбросить в мусорную корзину, но в последний момент остановился. Судя по цифре «-9,50», это была облатка не от таблетки, а от контактной линзы, реклама которых, наряду с прокладками, крутилась по «ящику». Я был точно уверен, что вчера ее у моего стола не валялось, уборщица моет пол в кабинете редко и только в моем присутствии. Наличие «кегебешника» с сильной близорукостью, или как их там сейчас зовут, что ночью проник в мой кабинет, с целью установки «прослушки» и решил, заодно, вставить себе линзу в глаз, я исключал, у них, все-таки, тоже медицинская комиссия должна быть, значит… Значит это Клименко выронил из гребаной сумки и даже не заметил. Я скривился, убрал облатку в конверт и вновь пошел в туалет, тщательно мыть руки. Хотел отдать коллеги конверт, отругав за невнимательность, но в последний момент решил, что целесообразнее мне будет поработать с этой облаткой, тем более, что ее послали мне сверхъестественные силы, а кто я такой, чтобы спорить с ними.
Вот не понимаю я, почему люди упертые, как бараны. Ну сказали тебе – расскажи, как было дело, и тебе за это ничего не будет. Но «свидетель» Славенюк Петр Иванович оказался упертым типом, не понимающим своего счастья. Утро до самого обеда было занято многократным перемещением этого партизана из камеры в кабинет и обратно, перемежаемый задушевными разговорами, что мне, из личной моей к Петру симпатии, очень не хочется садить его в тюрьма, поэтому он должен рассказать, как присутствовал при совершении его приятелем преступных действий. Наконец до этого винторогого … гражданина дошло, что он имеет шанс отделаться легким испугом, поэтому он подписал показания, в соответствии с моим планом, что был свидетелем и нечаянным участником преступлений Попова, так как тот принудил Петю путем угрозы применить физическое насилие. Следующий день у меня ушел полностью на проверку показаний свидетеля на месте. Так как оператора мне никто не дал, слишком несерьезными были преступления, совершенные криминальной парочкой, то мне приходилось одновременно вести протокол, снимать на камеру показания Славенюка, следить, чтоб, с трудом отловленн